Фледлунд

– В школе. Я надеюсь, – процедил Эрик. – Ее хлебом не корми, дай прогулять. Из-за этого и осталась на второй год.

Пока Киран не понимал, как реагировать на его открытость. И даже не зная Дагмар, почему-то был уверен, что та завопила бы от возмущения, узнав, что старший брат как ни в чем не бывало делится ее проблемами.

Эрик наконец-то отложил свои газеты и перевел на Кирана любопытствующий взгляд. Тому невольно бросилось в глаза, что на Эрике была та же одежда, что и вчера. Видно, он и не ложился.

– Опять все местные газеты пишут про «Плутон», – проворчал Эрик.

– Не слышал о них.

– Ну, они птицы очень локального разлива. Дурацкий патриотический отряд, который занимается любительскими раскопками. Среди них в основном одни «правые» пенсионеры. Пару лет назад грибники случайно откопали какие-то доспехи, и все – теперь им сорвало башню. Ищут исторические артефакты. Ты можешь увидеть их на окраинах города. Ходят с лопатами наперевес и вечно роют. – Во взгляде Эрика мелькнуло что-то недоброе. – Недавно около нашей фабрики почва провалилась. Наверняка потому, что они все перекопали… Отец хочет их пересажать, да не за что. Как бы мы с ним ни спорили, тут я с ним согласен.

– Похоже, им действительно делать нечего, – прокомментировал Киран, просто чтобы что-то сказать.

У Эрика была любопытная особенность откровенничать, словно они знакомы тысячу лет. Все, что он рассказывал, звучало очень по-свойски. Он не рисовался, в нем было много естественной небрежности, но что-то подсказывало, что он не со всеми так себя ведет. Каким-то образом Кирана избрали. И он пока не понимал, что делать со всеми этими фергюсоновскими щедростями.

– Или они копают что-то другое… – отстраненно пробормотал Эрик, затем будто очнулся и запоздало сообщил: – Не знаю, что ты обычно ешь, попросил сделать всего понемногу. Приятного.

– Слушай… вообще не стоит так обо мне печься, – заявил Киран.

– Я просто хочу помочь. – Эрик деликатно пригубил свою чашку, затем откинулся в кресле. Он выглядел утомленным. – Фледлунд только с виду тихое болото. Все здесь не то, чем кажется. И даже ты.

Последнее было, конечно, не в бровь, а в глаз.

– Я займусь твоей проблемой, Киран.

– Которой из? – насмешливо спросил тот.

– Начнем с клуба и отморозков. Дальше подумаем, что делать с документами. У тебя здесь будет много неприятностей, если будешь шататься по барам в одиночку. Фледлунд очень… компанейский. Везде свои группки. Тошнит от этого.

– А ты точно отсюда? – спросил Киран.

Иностранец иностранца все-таки видит издалека. Они с Эриком были чем-то похожи. Это не удавалось выразить словами, но оба выпадали из фледлундской готики.

– Да, но последние семь лет я жил в Гамбурге из-за учебы. Только закончил практику в клинике и взял перерыв, однако обоснуюсь однозначно там, – мрачно ответил Эрик. – Нравится мне это или нет, но тут моя семья.

– И вырос ты тоже во Фледлунде? – осторожно поинтересовался Киран, чтобы проверить свою интуицию.

– Нет, – качнул тот головой. – Моя мать из Японии. У отца фетиш на азиаток. Я родился, когда он временно работал в тех краях. Мы жили там, пока мне не исполнилось пять. Потом переехали в Германию.

В истории даже сквозил намек на какую-то романтику. Но Эрик сам же оборвал ее следующей фразой:

– Мама пыталась вернуться, когда мне было одиннадцать. Из-за Дагмар.

– У вас… разные матери?

Это было очевидно с первого взгляда. Эрик криво ухмыльнулся и уставился в окно.

– Да. Это была пощечина маминому самолюбию. Но все вышло неудачно. За эти годы в Германии мне, еще ребенку, пришлось сделать все, чтобы переучиться и влиться в новое общество. Когда мы приехали в Японию, я уже оказался там не к месту.

Сквозь бесстрастные интонации Эрика не удавалось понять, насколько его это травмировало. Но бесследно такие вещи не проходят.

– К тому же только здесь я привилегированный. А там я для всех «хафу». Так называют детей от смешанных браков. Семья матери живет в деревне, а Япония – очень традиционная страна. Так что, даже будучи наполовину японцем, я для них навеки гайдзин[7 - Сокращение японского слова «гайкокудзин», переводимого как «иностранец» либо как «человек извне».]. Иностранец.

Эта безродность болезненным сиянием проглядывала во всем, что он делал. Она была и в Киране, и не важно, как много он о себе помнил. Они с Эриком всюду словно свои и чужие одновременно. Природа их схожести теперь стала ему понятна.

– И не только это. Много чего связывало родителей, даже когда любовь умерла. Мы вернулись опять в Германию. Так что… да, длинный ответ получился на твой вопрос. Что-то Фледлунд во мне и взрастил. Не уверен, правда, что мне это нравится.

Эрик все чаще стал говорить загадками и сам это заметил. Его отсутствующий взгляд прояснился, и к нему вернулась прежняя приветливость.

– Ты где вообще живешь?

Киран рассказал о своей работе у букиниста, где он одновременно и жил. В этот день лавка не работала, что облегчало его возвращение. Подводить Бартоша очень не хотелось.

– Понятно. Очередной умирающий бизнес Фледлунда. Я навещу тебя, как будет что-то ясно, если не против. Телефона у тебя нет, правильно я понял?

– Да. Спасибо.

Они пожали друг другу руки, и Киран отправился на автобусную остановку. Мать Эрика он так и не увидел, как и отца. Однако семейка явно была нездоровая, недаром Дагмар такая дерганая. Знакомству с Эриком он теперь был рад. Показалось, что они друг друга понимают.

* * *

Киран шел к себе с опаской. Судя по всему, эти ублюдки за ним следили, и неизвестно, как много успели о нем разузнать. Ему просто хотелось иметь место, куда он еще мог бы вернуться. Иначе этот мир становился страшным для человека без памяти. Прежняя беспечность схлынула в один миг, все походило на грубое пробуждение.

«Я будто под наркотой был…» – размышлял Киран, приближаясь дворами к лавке Бартоша.

Раньше Фледлунд казался мистически притягательным, а сам он ходил как блаженный. Но после вчерашней встряски в полной мере высветились все проблемы его положения, и город уже больше не выглядел таким милым. Теперь в его атмосфере ощущалась затаенная враждебность, тенями расползавшаяся из старинных проулков, зданий и оврагов.

Вокруг его дома гуляли мамочки с детьми, а близняшки брызгали друг в друга газировкой из банки. Киран нырнул в подъезд и перевел дух. Чего же он так боялся теперь, когда его тело вспомнило, как обороняться?

«Оно не просто вспомнило, а сделало это с большим вкусом», – едко напомнил он себе.

Зайдя в лавку через квартиру Бартоша, он первым делом проверил хозяина. Тот дремал у себя с книгой на коленях. Киран осторожно собрал грязную посуду с его стола и начал мыть ее, а потом и всю кухню. Как же он по гроб жизни был обязан старику за кров и отсутствие требований к его сомнительной личности. Следовало бы проводить с ним больше времени… Частично очистив вместе с кухней свою совесть, Киран принял душ и в очередной раз уставился на свое обнаженное тело, ища какие-нибудь новые зацепки. За месяц новой жизни он слегка потерял мышечную массу, но все еще оставался достаточно сильным. Лицо стало суше, черты заострились. Птицы оборачивали его пестрым покрывалом, словно защищая.

«Кто ты, Киран? Почему ты любил птиц? И кто учил тебя ломать людям руки?» – молчаливо вопрошал он свое отражение.

Нервы постепенно успокаивались, и под вечер он включил допотопный компьютер в лавке, чтобы узнать больше о «ФЕМА», раз уж его так легко закинуло в мир их семейства. Синий свет монитора незаметно растопил тревоги, и он погрузился в статьи о корпорации.

«ФЕМА» лидировала в фармацевтической индустрии, преимущественно специализируясь на наркотических и психотропных препаратах. Изначально она называлась «Фергюсон Фарма», ее основал прадед Эрика и Дагмар. Первые фабрики появились в ранние послевоенные годы, и в течение всех этих лет она только укрепляла позиции. В начале девяностых прошлого века «Фергюсон Фарма» оказалась в серьезном кризисе из-за долгов, конкуренции и изменений в законодательстве некоторых рынков. Тогда и произошло слияние со швейцарским фармконцерном «Маринетти». Вертело Маринетти вытащил ее из финансового кризиса, провел реструктуризацию и, как ни странно, оставил за компанией почти полную автономию. Ходили слухи, что между Маринетти и Фергюсонами были дружеские отношения, но твердого подтверждения этого не было. После слияния возник монстр «ФЕМА», и некоторые препараты произвели революцию в лечении особо тяжелых стадий депрессии. «ФЕМА» полностью стала специализироваться на «лекарствах для исцеления души», как любовно называл их профиль Хенрик Фергюсон, пресловутый отец Эрика. У него был дар находить талантливых ученых, и одна инновация следовала за другой. Фабрика во Фледлунде – те самые злополучные трубы – являлась на данный момент самой крупной, и при ней функционировал исследовательский центр.

Это то, что было на виду. Обратная сторона успеха не была столь гладкой и имела много «дыр», в частности обвинения в загрязнении среды, нарушениях экологических соглашений и аутсорсинге в странах с дешевой рабочей силой и слабым социальным законодательством, позволявшим откровенно эксплуатировать людей. Юристы «Фема», судя по всему, были достаточно зубасты, раз корпорация продолжала жить, а ее лекарства спасать души по всему миру.

Хенрик Фергюсон, надменный седеющий мужчина с непроницаемым взглядом, хорошо транслировал властность даже через снимки. Внешне Эрик явно пошел не в него. Дагмар же выглядела как любая немецкая девчонка, в ее возрасте внешность менялась со скоростью света. Киран не заметил сходства с его детьми, и почему-то это его порадовало. Да и отпрыски явно не слишком жаловали папочку. На каком-то сайте даже уделили пару абзацев Эрику. Талантливый мальчик, пошедший по стопам отца. В нем видели потенциального наследника всей корпорации. Что думал об этом сам Эрик, было неизвестно. Но, наверное, неспроста он пошел в медицину.

Невольно Киран поймал свое отражение в настенном зеркале. Шов на лбу был идеальный. Он даже подозревал, что след почти не будет виден.

К ночи читать про «ФЕМА» уже было нечего. И так все ясно. Сонными глазами он смотрел в монитор, раздумывая, что еще задать поисковику.

Шутки ради вбил в него «Киран из Алис-Спрингс». Конечно, ничего путного не вышло. Посмотрев немного на пустынные пейзажи предположительно родного города, он выключил компьютер.