Сорванный тюльпан

Мы узнали его имя от взрослых ребят. Оно показалось мне таким добрым, смешным и очень ему подходящим. Подкараулив его возле дома, мы заспорили, кто начнет разговор первым. Раньше для нас не было так сложно, подойти и познакомиться с мальчиком, но сейчас мы обе засмущались, струсили. И нам ничего не оставалось, как только опять наблюдать за ним издалека. Он шел медленно, иногда с припрыжкой, вниз по асфальту к речке, которая протекала совсем близко от моего дома. Это по – настоящему волшебное место, с которым у меня связано много важных событий в жизни.

На рассвете там тишина, туман, птицы щебечут… Волны ласково обнимают каменные плиты, слышен шум прибоя и запах тины. На закате желто – алые отблески заходящего солнца, отражаются в реке лунной дорожкой, свет фонарей отбрасывает, местами жуткие, тени деревьев. Днем по дамбе прогуливались влюбленные пары, ребятишки ныряли с барж, купались в теплой, совсем непрозрачной воде. Наша река вытекает из соседней маленькой страны, с приличной скоростью омывает берега нашей Республики и впадает в самое необыкновенное озеро в мире. Местами она довольно широка, а вот в нашем районе не очень, и многие взрослые переплывали её. Мы жили на правом берегу, а на левый нам нельзя было ходить; только иногда мы втихушку бегали туда, потому что он славился своим песчаным пляжем, а у нас были каменные плиты. Да, запретный плод сладок, очень сладок. Ни для кого не секрет, что всё запрещенное, это как неразгаданная тайна для ребенка. Словно закрытая, спрятанная шкатулка, о которой ему известно и, рано или поздно, его начнет терзать интерес, ведь неспроста её закрыли на замок, значит, в ней есть то, чего он ещё не видел; и тогда появится сильное желание открыть её и разгадать эту тайну. Ребенку сложнее справиться со своими желаниями, обуздать свои потребности, и он легко увлекается и совершает ошибки, но раскаявшемуся дитя легче простить вину, чем взрослому, осознающему свои проступки, разумному человеку. Ребенок учится жить, соблазняясь своими желаниями, учится смирять себя, а взрослый должен уже уметь. Жизнь – это испытание, и каждый наш шаг просчитан до миллиметра, по крайней мере, я замечаю это в своей жизни. Стоит только оступиться, увлечься, соблазниться, тебя непременно накажут, а степень жестокости наказания зависит от степени тяжести совершенного греха, но наказание это для меня высшая степень любви, проявляемая ко мне тем, к кому я каждый день шепотом в одиночестве раскрываю душу и прошу прощения… а самое дорогое, что я чувствую от всего этого – это выстраданное, но заслуженное прощение. И нет для меня наказания страшнее потери этой божественной, духовной любви.

День нашего с ним знакомства был таким солнечным, что вспоминаю я все сегодня, словно разглядываю выцветший рисунок, нанесенный на бумагу давным-давно. Словно старая, заезженная видеокассета уже совсем выцвела от прожитых лет, а её все прокручивают, дабы не забыть того времени, жаль, что нельзя сделать копию оригинала, ностальгия всё ярче, а вот образы ускользают. Но никогда не забыть мне, насколько счастлива я была в этот день, не забыть тех эмоций светлых, которые я впервые переживала, они бились во мне, я хотела летать, была такая легкая, беззаботная, мою душу, словно наизнанку выворачивало пульсирование тех эмоций, я еле удерживала её в теле.

Мы следили за ним из-за гаражей, а он невольно ускорял шаг, спускаясь по косогору к речке. Сеня исчез из виду за резким поворотом, уводящим вправо, дальше длинная асфальтированная дорога вела вдоль реки до автомобильного моста, там и заканчивалась. Справа от дороги, на повороте находились развалины старых зданий (к чему они относятся, я никогда не интересовалась) они и по сей день являются «достопримечательностью местности». Самое большое строение было похоже на школу, по периметру которой располагались: вышка и небольшие домики, похожие на охранные посты, это значит, что она зачем-то хорошо охранялась. Весь второй этаж у нее был полностью разрушен, от него осталась только лестница, а в самом центре здания угрожающе скопились кирпичи вперемешку с арматурой в виде капкана. На самом деле жуткое место, но мы его не опасались, не чувствовали опасности, но и не совались туда лишний раз. Эти заброшенные руины нас не очень интересовали, а Сеня (так звали нашего незнакомца) направлялся прямо к ним. Мы же, как «гаргамель» за «смурфиками», выглядывали из-за травы и кустов различных растений, преобладающих в тех местах, благодаря размерам и количеству которых, были надежно укрыты и совсем незаметны издалека. Неслышно передвигаясь и тихонько хихикая, с боязливым любопытством мы наблюдали, как он лазает по развалинам. Внезапно Таня привстала с кукурок и громко крикнула: – СЕНЯ! – и плюхнулась на землю, изо всех сил сдерживая дикий смех. Я же почувствовала, как ударила кровь в голову, как краска залила моё лицо, от стыда мне хотелось зарыться в землю… «Вот блин!..» – молнией пронеслось у меня в голове.

– Соня … (так звали меня) – тихонько, дергая меня за плечо, протянула Таня.

– Ё моё, Таня, что ты натворила? – сердито я ответила ей, с силой прижимаясь к земле.

– Да ладно тебе, не бойся! – хохотала она – он нас не заметил.

– Да уж, успокоила… – мой саркастический ответ не заставил себя ждать, я приподнялась, посмотрела на Сеню, он в недоумении, глядел по сторонам ещё какое-то время, а потом пошел дальше к вышке.

Прошлое – близкое, дорогое сердцу веселое детство, вспоминая которое и переживая снова, понимаешь, как важна каждая его частичка. Мы сами воспитывали себя, в разных моментах и ситуациях в нас закладывались основные качества, этакий фундамент. Раньше я никогда не задумывалась о том, как детство может повлиять на дальнейшую судьбу человека. Сейчас же у меня сложилось следующее твердое мнение по этому поводу: как и в строительстве дома, фундамент – это основа и начало, так же и у человека детство как «фундамент» строительства его личности, и от того, как крепко и правильно он был заложен, будет зависеть будущее человека. Я не зря привела в пример две важные, – духовную и материальную составляющие человека, потому как: дом является одной из главных его потребностей: и по жилью и его состоянию судят о качествах личности, а личность как его социальный и психологический облик определяет, как ведет себя человек в обществе, как относится к семье и своему жилью. Мой «фундамент» основан на доброжелательности, и такие качества, как забота о ближнем и сострадание, появились тогда, когда я помогала, беззащитным, брошенным щенятам выжить в этом жестоком мире. В дальнейшем я всегда всем сострадала и пыталась помочь, жалела и любила людей и даже в редких случаях «получая в лицо», не менялось мое отношение к людям. Именно тогда в детстве, когда мы лазили по подвалам с самодельными факелами в руках, в моем фундаменте появились такие качества, как отвага, самостоятельность, самозащита и настойчивость, но самое главное качество, приобретенное мною в жутких, устрашающих условиях, это «командный дух», ответственность за жизнь и безопасность ближнего. А в тот момент, когда Таня своим криком чуть не выдала нас перед Сеней, страх оказаться в неловком положении, закрался глубоко в мой мозг, и теперь частенько дает знать о себе, поэтому в дальнейшем я старалась быть аккуратнее, так, думаю, начинают взрослеть и становиться серьёзнее маленькие девочки.

Жизнь – долгая дорога, увлекающая всё дальше от родительского дома, во время которой теряются многие образы из детства, давно мне не приходилось возвращаться в те места, где прошло мое детство, поэтому точно воссоздать сейчас ту вышку будет непросто. Помню, что она походила на башню, как в мультиках о принцессах, старая каменная, только наша была среднего размера, она явно заинтересовала Сеню. Мы подкрались к руинам, и Таня опять ещё громче крикнула: – Сеня! Только он, потирая руки о штаны, хотел подняться на самый верх вышки по её наружной ржавой лестнице, как вдруг услышал свое имя, он медленно развернулся, и заметил нас. Мы, как две дурочки, в страхе заметались, чуть не столкнулись лбами, дергая друг друга за руки, пытались ещё спрятаться. Сеня, наблюдая за нашим активным идиотизмом, еле сдерживал смех, его явно забавляло наше поведение. Потом он сделал серьёзный вид, сложил руки на груди, встал в позу и ждал от нас объяснений. Я помню, чем ближе мы подходили к нему, тем сильнее билось моё сердце. Знакомство состоялось в небольшом напряжении. Когда мы приблизились к нему, встретились взглядами, завязался разговор, я жутко стеснялась, но его улыбка немного разрядила обстановку.

– Привет… откуда вы имя то моё знаете? – Первым заговорил Сеня, было заметно, что он тоже чуточку стесняется. Таня не растерялась и быстренько сообразила.

– А мы нашли твою фотку на улице, и на обороте было имя, наверное, при переезде она вылетела из ваших вещей – Таня соврала, чтобы он не подумал, что мы специально узнавали о нём. Все врут, чтоб не оказаться в неудобном положении.

Сеня медленно обходил башню, мы шли за ним. Как и всем мальчишкам, ему хотелось произвести впечатление на нас, и он бесстрашно повис в воздухе над узеньким подвальным проходом к входной двери башни. Мы поспешили повторить его трюк. Упираясь ступнями о бордюр, а спиной прижавшись к башне, вцепившись руками в стену, я словно окаменела и зачарованно наблюдала за тем, как Сеня, улыбаясь, рассказывал о себе, и никак не могла отвести от него глаз. Таня же, напротив, была спокойна, в её поведении не было ни страха, ни стеснения. Сеня был окружен нашим пристальным вниманием, но вел себя совершенно раскованно, так словно мы уже давно были знакомы, говорил о своей жизни, при этом жестикулировал, строил гримасы, хохотал.

Сеня переехал в наш район совсем недавно, со своей семьей. Он с гордостью рассказывал о своем старшем брате Андрее. Оказалось, что его родственники живут в нашем доме, поэтому он часто будет приходить к нам в ограду. Всех друзей Андрея он уже знает, а вот со сверстниками ещё не знаком. Так мы стали его первыми друзьями.

Пока я, остолбенев от стеснения, стояла вкопанная в землю, впившись взглядом в Сеню, между ним и Таней завелся дивный диалог. Разговорившись, они, совсем не замечая меня, шли в сторону нашего дома. Я шла за ними с ощущением непонятного одиночества, наивного сожаления. Мне не хватало смелости влиться в разговор, так как я опасалась сболтнуть какую – ни будь глупость. Поникшая, шла рядом, слушала его, он редко поглядывал в мою сторону, но от его взгляда на моем лице растягивалась нелепая улыбка, я думала, что кажусь ему совсем глупой. «Ну, давай соберись, спроси его, о чем – ни будь, не будь дурочкой, говори» – внутренне я боролась с собой всю дорогу. Мне было обидно за себя, я чувствовала в себе отвратительную пустоту и робость, но как могла, скрывала свое состояние. Сеня рассказывал о своей учебе и интересовался нашей. Таня неплохо училась и не переставала хвалить себя, я опять молчала, так как похвастать было нечем. Сеня ожидал услышать от меня хоть слово, это было понятно по его бровям, которые он вопросительно поднимал, мельком глядя на меня. Мне вспоминается его спокойный, добрый взгляд, разрез его необыкновенных глаз, улыбка с ямочками на щеках, от которой по телу пробегала мелкая дрожь, и, как дурочка, я расплывалась, краснела и отводила взгляд. День прошел очень быстро, мы остановились на углу нашего дома, расставаться совсем не хотелось. Ещё немного стесняясь, он почесал затылок, поднял брови и мягко, многозначительно сказал: – Я завтра приду… Мы не попрощались, сложили ручки, опустили жалобные глазки, медленно покачиваясь из стороны в сторону наблюдали, как Сеня развернулся, сунул руки в карманы, поджал плечи и неспешно удалился.

До конца летних каникул оставалась неделя, нужно было собираться в школу, дочитывать заданные книги, но я никак не могла сосредоточиться, моя голова была полностью занята им, я предвкушала удовольствие от нашей следующей встречи, но от одной только мысли об этом, сердце становилось горячим, и жгучая кровь разливалась по телу. Мама не отпускала меня на улицу, пока я не перечитаю все книги, заданные на лето. «Домашний арест» продолжался три дня, позже она отпустила меня посмотреть школьные списки. Я забежала за Таней.

– Сеня, наверное, в нашу школу перевелся! – резко сорвалась с языка мысль, внезапно посетившая меня при встрече с Таней.

– Бежим, посмотрим в какой класс! – не удержала пламя эмоций Таня. По дороге в моей голове одна мысль перебивала другую: «хорошо, если он в мой класс попадет, тогда я каждый день буду видеть его, и может быть пойму, почему я словно выключаюсь рядом с ним»; «но тогда придется подтянуться в учебе, исправить все двойки, с такими оценками я перед ним опозорюсь, и тогда он точно будет думать, что я тупая, начнет обходить меня стороной, и мне будет очень стыдно» – да, только бы не в мой класс… – наконец-то я пришла к единственно правильному выводу и, скрестив пальцы за спиной начала искать его в списках.

Таня прыгала до потолка от счастья, когда увидела его имя в списке своего класса: пятый «в». Вдохновленная, она не умолкала всю дорогу, я же не могла скрыть разочарование от этой новости, Танины эмоции только раздражали, и мне пришлось соврать ей, что я все еще нахожусь под «домашним арестом», чтобы поскорей убежать от нее и остаться наедине с собой. Я всегда любила размышлять в тишине, в одиночестве, мечтать, где – ни будь, например, на балконе. Иногда бывают со мной минуты, когда я рада быть одной, одной грустить, одной тосковать, и такие минуты начинали находить на меня всё чаще и чаще…

Новость о том, что Сеня попадает в Танин класс с одной стороны хорошая, а с другой не очень, так как она учится со второй смены, а я с первой, мы теперь с ним будем видеться не так часто, как хотелось бы. Но ничего уже не исправить, придется довольствоваться его обществом после школы, ведь и после уроков достаточно времени на общение, к тому же на занятиях Таня поближе с ним познакомится, и мы будем гулять все вместе

2

Порою, тебя вспоминая,

Тоскую, плачу, молюсь…

Пусть светом тебе обернется

Моя безутешная грусть…

Начался пятый учебный год, переход из начальной школы в среднюю. Смена учителей и образа школьной жизни. Начальные классы обычно отделены от основной школы, дети живут в «обособленном государстве», по установленным правилам и в подчинении у своего учителя. А в старших классах ограничений нет, то есть они как- бы есть, но это мало кого волновало. В пятом классе у нас был свой кабинет, в распоряжении вся школа и полная свобода.

Сеня с первого учебного дня стал звездой всей школы. Помню, как он, окруженный друзьями, высоко подпрыгивал, чтобы помахать мне рукой! И такой счастливый, радостный был. О, как он был красив, высокий, стройный, белокурый… Его улыбка с симпатичными ямочками на щеках до того была наивная и добрейшая, что я сами, вслед за ним, в каком бы вы ни была настроении, как завороженная улыбалась ему в ответ. Глаза его всегда светились радостью, он всем её дарил, но не только внешне он был красив, но и внутренне прекрасен, он был слишком ясен и прост душою. Пожалуй, благодаря этому, он привлекал внимание всех девчонок с нашего потока, старшеклассниц и учителей. Бескорыстный, честный, щедрый, с богатым внутренним миром, он будто не знал о существовании подлости, его окружающей или не хотел знать. Он, подобно «Степному тюльпану», рос во благо, и только начал распускаться чтобы, как в легенде, принести счастье…

В школе, с его приходом, забурлила художественная жизнь, все в ней точно проснулись от зимней спячки, ожили, либо это я раньше "спала", а с ним "проснулась". Незаметно, плавно моя жизнь окрасилась в яркие краски. Как раз в это же время художественным руководителем в школу вызвался папа моей одноклассницы Нади. Это чудный, затейный, интересный мужчина высокого роста, добряк с тускловато – рыжими волосами. Я помню в нем две особенности: первая это большая родинка на левой щеке и длинный нос, вторая – это раннее облысение на макушке головы, которое он тщательно пытался спрятать выросшими волосами с правого её боку таким образом: перебрасывая часть волос с одной стороны головы на другую. Удивительный, активный, эмоциональный он в разговоре не мог не вызвать улыбку, так как и его речь и поведение вынуждали каждого, без насмешки, хохотать до слез. Размахивая руками, он на ходу выдумывал какие-то потрясающие вещи, при этом ему постоянно приходилось закидывать отросший клочок волос на макушку, чтобы не выдать свое несовершенство, ведь по возрасту, он был мужчина ещё «в самом соку». Когда он впервые зашел в наш класс, в вязаном свитере цвета «детской неожиданности», с таким располагающим лицом, что мне он сразу показался, хорошим человеком и было видно, что его призвание это дети. Сделав два шага от двери своими длинными ногами, он сразу оказался прямо напротив нас, медленно провел глазами по всем ученикам, и сам не подозревая того, раздал каждому порцию отличного настроения.

–Здравствуйте, дети! – говорил он громко и задорно – Меня зовут Леонид Борисович, я ваш новый художественный руководитель, познакомимся мы с вами после уроков в актовом зале.

– Здра – вствуй – те, Леонид Борисович – хором в классе раздалось беспредельное ликованье. Но смех и гул он заглушил одним движением руки и продолжил:

– Жду вас всех! – сказал, и быстро передвигая ногами, удалился, в этот момент он очень был похож на таракана, мы, кстати, потом его так и называли. После его ухода, на уроке всем не сиделось; ёрзанье, вошканье, стук ручкой по парте, перешептывание, не прекращались до окончания занятий. В безудержном ажиотаже, после звонка на перемену, весь класс выскользнул из двери аудитории и бешеным галопом помчался в актовый зал со стандартным ревом – Ураааа!

Школа в те годы для меня не была чем – то важным, я ее вообще не любила, была очень застенчива, поэтому боялась отвечать и поднимать руку на уроках и, конечно, получала двойки, хотя знала ответ. Теперь, только спустя десяток лет после её окончания, я осознаю то, что школа это одно из тех мест, в которое, будь такая возможность, не задумываясь, я заново пошла бы учиться. Вновь совершила бы все те ошибки, за которые тогда терзалась и каялась. Сейчас, вспоминая былое, тоскую о безвозвратном времени, о той непринужденности, сравнимой только со свободой и волей молодого жеребца в открытом чистом поле. Но согласитесь, не все школьники так думают, им присуще скорее, так же, как и мне в ученические годы, мнение о том, что школа – это полный отстой. Тогда, в те прекрасные, свободные дни мне, почему-то не хватало солнца, ощущение ненужности меня преследовало и жила я как «не раскрывшийся бутон» во мраке, ждала лучик света, и вот он появился, Сеня стал неотъемлемой частью моей жизни, он был нужен мне, необходим для полноценной жизни. Благодаря ему, я переборола в себе стеснение и страх, и жизнь постепенно начала меняться. Так, однажды, на уроке математики я подняла руку, учитель шокировано кивнул головой, я собрала все свои силы, спрятала стеснение куда-то в подсознание, смотрела учителю в глаза и выдала правильный ответ, и никто меня за это не убил, только весь класс вместе с учителем стоя мне аплодировали. После этого случая я поняла, что могу и дальше хорошо учиться, что стесняться мне надо прошлого своего поведения, а чтобы идти вперед, нужно говорить. Стеснение, страх, это лишь эмоции и управляем ими мы, а не они нами. Застенчивость вообще лишь скорлупка, в которую мы периодически залазим, и, только поверив в себя, можно навсегда забыть о том, что она существует. Сила в нас самих, если ничего не предпринимать и не высказывать свою точку зрения, боясь показаться глупым, то так и останешься никем. А даже если вдруг окажешься неправ, всегда есть возможность исправиться. Сеня стал для меня кем-то вроде кумира, ради которого меняются люди, стараются выглядеть лучше и внутренне и внешне преображаются. С ним в мою жизнь влились все цвета радуги, он наполнил её светом и теплом, казалось, что у меня вырастают крылья за спиной, и солнце в небе становиться ярче с каждым днём. Наша с ним встреча изменила мой мир, он стал иным.

Свой самый первый спектакль Леонид Борисович организовал осенью, где объединил все пятые классы. В постановке участвовал Сеня, конечно, поэтому и я вызвалась участвовать в этом мероприятии, главной роли у меня не было, но это не имело никакого значения, находиться рядом с Сеней было намного важнее для меня, войти в его жизнь, узнать его получше, быть хоть на минуточку ближе. Спектакль Леонид Борисович поставил на основе русской сказки, но диалоги, костюмы, декорации он придумал сам. Мы собирались на репетицию после уроков, нас иногда отпускали с занятий, а те, кто учился со второй смены, приходили пораньше в школу, чтобы репетировать всем вместе. Ведь участие в художественной жизни школы приветствовалось и даже поощрялось. Для меня эти два три часа, проведенные рядом с Сеней, были лучшим временем провождения в школе.

Мой пятый класс, самый обычный класс, в самой обычной традиционной школе, вот только я была настолько стеснительной, что мало общалась с одноклассниками и не имела хорошей подруги в классе. Нехотя просыпаясь утром, я думала не об учебе, а о том, что пройдет несколько ужасных часов, и мы вновь встретимся с Сеней, именно эти оптимистичные мысли помогали мне бодро преодолевать утреннюю вялость. На репетициях я сблизилась с Каролиной, мы учились с ней в одном классе, но раньше, как – будто не замечали друг друга. Ни с кем мне не было так весело как с ней, вместе мы хохотали до слез каждый день, останавливались только на минуту, чтобы снять боль напряжения на щеках от смеха. Каролина была похожа на свежеиспечённую булочку, такая же пышная, сахарная, румяная внешне и пылкая внутри. Толстая, длинная, золотая коса была ее главным достоянием, лицо русской красавицы украшал длинный остренький носик, но острее, по сути, был ее язычок, словно ядовитые стрелы были её слова самозащиты, она говорила, будто наизусть читала сценарий стендап-комика, всегда была права, самоуверенна, величественна и целеустремлённая. Каролина многому меня научила: женственности и гордости, она развязала все мои потаенные узелки, в коих когда-то я прятала свою уверенность, свое эго. Она научила меня мыслить по – взрослому, но оставаться ребенком. Думаю, что именно она заложила в моем «фундаменте» – свободу – во всем, в мыслях, в поведении, в одежде, она любила вольное слово и меня научила откровенной, не зажатой какими – либо рамками приличия, манере выражать свою точку зрения, общаться. Мы проводили с ней целый день вместе, а вечерами созванивались по телефону, настолько сильное между нами было единодушие. Единственное, что я скрывала от нее, это свое отношение к Сене. Я и на репетициях в актовом зале не подавала виду своей симпатии к нему, а только тихонько любовалась им. Но все остальные девчонки крутились возле него как дети, увидавшие целый холодильник бесплатного мороженого, при этом их лица были похожи на гримасы японских мультяшек. Особенно любезен был к нему Леонид Борисович, он как бы выделял его из толпы, относился к нему как к любимому плюшевому мишке.

Сеня вертелся на сцене, изображал смешные миниатюры, дурачился, с ним всегда было весело всем. На что и, озабоченный раздачей текстов, Леонид Борисович не мог, не обратить свое внимание. Выражение его лица исказила гримаса ужаса, в момент, когда он увидел, как Сеня чуть было не свалился с театральных подмостков. «Таракан» вспорхнул, и вмиг оказался рядом с ним, и таким деликатно – поучительным, родительским тоном обратился к нему.

– Сеня, прекращай каламбур, ты ведь чуть не свалился. Живо слезай со сцены.

Школьная театральная сцена достаточно высоко была поднята от пола, по бокам у нее вились лестницы, обтянутые красными коврами, ведущие к ее основанию, шикарные бордовые кулисы свисали яркой бахромой. И когда наблюдаешь, как ребенок ходит по краю сцены, действительно становится страшно. Но Сеня решил ослушаться так любящего его преподавателя, и продолжил свое выступление. Он разыграл финальную миниатюру «падение со сцены» и при этом был так великолепен, что все на миг задержали дыхание и замерли. Девчонки тут же подбежали к Сене, вихрем закружились вокруг него и заботливо отряхивали от пыли, поправляли рубашку, жалели его. Сеня всегда был окутан вниманием, он как букет цветов, радовал душу, его хотелось потрогать, смотреть на него, ухаживать, оберегать, это была всеобщая любовь. Столько в нем чистоты и тепла было, он, словно океан, притягивал взгляд. И можно было даже не заметить, как далеко уже тебя уносит на волнах его спокойствия. В такие моменты моя душа плыла по лунной дорожке всё дальше в глубину его небесных глаз. Я всё чаще начала замечать за собой, как безотчетно увлекалась им, так сильно, что по нескольку минут бывала, бесчувственна ко всему меня окружающему и забывала всё настоящее. Эти секунды самозабвения, моя мечтательность о нем вдохновляли меня, но переламывали самолюбие моё, самоуважение, так как наяву я понимала, что нет у меня тех сил и смелости, что руководят мною в мечтаниях. Я, будучи ещё ребенком, на тот момент никак не могла определить то удивительное незнакомое чувство, что испытывала к нему, боялась признаться себе в очевидном и отмахивалась от своих мыслей, слишком стыдилась их проявления, что ли. Он был так близко и в то же время очень далеко.

Когда я репетировала свою реплику на сцене, Сеня обычно не был заинтересован её прослушиванием, и мне было обидно, я нуждалась в его внимании, меня обижало его безразличие и в такие моменты мне хотелось сжаться со всех сил и исчезнуть куда – ни будь в безлюдное место, например на берег реки.

Если репетиции затягивались до вечера, то домой мы возвращались все вместе. Все мы жили недалеко друг от друга и со школы ходили по одной дороге. Сеня с мальчишками шел впереди нас, он часто оглядывался и когда замечал, что все наше внимание нацелено на него, начинал «дурачиться», мне нравилось, что он такой – открытый, свободный был.

К сожалению, совместных репетиций и спектаклей у нас больше не было, и мы почти не виделись. Редко, только в раздевалке, перекинемся «приветом», или на физкультуре, бывало, соединят наши классы. Эти встречи, как мгновения, что тяжело сохранить в памяти, от того мое чувство к нему возрастало, притяжение становилось сильнее, интерес не давал покоя. Так прошел год.

3

Любовь в тебе играла сильная

Закрыв глаза, ты начала войну

Но я соперничать не стану, милая

Тебе я руку дружбы протяну

Пятый год в школе разрушил наши отношения с Таней, она отдалилась от меня, стала другой, наша, когда-то близкая, нежная дружба, стала холодной и далекой. Мы взрослели и у каждой появились новые друзья и увлечения. Таня всё больше времени проводила со своими одноклассниками. Бывало, вечерами зимой посмотришь в окно, она идет со школы поздно (вторая смена) с одноклассниками и Сеня с ними, на горку кататься, а за мной, как раньше, не заходит. Я расстраивалась … но с Каролиной быстро забывала обиду.

Время пролетело незаметно и вот уже снова каникулы! Каролину на лето отправили к родственникам. А моей маме в этом году не досталась путевка в детский оздоровительный лагерь, так я осталась на лето дома, и всё вернулось на круги своя, словно и не было никогда, между нами, с Таней раздора, наши отношения стали прежними.

Жаркое было лето, яркое солнце. Наш город приезжие называют «солнечный», от того, что так много солнца, как у нас, нет нигде. Беспощадная жара гнала всех на речку. Таня была очень любознательной девочкой, ну а я училась у нее. Как – то раз мы, втайне от родителей, пошли на запретный, левый берег, поваляться на пляже под тальником, эта небольшая кустарниковая ива, имела специфический запах, но создавала атмосферу тропиков и тенек. Там мы наблюдали за головастиками в луже, проваливались по калено в тягучей грязи, так сказать, принимали грязевые ванны, правда, запах от неё был ужасный. Но не только всё это на левом берегу, было нам любопытно. Красавец мост, железный великан, ещё одна тайна нашего детства, манящая своей неизведанностью.

В моем случае моста было два: один новый автомобильный, а второй отслуживший своё время ветхий, заброшенный. Два моста со своими историями, до сих пор стоят на том месте бок о бок, скрипя, скорбят, достойно выдерживая все происходящее на них, хранят память долгих лет. Старый, мертвый мост, вселяет страх своим безжизненным видом. В него вдыхают жизнь лишь влюбленные пары, что редко, но всё же прогуливаются по его истрескавшемуся асфальту, проросшему травой; отчаянные парни пишущие свои признания в любви на его высоких арочных дугах, и те несчастные люди, что так легко и бессмысленно прощались на нем со своей жизнью. На самом деле они не хотели умирать, никто не хочет умирать. Они просто хотели избавиться от страданий. Иными словами, эти люди знают, почему хотят умереть, а вот зачем жить, не знают. Стоять на краю, сосредоточенно вглядываясь в воду, думать о том, что всё кончено, и ничего уже не исправить, прыгнуть и в полете понять, что безрассудство привело его к этому месту, страх заставил опустить руки, и лишь отчаяние вызвало слезы, он проклял и возненавидел сам себя, а что потом? Удар, болевой шок, потеря сознания, смерть. Вот это уже не исправить, не вернуться уже назад. Каким бы неудачливым, приниженным ни был человек при жизни, всё же не оправдывает его этот жалкий поступок. Какой бы сложной не была проблема, всё же она решаема. Трусливый побег ничего не решит, а вот надежда, и вера в свои силы, опора на близких, родных и любовь, помогут пройти этот сложный путь и научиться заново жить. Мы все всячески стесняемы, но не загнаны в угол; мы в растерянности, но наше положение не безвыходно. Проблемы стоит решать по мере их появления. Я слышала о судьбах людей, которые в какой – то момент своей жизни испытывали отчаяние и не хотели жить, но их обстоятельства изменились к лучшему – причем совершенно неожиданным образом, и это может случиться с каждым. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Незачем страдать, молча, разговор с близкими всегда помогает более уравновешенно относиться к ситуации. Если же всё – таки ничего изменить уже нельзя, то можно изменить свой взгляд на ситуацию. Мирясь с неизбежным, мы учимся более положительно смотреть на вещи. Тогда и охотнее ищем решение проблемы, вместо того чтобы покончить со всем раз и навсегда. Если бы в жизни не было трудностей и проблем, человек никогда не стал бы разумным и отведенный ему век казался бы никчёмным, безрадостным и скучным. Но если всё же жизнь кажется особенно беспросветной, и угасла вера в счастливое будущее, то это всего-навсего глубокое заблуждение, ведь всё зависит от нас самих. Мы все без исключения посланы в этот мир с умопостигаемой объективностью разума, стоит лишь перестать вечно жалеть себя и лениться, и сразу почувствуете то, как быстро всё в жизни станет меняться к лучшему. Всегда есть выход из состояния головастика, бултыхающегося в грязи, в состояние журавля, парящего в лазурном чистом небе.

Наши старшие сестры подняли всю округу на уши, когда обнаружили нашу пропажу и сообщили моей маме, что нас нигде нет, та в свою очередь в ужасе начала поиски по всему району. А мы уже тихонько возвращались домой по мосту, и вдруг увидели мою маму с дикими, ищущими, заплаканными глазами, ну и сестры, конечно, тоже ревели из-за чувства вины. Мы так перепугались в тот момент, что от страха оказаться наказанными, со всех ног кинулись к ним облитые слезами и стали вымаливать прощение. Мама простила нам эту шалость, после чего мы не стали больше ходить одни на левый берег. Но обман этот оставил жирный отпечаток в моем тогда ещё созревающем сознании. Чувство вины пульсировало в моей груди, подбегая к маме, я уже не боялась наказания, больше меня тяготило мамино разбитое состояние. Это совесть проснулась во мне. Я чувствовала вину за то, что обманула её, причинив ей боль душевных переживаний. С тех пор я поняла, что слезы сильная штука. Слеза – соленая вода и лишь наивная, искренняя слеза способна, растопить даже самое ледяное сердце.