17 мгновений семьи

Часть 1

Глава 1. Путешествия

В Сербии заехали с Костей на бензоколонку.

– Вы откуда? – спросил пожилой работник, взявшись за шланг.

– Я из Москвы, а моя жена армянка, из Еревана, но в детстве в Сибири жила, – как на духу выпалил муж и пошел оплачивать бензин.

– Здравствуйте, меня зовут … – протянул руку пожилой мужчина. – Ну как там, в Сибири?

– Не знаю, я давно там не была, – засмеялась я.

– Александр Сергеевич Пушкин, Лев Толстой, Некрасов, Горький, Арина Родионовна. Ехали медведи на велосипеде, – выдал мне весь багаж русского языка заправщик.

– Соси, что случилось? Что ты так смеешься? – удивился вернувшийся Костя.

– Да так. Это самая веселая заправка в моей жизни, – ответила я.

Есть люди, вынужденные много путешествовать в силу обстоятельств, например, по работе. И некоторые из них терпеть не могут процесс сборов, распаковок, прибытия на новое место, а также время, проведенное в машине, поезде, автобусе, самолете. С другой стороны, есть много людей, которые никогда никуда не ездили по тем или иным причинам. Им неизвестна притягательность дороги и незнакома романтика путешествий. Или же ими овладевает любопытство и им очень хочется куда-то поехать, но нет такой возможности. Все мы разные.

У моего дяди Гагика трое детей. Они всю жизнь живут в Ереване. Я помню, как каждое лето всей семьей они ездили на море на машине. Долгое путешествие раз в год. Но они никогда не перемещались на поездах и самолетах. Старший сын Гагика, Айк, когда ему было далеко за двадцать и он уже зарабатывал сам, однажды купил билет на самолет до Тбилиси туда и обратно на одну и ту же дату. Он вылетел в Тбилиси, пробыл в аэропорту меньше часа и на том же самолете вернулся назад. Прямо как в анекдоте про еврея, который признался, что ему нравится сама дорога, а не пункты назначения. Свой абсурдный с точки зрения простого обывателя поступок Айк объяснил очень просто: «Мне так хотелось хоть раз в жизни сесть на самолет, а Тбилиси ближе всех, куда можно полететь». И он ни разу не пожалел об этой поездке, так как получил долгожданные приятные впечатления.

Мы же с самого детства были обречены на частые путешествия и долгие дороги. В течение девяти лет, которые мы прожили в Сибири, каждое лето мы проводили в Ереване у бабушки и дедушки. Летали с пересадками, так как прямых рейсов в Ереван не было. А это значит, минимум четыре полета в год, а еще поезда и машины. И это обстоятельство сыграло огромную роль в жизни каждого из нас, пятерых детей мамы и папы: Гора, меня, Севака, Севады и даже Нанэ, которая родилась в Ереване и никогда не была в Сибири. Мы все выросли очень космополитичными. Мы достаточно легко можем адаптироваться к любым условиям, в любой стране. Мы легко и с радостью переносим любого вида переезды и путешествия. И нас не пугают новые места, незнакомые люди и всякого рода неожиданности. Конечно, это несет на себе и печать своих проблем и трудностей, но в конечном итоге они переносятся и не вводят нас в ступор или в стресс.

***

Первое путешествие прошло гладко. Самый смешной момент – это два горшка, которые мама везла с собой в ручной клади. Дело в том, что мы с Гором были не разлей вода, жили как близнецы, как будто и не было разницы в один год и 73 дня. Просыпались вместе, ели вместе, гуляли вместе, сказки слушали вместе, играли вместе, так что логично, что и на горшок ходили вместе. Как только кто-то из нас хотел по-маленькому или по-большому, второй кричал: «Я тоже хочу!». Маме никак не удавалось использовать один горшок по-очереди. Когда мы прибыли в Томск, оказалось, что студенческое общежитие, где жил папа, не может предоставить нам отдельную комнату. И пару дней мы ходили по Томску, пытаясь снять квартиру, при этом маму везде сопровождала сумка с двумя горшками. Другое жилье мы не нашли и в итоге в том же самом общежитии сказали, что предоставят нам комнату, если папа будет выполнять обязанности сантехника в мединституте. Папа согласился.

От многочисленных перелетов в детстве осталось стойкое воспоминание о постоянных задержках самолетов. Такое ощущение, что расписание было приблизительным. Время вылета указывалось в билетах, приходили мы на рейс, как и полагалось, за два часа, но никогда не вылетали вовремя. Причем это происходило повсеместно: и в Ереване, и в Челябинске, и в Красноярске, и в Томске, и в Москве. Однажды в Ереване рейс отложили на несколько часов. Так что мы в сопровождении родни вернулись домой: взрослые выпили кофе, а мы наелись фруктов от пуза. Как раз после обеда не успели съесть десерт, так как торопились в аэропорт. На обратном пути Севак заметил отару овец. «Смотрите: шкура, шкура!» – закричал Севак. Видимо, овечки ассоциировались у него со шкурой из сказки Ованнеса Туманяна «Пес и кот».

В другой раз самолет, который совершил в Челябинске техническую посадку для заправки, застрял на несколько часов. Я, Гор и Севак летели с мамой, лето выдалось очень жарким. Мы наконец-то заснули, и в это время объявили, что вылет задерживается, и стали выпускать пассажиров в здание аэропорта. Маме так жалко было нас будить, что она попросила экипаж оставить нас на борту. Так и просидела в душном самолете несколько часов, карауля наш сон.

Еще помню, что у нас всегда было много багажа. Когда летишь с детьми, это неизбежно. В ночь перед вылетом мама паковала вещи. Чемоданы были такие полные, что мама садилась на них, утрамбовывала и с усилием закрывала маленькими ключиками. Когда по приезду чемодан отпирался, то его крышка как пружинка отскакивала, и, как чертик из табакерки, во все сторону летели наши вещи.

И вот однажды в одном российском аэропорту бдительный милиционер, активный борец со спекуляцией, принял нашу семью за цыганский табор: бородатый черноволосо-кудрявый папа, мама с длинными черными волосами, с красной помадой, в черно-красном сарафане и черноглазая детвора. Он потребовал, чтобы мама открыла наш багаж для определения его содержания. Мама взмолилась, объясняя этому милиционеру, что там только детская одежда. Милиционер был неумолим. Пришлось вскрывать чемоданы, которые радостно откинули верхние челюсти и выплюнули на пол аэровокзала наши детские штанишки, трусики и кофточки. Милиционер отошел, даже не извинившись, а моя бедная мама собрала все вокруг, кое-как запихала обратно и села на чемоданы, привычным жестом подпрыгивая на них и пытаясь запереть сначала замок с одной стороны, затем с другой. Она еле сдерживала слезы.

Еще больше слез пролила мама, когда папа решил отправить меня и Гора из Ирбея в Ереван одних. Нам тогда было лет 6-7. Наступало лето, и совершенно отсутствовали варианты отправить нас с кем-то к бабушке и дедушке. Ни папа, ни мама не могли лететь, так как их отпуск приходился на август, когда они прилетали на месяц в Ереван, а затем мы все вместе летели обратно. И папа принял командирское решение: он везет нас в Красноярск, выбирает из пассажиров приличного человека, вручает нас на попечение и просит проследить во время полета до Тбилиси. А там нас встретит дедушка. Сейчас это звучит так дико, что кажется просто нереальным. Современные авиакомпании предоставляют особый сервис для несовершеннолетних детей, летящих без сопровождения, а тогда в СССР такого и в помине не было. Правда, и беспокойства за безопасность не было, как в наши дни. И ни одному работнику аэропорта или члену экипажа не пришло в голову спросить: а с кем летят эти дети?

В очереди на регистрацию папа приметил молодого парня приятной наружности и сдал ему нас. Почему папа не выбрал представительницу женского пола, я не знаю. Может, постеснялся, может, никто его не вдохновил. Но в итоге парень отлично справился со своей ролью. Он проследил, чтобы мы хорошо поели, попили, чтобы нам удобно было спать. Он сопровождал нас в туалет. Я даже помню, как он держал для нас бумажные пакетики, в которые нас рвало во время посадки. А в Тбилиси, выйдя из самолета, мы бросились в объятия дедушки, который первым делом отправил телеграмму в Ирбей: «Ценный груз принят и прибыл без проблем». Но еще до нашего вылета папа посадил маму за стол и попросил написать ее красивым почерком несколько записок следующего содержания: «Добрый человек! Дети едут в Ереван к дедушке и бабушке. В Тбилиси их должны встречать в аэропорту. Если вдруг случится ЧП и никто не встретит, будьте добры, сообщите по адресу: Ереван-6, ул. Кошевого №5, кв. 48, Григорян Вагану. Телефон: 44-46-74 или 35-30-92. Дети живут по адресу: Красноярский край, село Ирбей, центральная районная больница. Отец: Григорян Геворг». Папа тоже засел писать эти записки. Мама, обливаясь слезами, совала их во все наши карманы, багаж и детские сумки.

***

В другой раз мы с Гором слиняли в Ереван аж 9 мая! За несколько дней до этого, ночью, папу срочно вызвали в больницу. В селе Ирбейское Красноярского края, где мы тогда жили, находилась центральная районная больница (ЦРБ), куда ездили лечиться со всего Ирбейского района, который по размерам равен трети Армении. Однако плотность населения очень низкая, по данным 2017 года – меньше 16000 человек, так как эту территорию покрывает тайга с редкими населенными пунктами, которые находятся на приличном расстоянии друг от друга. ЦРБ располагалась на территории очаровательной березовой рощи и состояла из нескольких деревянных одноэтажных корпусов: станция скорой помощи, инфекционное отделение, хирургия, поликлиника, детское отделение, молочная кухня. Сразу за рощей располагалось несколько двухэтажных зданий, в которых в основном жили медработники.

Наша квартира располагалась в одном из таких домов. Мы занимали два этажа: на первом этаже – коридор, кухня и большая комната, наверху – детская комната и спальня родителей. Телефона дома у нас не было. Мама работала в поликлинике и регулярно дежурила по ночам в детском отделении. Папа работал в хирургии и там же дежурил. Помимо этого, маму и папу могли вызвать в больницу в любое время суток. Иногда бывало так, что мама дежурит, папа нас уложил спать, сам тоже лег, и вдруг среди ночи его будят и зовут на срочную операцию. Мы утром просыпаемся, родителей нет. Мы не пугались: для нас это было привычным делом; самостоятельно вставали, умывались, одевались, завтракали и шли в школу. Еще и мелких обслуживали. Однажды, когда Севаку было года три, мама была на дежурстве, а папу вызвали ночью. Он вернулся под утро и обнаружил, что Севак в пижаме спит прямо на лестнице, а на щеке застыла слеза. Видимо, Севак проснулся, захотел воды, позвал родителей, не дождался, решил сам спуститься на кухню, на темной лестнице ему стало страшно, он заплакал и там же заснул.

Так вот, из-за отсутствия телефона будили моих родителей очень оригинальным способом. Наша входная дверь никогда не закрывалась на замок, даже ночью, по причине вышеописанных ситуаций. Если ночью приходила санитарка, чтобы позвать маму или папу, то сначала она стучала в дверь. Звонка тоже на двери не было. Она была обита мягким материалом для теплоизоляции, так что стука в дверь тоже не было слышно, особенно из спальни на втором этаже. Поэтому санитарка, которая видела, что никто не отвечает, просто открывала дверь, поднималась на второй этаж, заходила в спальню, вставала у родительской кровати и говорила: «Геворг Ваганович, тяжелого больного привезли!»

Той первомайской ночью произошло именно так. Папа быстро оделся и помчался в больницу. Оказалось, пьяная молодежь устроила танцы в местном клубе, и молодому парню нанесли три ножевых ранения в живот. Папа всю ночь оперировал Сашу, который оказался… армянином (его настоящее имя – Грант). Операция прошла успешно, Саша выздоровел и стал частым гостем у нас дома.

В Ирбей из Ноемберяна приехали его брат Гена (Размик) и дядя Рубик. Замечательные люди, они были очень благодарны папе за то, что он спас Сашу, были готовы на все ради него. После выписки Саши из больницы мама предложила ему и его брату пожить у нас дома до полного выздоровления. А дядя Рубик собирался обратно в Армению. Папа попросил взять меня и Гора с собой. Улетал он 9 мая, поэтому папа пошел в школу и попросил наших классных руководителей отпустить нас почти на месяц раньше начала каникул. Он объяснил им ситуацию, учителя прониклись, к тому же и я, и Гор были на хорошем счету, хорошо учились, и учителя нас любили. Так что 9 мая мы вылетели в Тбилиси с нашим новым другом. Затем мы сели на ночной поезд до Ноемберяна. Когда утром проснулись, оказалось, что мы в одночасье перенеслись в лето. В Ирбее только недавно полностью растаял снег, зелени не было вообще, а из окон мчащегося поезда мы видели зеленые поля и огромные зеленые кроны деревьев. Но сказка продолжалась. Мы приехали в деревню дяди Саши Воскепар и провели там пару дней, пока за нами не приехал дедушка. Там мы подружились с племянницами дяди Саши, Маринэ и Наринэ, и целыми днями играли с ними на зеленых холмах среди цветов и фруктовых деревьев.

***

Однажды мы с Гором прибежали домой сильно взбудораженные.

– Мама-мама, – начали мы с порога, – нам сегодня в школе сказали, что в это воскресенье школьников будут катать на самолете. Билет стоит один рубль на человека. Вы дадите нам два рубля?

– На каком самолете вас будут катать? – задала вопрос мама.

– Ой, такое смешное название: «кукурузник[2 - Ан-2]»! – выпалили мы.

– Гор джан, Соси джан, не думайте, что я вас отговариваю, нам с папой не жалко двух рублей, – начала свою речь мама, – но вы не представляете, что такое «кукурузник». Это очень маленький самолет и очень шумный, к тому же в нем сильно укачивает. Вы же помните Як-40? Еще жаловались, что в нем очень шумно. Так вот, «кукурузник» в несколько раз шумнее.

– Ну и что? Нам интересно. Мы ведь никогда не летали на «кукурузнике»! – заголосили мы.

– А я летала в Караундже[3 - Карахундж или Караундж – деревня в Армении, в Сюникской области. Родина дедушки по материнской линии], это просто кошмар, я на полном серьезе вам говорю, – продолжала мама.

– Но мама! Нам так хочется! – настаивали мы.

– Ну раз хочется, идите, только потом не жалуйтесь мне, что плохо себя чувствуете, – сдалась мама. – Здесь дети всю жизнь живут безвылазно. Они никогда не летали на самолетах. Такие полеты устраивают для них. А вы каждый год столько летаете, причем на больших самолетах. И ждете, что вас удивит какой-то «кукурузник»?

В воскресенье в назначенное время мы явились в школу. С нас собрали деньги, посадили в автобус и повезли в аэропорт. «Кукурузник» действительно оказался ужасно маленьким самолетом. Вместо сидений с двух сторон располагались скамейки, где мы и уселись с остальными детьми. Этот полет оказался самым страшным в нашей жизни и длился он час. Целых 60 минут мы с Гором переглядывались и думали одну и ту же мысль: «Почему мы не послушались нашу маму?» «Кукурузник» оказался еще хуже, чем его описала мама. Нас бросало из стороны в сторону, и мы вцеплялись руками и ногами в узкую скамейку, пытаясь удержаться на месте. Нас жутко тошнило, голова кружилась, а уши лопались от нестерпимого гула мотора. Мы вернулись домой, как после многочасового катания на американских горках: мы еле-еле держались на ногах, так нас шатало. В ушах все еще стоял шум самолета, а тошнота проявлялась с новой силой при виде еды. «Мама джан, мы больше никогда не сядем в „кукурузник“», – пролепетали мы. Мама не стала нас упрекать, ей и так было жалко на нас смотреть.

Через несколько месяцев в Ирбее праздновали масленицу на замерзшей реке Кан. Везде раздавали блины и чай, здесь же была ярмарка народных промыслов, люди в национальных одеждах водили праздничные хороводы и пели песни. Неподалеку стоял «кукурузник», который также обеспечивал аттракцион: полет над Ирбеем. Мы схватились за полы маминой шубы: «Мама, мы не хотим летать на „кукурузнике“». Мама рассмеялась: «Ну раз не хотите, никто вас заставлять не будет».

***

По соседству с нами в Ирбее жила тетя Сондра, тоже врач, с дочерью Викой. Они были тувинками. Вика была ровесницей Гора, мы дружили с ней, а мама – с тетей Сондрой. Однажды летом, когда мы были в Ереване, а родители собирались приехать в августе, тете Сондре предложили отправиться в командировку на месяц. Ей очень хотелось поехать, но она не знала, на кого оставить Вику. Когда рассказала об этом маме, мама очень спокойно сказала, что пускай тетя Сондра едет, а Вику оставит с нами. Более того, мама сказала, что возьмет Вику с собой в Армению, где ей точно не будет скучно. И вот Вика приехала в Ереван. Все для нее было экзотичным на нашей солнечной родине. И неведомые доселе вкуснейшие фрукты, и жара, и обилие солнца. Даже цены в магазинах! Дело в том, что в советскую эпоху в Армении продавцы округляли цены на все, начиная с хлеба. То есть сдачу копейками не давали практически никогда. Да люди и не требовали, как-то привыкли к такому порядку вещей.

Простите за отступление, но сразу на ум пришло несколько историй. Самая занимательная случилась с моим папой, который уже несколько лет жил в Сибири, где всегда возвращали сдачу до копейки. (Помните фильм «Мимино»? «Сдачи не надо!» «Мне тоже не надо!») И вот приехал папа в Ереван в отпуск и зашел в гастроном. Ничего не купил и уже собирался выходить, как увидел на полках баклажанную икру в жестяной банке. Тут он вспомнил, что очень любит баклажанную икру и давно ее не ел. Папа взял одну банку с полки и подошел к кассе. Икра стоила 46 копеек. Он протянул 50 копеек и справедливо стал ждать сдачи. Кассирша вопросительно посмотрела на него. Папа на автомате сказал: «Сдачу дайте». Кассирша нехотя положила на прилавок одну копейку. Папа удивленно повторил: «Сдачу дайте». У кассирши был такой вид, будто ее ведут на расстрел. Она с еще большей неохотой достала и положила еще одну копейку. Удерживая копейку пальцем и смотря на папу исподлобья, она сквозь зубы выдала: «Даже если убьешь, больше не дам». Тут папу осенило: он вспомнил, что находится в Ереване, а не в России, расхохотался, выложил первую копейку перед кассиршей и удалился со своей банкой баклажанной икры.

Когда мы жили у бабушки и дедушки, то за хлебом всегда ходил Гор или я, а часто вместе. Обычно бабушка давала нам рубль, и мы покупали четыре матнакаша[4 - Разновидность армянского хлеба] по 25 копеек, то есть тратили весь рубль без сдачи. И вот однажды, возвращаясь откуда-то с дедушкой, мы подошли к нашему зданию. Дедушка сказал, что он поднимется домой, а нас попросил сбегать за хлебом. Он выдал нам 70 копеек и сказал купить 3 матнакаша. Мы очень удивились, что дедушка неправильно посчитал сумму и дал нам на 5 копеек меньше. На что дедушка ответил, что матнакаш стоит 23 копейки и нам хватит этого. Мы были просто изумлены: покупая из года в год один и тот же хлеб, мы даже не подозревали о его реальной цене.

Такой же шок испытала Вика. В тот день нам родители выдали деньги, и мы купили пломбирные брикеты мороженого в серебристой упаковке по 20 копеек. Все время, пока мы возвращались от будки с мороженым и пока поглощали его, сидя на бордюре во дворе, Вика донимала нас вопросом, почему нигде не написано, что мороженое стоит 20 копеек, и откуда нам это известно. Мы отмахивались от Вики и смотрели на нее немного свысока, типа, это же наш город, мы тут все знаем. Наконец, мороженое было съедено. Вике так понравилась блестящая упаковка, что она промыла ее тут же в пулпулаке[5 - Питьевой фонтанчик] и расстелила на асфальте сушиться. При этом стала внимательно рассматривать цветные силуэты фигурок на бумажной упаковке. И вдруг как закричит: «Смотрите, смотрите!». Мы кинулись к Вике, снедаемые любопытством. «Вот, здесь написано: «цена 18 копеек», – сказала Вика, победно окинув нас взглядом. Удивительное открытие!

В очередное воскресенье мы отправились в зоопарк. Ходили от одной уже знакомой клетки к другой и все время подзывали Вику посмотреть то на слона, то на льва, то на мартышек. И вот подходим к клетке с яками, а Вика где-то застряла. И мы ей кричим через дорогу: «Вика, иди сюда скорее, смотри, здесь яки!». И тут Вика на весь зоопарк кричит в ответ: «Ой, у моего дедушки таких 40 штук». Весь народ обернулся посмотреть на узкоглазую чужестранку. Умела Вика удивить – это правда.

***

С самого детства папа установил семейную традицию. Перед тем как объявить какую-то сверхважную новость, он просил нас построиться по росту и, соответственно, по возрасту. Обычно сообщение касалось ожидаемого пополнения в семье. Так было перед рождением Севака, когда мы с Гором очень обрадовались, что у нас дома будет малыш. Так было перед рождением Севады, когда не только я, но и вся семья думала, что по закону логики должна родиться девочка. Так было перед рождением Нанэ, когда Гору было уже 16 лет и он на радостях поднял маму на руки. В мае 1986 года папа построил нас по росту, и Севак спросил: «Еще ребенок будет?». А папа ответил: «Нет, мы возвращаемся в Ереван. Насовсем». Закончилась наша сибирская эпопея. И то лето стало единственным, которое мы провели не в Ереване, а в Сибири.

Так как с собой нужно было везти много вещей, решено было, что поедем на поезде из Томска аж до самого Еревана. За 9 лет жизни в Сибири у нас накопились кое-какие пожитки и, самое главное, много книг. Поэтому папа заказал контейнер, а мама стала заранее собирать вещи. Она отмерила в комнате угол четко по размерам контейнера в длину, ширину и высоту и запаслась коробками. У мамы был удивительный талант паковать вещи. Например, в Ирбее, еще до того, как папа сделал книжные полки на всю стену, книги лежали аккуратными стопками на гардеробе, сверху покрытые целлофановой пленкой. Когда к нам приехал погостить дядя Гарик, он попросил у мамы разрешения посмотреть книги и что-то почитать. Он клятвенно обещал, что сам все потом сложит в том же порядке. Мама только снисходительно улыбнулась. И была права, потому что когда дядя Гарик сложил книги на гардеробе, то достаточно большая часть просто осталась лежать на полу. Он никак не мог понять, как мама умудрилась сложить туда все без остатка. Пришлось маме повторить свой трюк.

Мама паковала вещи в коробки и клала их в контейнерный угол, точно рассчитывая, где и что должно лежать, чтобы использовать место по максимуму и все уместить. И все бы хорошо, но однажды ночью, развешивая белье в прачечной комнате нашего общежития, она упала с шатающегося стула и сломала себе ногу. Утром папа поставил маме гипс и ушел на работу. Мама как ни в чем не бывало закончила все домашние дела и продолжила паковывать вещи. Когда папа вернулся с работы, он увидел, что контейнерный угол заполнился новыми коробками. Папа сделал круглые глаза и спросил маму:

– Ты это сегодня упаковала?