Как я обстрелял Соединенные Штаты Америки

А затем, не меняя иглы (все равно чума), всадил каждому солдатику-ракетчику под лопатку по кубику этой мутной жидкости. Его помощник – ефрейтор обильно смазывал спины иодом.

Увидев нас – промышленников эскулапы радостно заулыбались:

– Первым представителям ракетной промышленности Советского Союза наш солдатский привет! Не найдется ли сигаретки?

Аркаша подмигнул по приятельски:

– Угостим, если в наши холеные спины вонзите свежие иглы! Вы хоть для нас иглы поменяйте!

– К чему такая предосторожность? Для чумы все равно какой иглой введено противоядие. Но для вас с превеликим удовольствием услуга за услугу! У меня под рукой только три иглы. Две ваши.

После процедуры, снова пропустив для укрепления духа по «граммулечке», Аркадий растянул меха и мы с ним запели залихватским дуэтом:

ПОСЛЕДНИЙ НОНЕШНИЙ ДЕНЕЧЕК
ГУЛЯЮ С ВАМИ Я, ДРУЗЬЯ…

Мы прошли между солдатскими казармами, поравнялись с офицерским общежитием. При виде нас бесстрашные ракетчики с шумом закрывали окна. Только одно из них не закрылось. Из него выглянул, видать, самый смелый, а может быть, самый опьяневший от последних событий старлей и выразил свою солидарность с нами, самыми смелыми «бедолагами»:

– Мужики, я с вами, я тоже укололся! Помирать, так с музыкой!

И выбежал из общежития с буханкой хлеба:

– Закусь есть! Аркаша, рвани нашу, испытательскую!

Старлей Витенька Мотасов был готов пуститься в пляс. Но прежде мы снова промочили глотки, занюхав хлебной корочкой, и грянули залихватскую песню на цыганский мотив:

НА СТОЛЕ СТОИТ «МОСКВАНЫН АРАК»,
ПОД СТОЛОМ ЛЕЖИТ ИЗ-ПОД СПИРТА БАК,
ЗА СТОЛОМ СИДЯТ ИСПЫТАТЕЛИ,
О ЖИТЬЕ – БЫТЬЕ ГОВОРЯТ ОНИ.

РЯДОМ С ПОДВИГОМ И СПИРТОМЛЕНИЕМ —
ЭХ! ПОДГОТОВИЛИ МЫ «ИЗДЕЛИЕ»!
ОЙ! РАКЕТУ, БРАТЦЫ, С АППАРАТИКОМ!
ТЫ ЛЕТИ, ЗВЕЗДА, С КОСМОНАВТИКОМ!

Для тех, кто не знает казахского языка, поясняю: «МОСКВАНЫН АРАК» в переводе на русский язык означает «ВОДКА МОСКОВСКАЯ». Она продавалась в Советском Союзе повсеместно. Мы ее добывали на железнодорожной станции Тюра-Там у местного населения. Гадость была приличная, но мы иногда пользовались ею из-за того, чтобы прочувствовать местный казахстанский колорит.

На следующий день 43-я площадка представляла из себя полумертвое существо. Лишь в монтажно-испытательском корпусе жизнь не прекратилась. Совещание открыл заместитель технического руководителя испытаний Михаил Иванович Галась – правая рука главного конструктора нашего КБ Михаила Кузьмича Янгеля. О Янгеле подробный рассказ будет в одной из следующих глав. В то незабываемое время он находился в Москве, решал вопросы о новых разработках для КБ «Южное» в Военно-промышленной комиссии при Совете министров СССР.

Михаил Иванович сразу же взял «быка за рога»:

– В ход подготовки «машины» к старту вмешались непредвиденные обстоятельства. Накануне я был у руководства полигона. Скажу честно: в свалившихся на нашу голову неприятностях много неясного. В казахском ауле жители съели мясо сдохшего верблюда, отравились им, умерли. Подозрение у местных врачей пало на чуму. На станции Тюра-Там сдох опять же верблюд. В Звездограде в госпитале скончался солдат. У него были обнаружены, вроде бы, все признаки чумы. Подозрений много, а толком никто ничего не знает. Однако паника превзошла все границы. Нам можно было бы собрать «барахлишко» и разлететься по домам. Благо, связь с большим миром окончательно не нарушена. Местный аэропорт «Крайний» принимает и отправляет самолеты. Но завтра на полигон прилетает из Москвы специальная медицинская комиссия. Улетев, дома мы можем узнать, что все страхи были ложными. И тогда снова надо будет добираться в Тюра-Там из Днепропетровска, Харькова, Москвы, Ленинграда, Томска… Будет потеряно много времени. Но стране нужна новая орбитальная ракета не абстрактно, не в воображении политиков и журналистов, а наяву. Чтобы можно было бы ее не только пощупать, но и поразить ею цель. Поэтому не будем паниковать. Продолжим работу в монтажно-испытательном корпусе и одновременно будем следить за работой специальной медицинской комиссии.

В зале поднялся с места один из наших сотрудников:

– Михаил Иванович! Завтра утром прилетает из Днепропетровска наш самолет. Мне крайне необходимо улететь на нем домой, в Днепропетровск.

– Лев, я понимаю твое желание поскорее выбраться отсюда. Мне тоже не терпится поскорее удрать из Тюра-Тама – мои семейные дела тоже не дают мне покоя. Но будем благоразумными. Если я тебя отпущу в то время, когда работы над «машиной» не остановлены, то я должен потребовать из КБ замену тебе. И этот твой коллега – такой же многодетный – должен заменить тебя в совершенно непонятных на полигоне обстоятельствах! Но ведь ты уже находишься в них! Чем лучше твой коллега тебя! Успокойся, Лева! Давайте будем все мы благоразумными! Завтра утром прилетит спецкомиссия. Если она подтвердит наличие чумы на полигоне, то мы все, даже привитые, немедленно улетим.

– Михаил Иванович, с одной стороны, для этого потребуется несколько самолетов. А с другой стороны, я со своей работой практически все закончил. Осталось совсем не много.

– Левушка, ты чего разволновался? Самолетов будет столько, сколько потребуется. Недаром в нашем КБ «Южное» есть специальное подразделение – собственный авиаотряд с нашими собственными самолетами. Так что вывезем всех. А с другой стороны, выражаясь по твоему, мы все собравшиеся в этом зале знаем, что такое «осталось совсем не много». Это «не много» может растянуться на неделю или месяц. Ты сделал противочумную прививку? Я лично ее уже сделал. Всем, кто ее не сделал, – в лазарет! Остальным – за работу!

Как на зло, нашу орбитальную ракету лихорадило, как и весь полигон. По программе испытаний мы должны были съымитировать работу всех ступеней «орбиталки». Но на испытательной аппаратуре с завидным постоянством загорались красные транспаранты «Брак системы управления». Согласно технологии работ надо было выяснить, какие приборы на борту ракеты потеряли работоспособность, заменить их на запасные, отправить вышедшие из строя разработчикам-изготовителям в Харьков. Но нормальному принятию решений мешало разжижение мозгов от добавившейся к чумным треволнениям новой инквизиторской пытки.

Жара достигла пика – сорок три градуса в тени! И в это злополучное время на 43-ей площадке и в монтажно-испытательном корпусе захрипели краны и вода в них исчезла.

Вероятно, нашелся какой-то умник, решивший обезопасить всех нас от попадания чумной заразы путем отключения подачи воды. А после этого сбежал в «Звездоград», как это сделали «героические» работницы магазинов и столовых.

Только изощренный изувер мог изобрести такую дьявольскую пытку – чума, жара за сорок, жажда и голод. Солнце в зените! И не понять, от чего распух во рту язык – то ли от жажды, то ли уже от чумы…

И вдруг Женя Карастоянов дернул меня за руку:

– Стас, неужели у меня начались галлюцинации? Посмотри!

Мимо нас прошмыгнул солдатик с графином, наполненным живительной влагой. Но галлюцинаций не было, потому что он тут же пробежал в обратном направлении, но уже с пустым графином. Мы, как милицейские овчарки – ищейки, бросились вдогонку за ним. Выбежали из монтажно-испытательного корпуса. Наше сверхсекретное сооружение было ограждено двумя рядами колючей проволоки. А между рядами «колючки» шагал солдат-охранник с автоматом наизготове. Но следы нашего солдатика не остановились возле «колючки». Стало ясно, что в «колючке» проделана лазейка и наш солдатик прополз под двумя рядами ограждения, воспользовавшись ею. Но ведь у охранника есть приказ – на секретную территорию нашего объекта шпионов не пущать! И тем не менее наш солдатик нашел выход из положения. Спрятавшись, мы увидели, как графин воды прополз под «колючкой» в монтажно-испытательный корпус. Перед нами встал ребром вопрос жизни или смерти. На воле есть вода! Но чтобы ее добыть, надо было нарушить секретный режим охраны нашего объекта. Охранник, выполняя приказ, должен направить на нас автомат и крикнуть: «Стой! Стрелять буду!». И выстрелит! Что почетнее – погибнуть от чумы, жажды или от пули?

Вот какой выбор предстояло сделать нам с Женей! И мы решили не погибать! Поэтому когда охранник повернулся спиной к нам и пошел между рядами колючей проволоки от нас, мы поползли по-пластунски. Охранник оглянулся, но выстрела не последовало. Он понял в чем дело: в этой Великой Степи человек человеку должен быть другом и братом, если у них есть допуск на секретный объект. И мы остались жить, несмотря на нарушенные инструкции по охране в пустыне ракетного объекта.

За «колючкой» была железнодорожная насыпь, за ней спуск в котловину, на ее дне озорно блистало озерцо. Оно звало к себе, манило, притягивало. И мы во всю прыть побежали в его объятья. Озерцо оказалось простой лужей возле выходящей из под земли трубы с фонтанирующей из нее струей воды. К трубе был прикреплен колючей проволокой огромный щит с надписью огромными буквами – «Скважина не для питья. Забор воды только для технических целей!». И нарисованы были череп и кости. Они нас не остановили! Мы по очереди вваливались на трубу, жадно глотали воду, купались в фонтане. Рубашка и брюки просыхали моментально, покрываясь белыми пятнами – солью. Рядом стоял наш солдатик, смеялся, ждал своей очереди побарахтаться в этой казахстанской купели. Еще много сюрпризов преподнесет нам Великая Степь!

Вода была действительно мало пригодна для питья. Но она помогла испытателям выстоять и на этот раз! Графины с водой произвели в монтажно-испытательном ангаре фурор: «Да здравствует жизнь во всех ее проявлениях!».

Наши коллеги восклицали: «Стасу и Жене объявляется благодарность за спасение от обезвоживания! А солдатам, указавшим путь к спасению и не препятствовавшим к его осуществлению, не грех налить вечером по «граммулечке»!». Офицеры, узнав откуда вода, качали головами: «Ну и промышленность! При любых условиях выкарабкается! Но имейте в виду – в этой воде нашли какую-то бациллу» И тут же принимались пить эту «бацилльную» воду вместе с нами.

И снова было техническое совещание. На этот раз оно больше походило на перебранку. Одни доказывали, что надо, не теряя времени, заменить не правильно функционирующий прибор, обеспечивающий бортовую систему управления информацией о скорости полета ракеты. Другие требовали, не заменяя прибора, провести ряд исследования по выяснению совместимости бортовой системы управления полетом с полигонным наземно-проверочным комплексом, ибо дефект может быть «зарыт» в «наземке». Третьи доказывали, что если виноват бортовой прибор, то в Харькове дефект в нем может быть и не выявлен на стенде по простой причине – харьковский стенд и полигонный могут отличаться в какой-то степени. Четвертым не нравились вообще исследовательские работы на полигоне, так как их место в лаборатории и кроме того исследования резко удлинят время испытаний ракеты, а в сложившейся ситуации на исследования может пойти только безумец. Дебаты затянулись до полуночи.

Вернувшись в гостиницу, я с удивлением обнаружил, что из номера исчезли вещи Левы.

– Наверное, все-таки уговорил Галася и улетел в Днепропетровск, – вздохнул Аркаша Кречмер, – это мне надо было отпроситься первым. К нашим томским бортовым батареям электропитания претензий не было и нет! Ну да уж ладно, чему бывать, того не миновать. Выпьем за то, чтобы чума обратилась в блеф!

Блеф блефом, но в ту ночь, честно говоря, мы завидовали Льву. Он уже в родной семье, а нам надо было постараться заснуть на пустой желудок в условиях чумной неопределенности. Вроде все о ней говорят, а она не приходит.

В последующие два дня Галась разрывался между испытаниями на площадке и добываниям сведений о работе специальной объединенной медицинской комиссии Министерства обороны и Минздрава СССР. Наконец-то, наступил день, когда призрак чумы бесследно расстаял и мы на дружеском застолье подняли граненые стаканы за то, что наш коллектив выстоял в полигонной панике. Как мы тогда были безмерно счастливы!

Особое удовольствие доставило нам то, что высокопоставленные медицинские авторитеты установили, что чумой в казахском ауле даже не пахло. Верблюд съел ядовитую колючку и сдох. Его тушу владельцы разделали, плохо проварили, съели и отравились. Верблюд из Тюра-Тама сдох тоже не от чумы. Он попал под локомотив, переходя рельсы. В госпитале причина смерти больного была иной, хотя симптомы болезни были сходны. В чуму бы никто и не поверил, если бы в центре Великой Степи не существовали ее природные очаги и переносчики заразы – мелкие грызуны-суслики.

Все стало на свои места. Никто не болел, не умирал. Из водопроводных кранов лилась вода. Магазины, столовые, буфеты работали исправно, Лишь в курилках еще некоторое время рассказывали «чумные» анекдоты. И о них вскоре забыли, ибо все мысли теперь были заняты испытаниями.

К началу сентября «орбиталка» было подготовлена к запуску. Пуск прошел успешно, хотя отклонения от точки падения головной части на Камчатке были.

И снова разгорелся спор о причинах отклонения. Но он происходил уже не на полигоне.

Перед вылетом мы зашли в медсанчасть. Капитан Братковский выдал нам справки. Ее я храню уже много лет. Сколько переживаний было связано с ней!

Но главный удар судьбы нас ждал в Днепропетровске.

Когда я вошел в наш отдельческий зал, меня отозвали в сторону: