Леонид Васильевич Смирнов – секретный государственный деятель, обеспечивший оборонное могущество страны

«Ишь, чего захотел, а кто будет работать?» – спросил Устинов.

– «Я не специалист в вопросах гидравлики», – возразил я.

«Если у тебя есть самолюбие – выплывешь, – отчеканил Устинов. – Если нет – утонешь. Но и черт с тобой – назначим другого»…

Как я потом узнал, отобрали еще двух кандидатов. Целый месяц нас экзаменовали министерские чиновники, и таких сложных экзаменов у меня не было ни в институте, ни в академии…»

2 января 1950 года Леонида Смирнова назначили директором ЦНИИ-173.

После этого назначения его семья переехала в Москву. С сентября 1950 года Галина Николаевна продолжила преподавательскую деятельность в Московском военно-механическом техникуме.

О работе Смирнова в ЦНИИ-173 написал Ярослав Голованов в книге «Королев. Факты и мифы» (излательство «Наук», Москва, 1994 год):

«Институт занимался вопросами стабилизации стрельбы на кораблях и танках. Скрещивали зенитную пушку с радаром, который должен был ею управлять. Специалисты в стране были, но сидели в маленьких слабых лабораториях, а когда Устинов соединил их под одной крышей, началась грызня, интриги, которые гордо именовались «противоборством школ». Требовался директор нейтральный, с тематикой не связанный, как бы парящий над схваткой. Новый, 1950 год Смирнов встречал уже в должности начальника ЦНИИ-173.

Заместителем Устинова по ракетным делам был Иван Герасимович Зубович – инженер старой школы, умница и людовед. Он же курировал работы по радиолокации, и начал к Смирнову приглядываться. Ведь это очень интересно: человек совершенно не в курсе дела, а руководит целым институтом, и у него все получается…»

Через несколько месяцев ЦНИИ-173 плодотворно заработал. Многими это трактовалось как чудо. Но никакого чуда не было. В институте новый директор реализовал два основных мероприятия. Во-первых, он сумел довести до сознания сотрудников простую истину – все они сидят в одной лодке, поэтому выплыть или утонуть можно только всем вместе. Во-вторых, Смирнов освободил институт от тех сотрудников, которые демагогией прикрывали свою неспособность к созидательной деятельности. Этого вполне хватило для создания в институте здоровой, рабочей атмосферы. За участие в создании корабельных артиллерийских установок три сотрудника ЦНИИ-173 стали в 1951 году лауреатами Государственной премии СССР.

Министр Устинов считал миссию Смирнова выполненной. Но для себя решил пока оставить его на посту директора, а при случае испытать его уже на министерском поприще. И такая возможность вскоре представилась.

3 февраля 1951 г. для организации работ по созданию ракетной системы ПВО было сформировано Третье главное управление при Совете Министров СССР. Туда перевели ряд руководящих работников Министерства вооружения.

В результате «кадровой подвижки» вакантной оказалась должность начальника 7-го Главного управления Министерства вооружения (МВ). Устинов вылвинул на эту должность Л.В. Смирнова.

29 августа 1951 года постановлением правительства Л.В. Смирнов был назначен начальником 7-го Главного управления министерства вооружения.

Стоит пояснить, что такое 7-е Главное управление МВ и чем оно занималось. Постановлением № 1017-419 Министерство вооружения было определено головным по реактивным снарядам с жидкостными двигателями, иными словами – по ракетам дальнего действия. Для решения задачи, поставленной перед Министерством, в нем создали 7-е Главное управление – управление по реактивной технике. Управление осуществляло непосредственное и повседневное руководство предприятиями, создававшими ракетную технику, а также обеспечивало взаимодействие со смежными министерствами и Заказчиком.

Создателем и первым начальником 7-го Главного (ракетного) управления МВ (в 1946-1949 гг.) был С.И. Ветошкин. Он же был председателем Государственной комиссии по летным испытаниям ракеты Р-1 С.П. Королева.

Ветеран ракетно-космической отрасли Б.Е. Черток писал о С.И. Ветошкине и о Л.В. Смирнове:

«Стопроцентный артиллерист-вооруженец Сергей Иванович понял, что пришла пора переучиваться. Человек умный, доброжелательный и скромный, обладающий большим чувством ответственности, он пытался прежде всего разобраться в этой совсем новой области техники».

После А.С. Спиридонова (1949–1950 гг.) и И.Г. Зубовича (1950–1951 гг.) настал черед Л.В. Смирнова осваивать ракетную технику в должности начальника 7-го Главного управления МВ. В той круговерти, в которую он окунулся, трудно было провести четкую грань между работой и учебой. Работа одновременно и учила».

Самоотверженная деятельность Леонида Васильевича в Министерстве вооружения в 1951-1952 гг. была высоко оценена многими. Ракетчики, в том числе, Главные конструкторы С.П. Королев, В.П. Глушко, В.П. Бармин и другие признавали позже – на посту начальника 7-го Главного управления Л.В. Смирнов стал достойным преемником своих предшественников.

Глава III. Л.В. Смирнову предстояло управлять особыми гениями

1. Подчиненные Л.В.Смирнова прошли через огонь, воду и, конечно, через медные трубы

Тридцатые годы XX столетия – это молодость Смирнова. Но то время было особенно жесточайшими. Оно или отправляло человека в небытие, или выковывало из него железного государственного деятеля. Так случилось и со Смирновым. Главе СССР Сталину нужны были твёрдые исполнители его приказов. Приказы основывались на построении мощного государства «Советский Союз», способного победить капиталистических врагов. Те, кто, по мнению Сталина, мешали его плану создания мощной страны, должны были быть уничтожены! Но как всегда, в сталинский план вмешались карьеристы. На словах поддерживая Сталина, они реализовывали собственные планы.

О судьбе первого советского маршала Тухачевского много всевозможных версий.

Кавалерист нарком Ворошилов был, может быть, не выдающимся военным стратегом, но в подковерных играх преуспел, расхваливая выдающегося руководителя страны И.В. Сталина на всевозможных конференциях и съездах. Параллельно ему действовал Ежов.

В мае тридцать седьмого года Ежов принес Сталину документы, заявив, что выкупил их с помощью посла Александровского у президента Чехословакии Бенеша за громадную по тем временам сумму – три миллиона рублей. Вроде, это были фотокопии приказов и донесений вермахта об организации слежки за теми высокопоставленными сотрудниками германской военной машины, которые контактировали с Тухачевским по долгу службы и вне её. На одном из таких документов – резолюция и подпись самого фюрера, причем экспертиза подтвердила подлинность его подчерка. Фюрер, будто бы, приказал завербовать Тухачевского – одного из организаторов советских вооружённых сил.

И еще один документ, объясняющий столь пристальное внимание Сталина к личности Тухачевского, оказался в той папке: письмо самого Михаила Николаевича к своим немецким единомышленникам о необходимости государственного переворота и захвата власти в стране группой военных. Подпись Тухачевского так же подтверждалась данными экспертизы.

Упоминание о предполагаемых связях Тухачевского с немецким Генштабом по служебной линии можно найти и в книге Дугласа Грегори «Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы».

Один из подручных Гитлера Шелленберг также упоминул о передаче компромата на Тухачевского, говоря о том, что сфабриковано в нём было совсем немного (все документы были подготовлены за 4 дня).

Высказывается еще одна версия о том, что компромат на Тухачевского был организован самим Сталиным с двойной целью – ослабить германский генеральный штаб и получить повод для борьбы с Тухачевским «со стороны», то есть как со шпионом.

Последнюю версию попытался опровергнуть бывший один из руководителей ОГПУ, он же генерал-лейтенант МВД СССР П.А. Судоплатов в своей книге воспоминаний «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930 – 1950 годы»:

«Уголовное дело против Тухачевского целиком основывалось на его собственных признаниях, и какие бы то ни было ссылки на конкретные инкриминирующие факты, полученные из-за рубежа, начисто отсутствовали. Если бы такие документы существовали, то я как заместитель начальника разведки, курировавший накануне войны и немецкое направление, наверняка видел бы их или знал об их существовании».

И тем не менее 22 мая 1937 года Тухачевский был арестован в Куйбышеве, 24 мая перевезён в Москву, 26 мая после очных ставок с Примаковым, Путной и Фельдманом дал первые признательные показания (ВИКИПЕДИЯ).

Так ли это было или было еще страшнее? Узнать подробности допросов нынче можно с превеликим трудом, так как многие арестанты оставались верными членами партии и признавались в наветах, если следователь говорил, что так нужно партии. Как рассказывал позже Ворошилов на заседании Президиума ЦК ВКП(б), перед расстрелом Тухачевский воскликнул «Да здравствует Сталин!». Расстрелян был Тухачевский 12 июня 1937 года. Ему было 44 года.

1937 год вошел в историю советской реактивной техники, как год ее погребения. В то время, когда в Германии реактивщики Вальтер Дорнбергер и Вернер фон Браун шаг за шагом приближались к тому, чтобы их ракетный проект обретал зримые черты, детище маршала М.Н. Тухачевского Реактивный Научно-Исследовательский Институт практически был обезглавлен. Первой жертвой в РНИИ был его начальник И.Т. Клейменов. Он был арестован 2 ноября 1937 года. Иван Терентьвич не знал, что в тот же день арестовали главного инженера РНИИ Г.Э. Лангемака.

Ивану Терентьевичу было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу Германии.

– Какая глупость! – воскликнул Клейменов. – Где доказательства?

Следователь предъявил ему показания арестованного 2 октября 1937 года бывшего наркома внешней торговли СССР, а на момент ареста заместителя председателя Станкоимпорта Наркомвнешторга СССР Аркадия Павловича Розенгольца: во время работы в Берлине Клейменов неоднократно встречался с иностранцем Германом Обертом и передавал ему секретные сведения о военном потенциале СССР.

На листке с показаниями Клейменов увидел бурое пятно. Мелькнула мысль: «Не выдержал истязаний Аркадий Павлович!». И тут же на Ивана Терентьевича обрушились кровавые удары следователя…

– Будешь отпираться? Вот тебе еще доказательства! – удары в ухо, в челюсть…

14 ноября 1937 Георгий Эрикович Лангемак не выдержал побоев и подал заявление Н. И. Ежову о том, что «решил отказаться от своего никчемного запирательства» и назвал участниками «антисоветской организации» в РНИИ его директора И. Т. Клеймёнова и инженеров – реактивщиков С. П. Королёва и В. П. Глушко.

И.Т. Клейменов был расстрелян 10 января 1938 года. Г.Э. Лангемак – 11 января 1938 года. Расстрел санкционировали Жданов, Молотов, Каганович, Ворошилов.

Главари оппозиции против Ворошилова были уничтожены. Но остались в застенках её «рядовые бойцы» – Королёв и Глушко.

Как они вели себя на допросах? Вытерпели ли побои и увечья? Не сломлен ли был их дух? Не иссякло ли их мужество после истязаний?

Меня, как ракетостроителя и журналиста, интересовало – как проявили себя арестованные творцы ракет в застенках Лубянки? Почему именно это заставляло меня вести поиски? Слишком много кривотолков о главных конструкторах мне пришлось услышать за всю мою трудовую деятельность на поприще создания ракет. О тех знаменитых ракетостроителях, с кем позже свела ракетостроительная судьба Леонида Васильевича Смирнова.

Что из себя представляло в тридцатые годы внутреннее состояние РНИИ, можно представить из доклада «ИЗ ИСТОРИИ НАЧАЛЬНОГО ЭТАПА РАЗВИТИЯ РАКЕТНО-КОСМИЧЕСКОЙ ТЕХНИКИ В СССР», прочитанного в Москве в Колонном зале Дома Союзов 26 января 1988 года на «XII Королевских научных чтениях по космонавтике» дважды Героем Социалистического Труда В.П. Глушко.

Читатели, познакомившись с докладом, окунуться в то удивительное время, когда шла индустриализация страны и совершенствовалась ее оборона:

««Дорогие товарищи, мой доклад посвящается памяти трех выдающихся талантливых советских инженеров, внесших существенный вклад в развитие советского ракетостроения…

…подошла девятая мутная кровавая волна репрессий во время периода преступного культа личности. В РНИИ возглавил эту борьбу с врагами народа инженер Костиков…

Конкретно я буду говорить только о тех доносах, которые я лично читал, которые были написаны на меня. Трижды писал доносы бывший мосгирдовец работавший в РНИИ Душкин, он работал, работает и сейчас профессором в Московском авиационном институте. Трижды писал на меня донос, что я враг народа. Но, правда, это ему не помешало после моего освобождения обратиться ко мне с просьбой, чтобы я поддержал присуждение ему докторской степени по техническим наукам без защиты диссертации.