Первая оценка*
По русскому языку. И хотя это была условная оценка, я пережил шок. «У меня тройка… Не может такого быть…» Мне казалось, тройки могут быть у кого угодно, но только не у меня. Я решил прилагать больше усилий и стал «хорошистом», то есть учился без троек в четвертях, на пятерки и четверки. Но с письменным русским всегда была проблема – много грамматических ошибок.
Обычным делом для меня в классах постарше было получить за сочинение оценку 5/3 или даже 5/3—. Пять за содержание и три с минусом за грамотность. В среднем четыре.
«Школа дураков»
«Школой дураков», или сокращенно ШД, дети называли специальную (коррекционную) школу №571, находящуюся в нашем районе Очаково.
В ходу было много глупых шуток про нее. Один мальчик мог презрительно бросить другому: «Ты что, из ШД?»
В нашем классе учился мальчик Дима Устинов. Скоро выяснилось – он странный. Например, встает без разрешения с места во время урока. Но благодаря ему мы полюбили писать изложение. Точнее слушать результаты написания изложения на следующий день. Мы покатывались со смеха, когда учительница зачитывала изложение, написанное Устиновым. Нелогично, несвязно и парадоксально писал он. Это было невероятно смешно.
Чужие изложения она зачитывала отрывками. Его изложения были хитом от начала и до конца. После второго года в первом классе Диму перевели в ШД.
Школа искусств*
С первого класса я стал ходить еще и на занятия в школу искусств. Это была мамина идея. Она натренировала меня рисовать деревенский домик с трубой и дорогой, уходящей вдаль (перспектива). Я точно воспроизвел картинку на вступительном тесте. Меня приняли в школу искусств на отделение изобразительного искусства. Она находилась на последнем, пятом, этаже нашей школы.
На занятиях было много интересного и познавательного. Мы рисовали в разных техниках, использовали мольберты, лепили из папье-маше. Получалось у меня средне. Совсем не получалось у меня на музыкальных занятиях. Сольфеджио было мучением и бесконечным унижением. Я возмущался, что эта чертова музыкальная грамота не имеет отношения к изобразительному направлению, но музыка была частью обязательных занятий для всех учащихся в школе искусств.
Я хотел уйти из школы искусств из-за музыкалки. Мама меня уговаривала остаться и потерпеть. Она объясняла, что, став художником, я смогу заниматься оформлением выставок и витрин, а значит, ездить и за границу. Я отучился первый год и бросил на второй, когда добавилась проблема со временем в обычной школе, стало больше уроков – я не успевал обедать перед занятиями и оставался голодным весь день.
Пианино у нас дома, купленное еще для «балеруна» Кости, не пригодилось и мне. Тетя Люба продала его. Было интересно посмотреть, как грузчики выносят тяжелое пианино на специальных ремнях с четвертого этажа пешком.
Настольный теннис дома
С исчезновением пианино добавилось место в большой комнате, служившей спальней дедушке. Брат Костя придумал играть в настольный теннис, разложив обеденный стол для гостей прямо в комнате. Он ставил сетку, а вот ракеток нормальных долго не было. Мы объездили и обзвонили много спортивных магазинов, но безрезультатно. Желанными были китайские мягкие ракетки. В итоге я научился неплохо играть в пинг-понг.
Слуховой аппарат
Дед Вася был глуховат, поэтому включал телевизор на полную громкость и прикладывал ладонь к уху, когда с ним говорили.
Дедушка не слышал дверной звонок и даже стук в дверь. Пару раз я забывал взять ключи, уходя в школу, и потом не мог попасть домой, хотя там был дед. Он не слышал звонка и моих отчаянных ударов ногами в хилую деревянную дверь. Я спускался с четвертого этажа, шел к ближайшему уличному телефону (таксофону) и звонил домой. Дед слышал, потому что в квартире был специальный телефонный аппарат для слабослышащих.
Еще у деда Васи имелся слуховой электронный аппарат, вмонтированный в очки, но носил он его только по «праздникам», так как аккумуляторы садились очень быстро и аппарат утомлял, давая массу лишних шумов вместо голосов.
Пионерлагерь «Березка»
В июне 1983 года после первого класса меня отправили в пионерский лагерь. Путевка от маминой работы – электрозавода. Лагерь был полностью деревянным и очень старым. Каким-то серым и беспросветным.
Комната мальчиков моего отряда представала собой длинный узкий коридор с 10—12 железными кроватями в ряд. Первый раз в жизни я увидел туалет без унитаза и даже кабинок или хотя бы перегородок. Неприятный туалет в школе без сидений, дверей и туалетной бумаги показался теперь мне прекрасным местом.
Лагерный туалет представлял собой огромную выгребную яму и несколько длинных половых досок сверху. Там жутко пахло и было опасно, так как доски ходили ходуном, когда туалетом пользовались сразу несколько человек. Ни о какой приватности речь не шла. Главное было – не запачкаться, так как некоторые дети оставляли следы жизнедеятельности прямо на половых досках, боясь ближе пододвинуться к краю. Не удивительно, что многие предпочитали справлять нужду не в туалете, а в кустах, или даже уходить в лес через дыру в заборе лагеря – хорошо, что было лето, хоть и дождливое.
Позабавила меня игра в футбол «по зонам». Вожатый строго сообщил: должна быть четкая расстановка игроков на поле. Мне досталась роль правого полузащитника, то есть справа в середине поля. Я уже немного понимал в футболе, как мне казалось. Папа научил меня бить мяч подъемом, щечкой ступни и даже «шведкой». Но это не пригодилось. Семи-восьмилетние дети играли на большом футбольном поле.
Минут 20 игра проходила у одних ворот. Мяч не покидал штрафную площадь. По сути, играли четыре-пять человек из 22, находящихся на поле, так как остальным было велено не покидать своей зоны ответственности. Вот так я и еще 16 человек стояли без дела в надежде, что когда-нибудь мяч окажется и в нашей зоне. Если вдруг кто-то из ребят не выдерживал и покидал свою зону, вожатый несгибаемой волей и криком возвращал слабака на место. Не знаю, чем бы мог закончиться этот матч, но пошел сильный дождь, и игра была завершена досрочно.
Однажды я проснулся под звуки горна, требующего встать и пойти на зарядку под дождик. Все было как обычно, но в то утро на лице своем я обнаружил немного зубной пасты. Сразу вспомнил рассказы о том, что дети рисуют пастой на лицах спящих, например, усы и брови. Это должно позабавить других, ведь «соня» проспал издевательство над собой. Я, видимо, ворочался во сне и размазал пасту по лицу. Не стал поднимать крик – быстро вытер лицо полотенцем и перевернул подушку со следами пасты. Авторы художества вскоре нашлись, так как только они и пытались разглядеть пасту на моем лице. Кстати, в то время паста была редкостью, я использовал зубной порошок.
Папа и мама приезжали навестить меня в лагере. Я, конечно, умолял забрать меня из этой «тюрьмы». Но не получил досрочного освобождения. «Отмотал» весь «срок» – месяц.
Письмо маме
Несколько дней передохнув дома в Москве, я получил новый «срок». Теперь путевку в другой лагерь достала тетя Люба на своей работе. Этот лагерь был современнее и лучше в организации быта, а вожатые более участливы. С подачи вожатой я написал письмо домой. Знаменитое в нашей семье письмо сохранилось до сих пор. «Ты, мама, красивая, умная, УМНЕЕ всех, кроме Ленина».
Мне и девочке из моего отряда досталась почетная роль – поездка на микроавтобусе «рафик» к местному памятнику героям войны для возложения цветов. Оказалось, что это был предлог – основная задача для взрослых состояла в закупке водки в местном магазине сельпо. Там была длинная очередь, и поэтому пришлось долго ждать в душной машине. Я смотрел из окна на очередь перед входом в магазин и думал, что Ленин, наверное, такое не одобрил бы.
В этом лагере пригодилось умение играть в настольный теннис. За счет побед я пользовался уважением мальчиков. Жаль, что теннисных шариков быстро не стало. Вожатая объяснила, что нам еще повезло. Почти весь запас шариков дети потоптали и потеряли еще в первую смену. Мы были во вторую смену в июле, так что третьей смене теперь вообще шариков не осталось.
Ах, Одесса!
После двух месяцев лагерей мне наконец-то повезло. Папа раздобыл путевку в дом отдыха у Черного моря под Одессой. В августе 1983 года я, папа, мама и Костя полетели на самолете в Одессу.
Утро дня вылета не задалось. Найти такси оказалось невозможно, несмотря на массу усилий, и мы поехали в Шереметьево на частнике. Вскоре наши «жигули» остановил гаишник. Водитель сказал: «Я Миша», – и вышел из машины навстречу инспектору. Папа пояснил: если гаишник спросит нас, то мы скажем, что это наш знакомый Миша. Это для того, чтобы подтвердить: везет он нас по дружбе, а не за деньги. Это было вранье, но мы оказались поставлены в такую ситуацию необходимостью успеть на самолет, а доехать на законном такси возможности не представилось. В аэропорту Одессы ситуация с такси оказалась не лучше, но мы уже не спешили и потому, как полагается сознательному советскому человеку, с мучениями доехали на переполненном общественном автобусе в адской жаре.
У нас был свой однокомнатный домик среди множества других на территории здравницы. Имелась столовая, а по вечерам играла музыка на танцевальной площадке. Мегахитом была песня «Ах, Одесса, жемчужина у моря…». Само море оказалось почему-то холодным. Зато я научился играть в карты на пляже. Через несколько дней море потеплело, а у его кромки появилось очень много полосатых насекомых. Это были тысячи тысяч колорадских жуков. Папа предположил, что это происки американцев, специально доставляющих жучков в СССР для порчи урожая.
Дефицитом оказалась туалетная бумага. Ни в магазинах, ни на рынке она не продавалась. Была приобретена бумага в пачке в канцелярском магазине. Неудачный «слепой» выбор: бумага оказалась почти атласная, хотя и удобно нарезанная. Её листы потом еще несколько лет пылились дома в Москве. Туалетную бумагу удалось-таки раздобыть через пару дней.
Лиманы манили к себе по вечерам. Было красиво, мы пытались ловить там рыбу. Костя придумал сделать сачок для ловли из маминого платья. В нем сделали дырки – прожигали папиными сигаретами. В целом отдых мне понравился и запомнился. Особенно песня «Ах, Одесса»…
Квартирный вопрос 2
В конце августа 1983 года умерла бабушка Дуня, папина мама. Годом раньше умер его папа. Моему папе в наследство досталась квартира в Пушкино. Но претендовал на нее не он один, ведь у папы еще родные старшие сестра и брат. Сестра претендовала на квартиру, хотя оснований не имела, так как была прописана в другой квартире, но потрепала нервы изрядно, меняя замки в бабушкиной квартире на свои. Даже вызывали милицию. Больше всех переживала из-за конфликтов моя мама. А Люба усилила давление с целью выдавить нас жить в эту квартиру. Стало еще больше скандалов дома.
Мечтали обменять эту пушкинскую квартиру плюс московскую на две отдельные в Москве, чтобы разъехаться с Любой. Но желающих переехать из Москвы в деревянный барак в Пушкино не находилось. Продать квартиру за деньги по тем законам было просто нельзя. Если не нужна, то отдай государству – и все.
Тайная, но теперь мне понятная надежда мамы на повторный брак Любы и её переезд к гипотетическому мужу продолжала быть одним из вариантов. Видимо, мама даже рассматривала вариант «усыновления» Кости, чтобы освободить Любу от него и тем самым увеличить её шансы на замужество. Не случайно Костя поехал с нами в отпуск в Одессу, ведь папа-то мой был против такого «довеска».
«Стальной зажим»*
Стычки между мальчиками периодически случались. В младших классах я наловчился бороться, применяя «стальной зажим». Стремился в борьбе обхватить соперника левой рукой вокруг шеи и затем правой притянуть свою левую к себе вместе с его головой. Таким образом получался крепкий захват головы противника, и я наваливался на него всем телом и прижимал к полу. Обычно после этого мне оставалось недолго потерпеть его отчаянные попытки вырваться, но я сдавливал зажим еще сильнее, и соперник капитулировал.
При этом, конечно, я старался избегать схваток с противником заметно крупнее меня физически. Таких в моем классе было двое. Они боролись между собой. Их соперничество продолжалось, пока однажды после летних каникул не выяснилось, что один из них сильно вырос за лето, а другой нет.
Турник
В квартире у нас был самодельный турник в прихожей. Его повесил дед для Кости. Поначалу он мне не понравился, так как подтянуться не получалось, да и допрыгнуть с пола было невозможно – мне приходилось приносить-уносить стул. Но постепенно я втянулся, особенно когда придумал допрыгивать до турника со стоявшей на полу книжной полки, игравшей роль скамейки вдоль стены прихожей.
Я разбегался из комнаты и, оттолкнувшись от скамьи ногой, еле-еле долетал до турника, хватаясь одной рукой. Меня ругали за такое, поскольку страдала эта самая полка-скамья и рядом опасно висело большое ростовое зеркало. Со временем из-за прыжков крепеж турника разболтался. Но зато уже в третьем классе я мог подтянуться 10 раз или даже 15, если делать это быстро и помогать себе телом.
Сахар и соль
Я положил в кипящую воду пельмени и добавил соли, как и сказала мама. Обычно мама оставляла обед. Но не сегодня. Сегодня был мой дебют в качестве повара. Все шло неплохо, пока я не подумал, а не сыпанул ли я немного лишней соли в кастрюлю. Решение пришло сразу. Лишнюю соль надо компенсировать её противоположностью – сахаром. Я добавил сахарного песка. «Вот теперь хорошо сбалансировано», – подумал я. Потом поразмыслил еще и добавил соли… Пельмени получились почему-то не такие, как у мамы. Половину я все же съел.
Хлеб за валюту