Чувство бездны

Господин Мацуми вошел во вкус и стал размахивать руками. Глаза его разгорелись и стали больше обычного. В тот момент, когда он сделал паузу и глубоко вздохнул, готовясь к очередной тираде, Антон поспешно вставил:

– Господин Мацуми, давайте вернемся к теме. Меня интересует ваше участие в раскопках лабораторного модуля. Итак, когда именно вас перебросили к завалу?

Мацуми снова вздохнул и заметно потускнел. Видно было, что вопросы роботехники занимали его больше.

– Так сразу с разлома и сняли, – буркнул он. – В принципе, мы ничего и сделать-то с ангаром не успели. Как в отделении узнали, что лабораторию завалило, – так нас всех туда и перекинули…

– Сколько примерно времени прошло?

– Час, может, или полтора, – пожевал губами Мацуми. – Трудно сказать. Время как-то исчезло тогда… Понимаете, состояние было странное… Непонятное… Я даже объяснить не могу. Сирены орут, ветер с ног валит, в воздухе – каменная крошка с гор… И люди все какие-то невменяемые. Словно с ума посходили, ей-богу.

– А как вы можете это объяснить? – Антон задал вопрос, который за последнее время уже набил ему оскомину.

Мацуми пожал плечами и озадаченно заглянул Антону в глаза.

– Ну так «шторм» же… Потому и положено сидеть на станции и не выходить за пределы защитного периметра. Не зря же…

– Да это понятно, – перебил его Антон. – Я спрашиваю про ваше личное ощущение. Что вы тогда чувствовали? Можете хоть как-то объяснить свое состояние? Как оно менялось, на что обращали внимание? Понимаете меня или не совсем?

Мацуми растерянно молчал.

Господи, подумал Антон устало. Зачем я опять за старое? Я же не психолог, не медик, в конце концов… Что я хочу услышать? Что я жду, собственно, от этих несчастных очевидцев? Неожиданного откровения? Оригинальной интерпретации айских тайн? Я задаю странные, невнятные вопросы, но содержится ли в них путь к ответу? Я не знаю этого, но я все равно их задаю, потому что никаких других у меня нет…

– Я не настаиваю на ответе, – проговорил Антон.

Мацуми посмотрел на него пристально, шевельнулся в кресле.

– Знаете, господин следователь… – тихо сказал он. – Мне трудно… подобрать слова. И самое ужасное… нет-нет, самое удивительное заключается в том, что восприятие прошлого тоже меняется. Вот чего я никогда не пойму!

– Поясните, – попросил Антон. Такого умозаключения за полтора года он еще не слышал.

– Ну например, когда мы прибыли в лагерь… Сначала мы носились туда-сюда между уцелевшими ангарами, подстанцией и грудами оборудования… Орали что-то, как безумные… В принципе, это напоминало массовый шок! Точнее – страх. И знаете, не оттого, что могло кого-то убить в темноте булыжником или деревом… Их много тогда сорвало с гор. Это был страх, сидевший внутри! Такой леденящий… Безотчетный! Вам доводилось, господин следователь, когда-нибудь испытывать безотчетный страх?

– И как же изменилось ваше восприятие теперь? – не обращая внимания на вопрос, поинтересовался Антон.

– Теперь… – Мацуми опустил глаза в пол. – Теперь мне кажется, что тогда это больше походило на кошмарный сон, в котором я принял участие. Будто той ночью я провалился в нереальное… Попал в какой-то потусторонний мир… Стал участником чьего-то фильма! Ну как вам объяснить? Ощущение, что мне все это приснилось, только сон оказался настолько реалистичен, что создалось впечатление, точно все произошло в действительности. А на самом деле ничего не было.

– То есть как – не было?

Мацуми на несколько секунд умолк, слегка приоткрыв рот и водя глазами по сторонам. Антон ждал.

– Знаете… – произнес Мацуми медленно. – У вас когда-нибудь бывало так, что вы не можете точно определить: было ли какое-либо событие в жизни или же во сне?

– Раньше бывало. До того, как попал сюда… – Антону срочно пришлось подавить внезапно нахлынувшую волну воспоминаний. – К сожалению, все трагические события на Ае за последние четыре года – это подлинный реализм. – Он вздохнул. – Ну хорошо, господин Мацуми, давайте все-таки вернемся к завалу лабораторного модуля.

Господин Мацуми помедлил, моргая, облизнулся и нехотя вернулся в ту кошмарную ночь. Он стал рассказывать, как он в составе наспех сколоченной спасательной группы несколько часов кряду ворочал скальные обломки, рыл теплую, дымящуюся землю и прислушивался к звукам снизу…

Антон слушал его, а сам вдруг стал размышлять о смешении сна и яви. Мир, существующий во сне… Расплывчато. Чьей реальности, спрашивается? В чьем сне, чьем восприятии? Что значит «существовать»? И если сон неотделим от яви, то разве он не может считаться полноправным элементом реальности? (Извините, господин Мацуми, но меня не интересуют характеристики этого вашего… э-э… бурильного блока… благодарю, продолжайте).

На Ае ему перестали сниться сны. Вообще. В первую очередь он относил это на действие биоблокаторов, прием которых являлся строго обязательным для всех колонистов. Ему даже периодически приходила в голову мысль попробовать не принимать их и посмотреть, вернутся ли сны, и не связано ли их отсутствие с чем-то другим, выходящим за рамки биохимии и генетики… (Если возможно, опустим вопрос о качестве программного обеспечения киберпроходчика серии М, а о… ну хорошо, серии НМ… и тем не менее – не отвлекаемся, хорошо? Господин Мацуми, так со скольких сторон вы пробивали ходы в заваленный модуль?)

Мацуми опять сник. Ему совершенно не нравилось ворошить в памяти мерзкие сцены прошлого. Ему хотелось поведать миру о новейших маршрутных картах для интеллектуальных геокомплексов поколения «Саттак», а вовсе не о душном, теплом мраке, царившем в отсеках модуля, раздавленных тоннами земли. Он с радостью пустился бы в воспоминания о том, как их отделение недавно испытывало глубоководные капсулы на «Втором Оке Даннха», но вынужден был вспоминать, как приходилось крадучись пробираться через темноту и пыль… Как он в группе спасателей шел сквозь выхваченные фонарями струи воды… а она противно стекала в проходы по лопнувшей обшивке стен… Как они медленно, словно во сне, пробирались сквозь шелест сыплющейся в проломы земли, сквозь унылый скрип и леденящий душу скрежет покореженных конструкций, и звуки очень напоминали предсмертные стоны похороненного заживо огромного существа… Идти было трудно, все сжималось и тряслось внутри, и не только потому, что в любую минуту зыбкое равновесие внутри модуля могло перерасти в новый обвал, а потому, что страшно было увидеть то, что их ждало… Они пробивали входы в зал центральной лаборатории, где по их предположениям могло быть блокировано несколько человек. В итоге их расчеты оправдались, но пользы от этого уже не было никакой. Все четверо человек, найденные в центральном зале, оказались мертвы. Как потом констатировали медики, они умерли задолго до того, как к ним пришла помощь, и отнюдь не от травм, отравления или еще чего… Понимаете, господин следователь, они умерли еще во время завала! А мы ничего не могли сделать, ничего!.. Мы прибыли слишком поздно… Ему, Мацуми, чрезвычайно тяжело об этом вспоминать и еще труднее говорить… Все время перед глазами стоят их лица… У него тогда ноги не двигались, руки тряслись! И пока они вытаскивали трупы, все время хотелось убежать куда-то далеко-далеко и кричать…

Мацуми умолк, втянул голову в плечи и уткнулся взглядом себе в колени. Размеренный рассказ его превратился в рваные фразы вперемешку со вздохами. Нужно было либо реанимировать его первоначальное состояние, либо прекращать допрос.

– Скажите, пожалуйста, а вас знакомили с записью осмотра места происшествия?

Мацуми медленно поднял глаза на Антона. В них сквозили усталость и боль. Словно он только что вернулся с того завала.

– Что? – одними губами произнес он.

– Знакомили ли вас с записью осмотра места происшествия после того, как все закончилось?

– Да, кажется… – Мацуми наморщил лоб. – Я точно не помню. Кажется, да.

– Как вы считаете, от чего умерли те четверо в модуле?

– Откуда я могу знать? – чуть не воскликнул Мацуми. – Посмотрите заключения медиков…

– Я знаком с материалами медиков. Меня интересует ваше впечатление от увиденного. Понимаете меня? Ваше! Возможно, вы видели, или слышали, или узнали нечто такое, что не попало в записи и отчеты.

Мацуми еле заметно вздрогнул, но попытался это скрыть. От взгляда Антона это не ускользнуло. Так-так, сказал он себе мысленно.

– Я мало что видел, – пробормотал Мацуми. – Я все время был с Толей… В основном он руководил работами. Пока Лену в лаборатории не нашел… А потом… – Голос его дрогнул, он втянул голову в плечи. – Ничего не помню. Все время на них смотрел… Очень больно и страшно! Извините, но я плохо помню детали.

– Вы говорите об Анатолии Каперине?

– Да.

– А в каких отношениях вы с ним были?

– Толя был моим другом. Отличный специалист… Если бы не все, что случилось, он бы… – Мацуми осекся, кусая губу, затем продолжил: – Понимаете, господин следователь… Толя очень хотел узнать правду! До самого конца ходил сам не свой…

Мацуми уронил лицо в ладони и стал его разминать. Потом выпрямился в кресле, сцепил руки в замок и уставился в окно.

Недоговаривает, сверлила Антона мысль. Чего-то боится.

– Из всех, кто там погиб, я близко видел только Лену. – Мацуми старался сохранять спокойствие. – Но этого мне хватило, поверьте… Если бы ее разорвало на части, и то это было бы не так ужасно, как… как выражение ее лица. Ничего более страшного я в своей жизни не видел. Правда!..

– Считаете, она умерла от страха?

– Думаю, да… От животного страха. Господин следователь, она прокусила себе язык! Настолько у нее оказались стиснуты зубы. И ладони до крови… ногтями проколола – так у нее были сжаты кулаки! А поза, в которой она лежала… да и остальные тоже… Да вы видели, должно быть?

– Разумеется, – сказал Антон.

В памяти тут же возникли кадры давнишней видеозаписи. Выхваченные лучами фонарей скрюченные фигурки людей на полу по разным углам комнаты. Будто бы каждый из них хотел умереть в одиночестве. В ту ночь они беспомощно забивались по углам, сжимались в клубки в попытках спрятаться от объявшего их ужаса и исторгали нечеловеческие крики. Ужас, сопроводивший их в последний путь, так и остался запечатленным на мертвых лицах. Антон смотрел эти записи много раз за минувшие полгода, словно пытался обнаружить во тьме погибшей лаборатории, среди мертвых тел и мертвой техники хоть ничтожный проблеск отгадки… Увы, ничего так и не блеснуло.

– Я Толю хорошо понимал, – сглотнул Мацу-ми. – Знаете, ведь такая ужасная смерть… А они сильно любили друг друга… И он просто не мог смириться с тем, что смерть Лены станет еще одной загадкой Аи. В принципе, Толя считал, что многие тайны здесь можно раскрыть. И он бы добился этого, я уверен!