– Есть охота, мужики, – не унимался Хват. – Видать, трава не только усыпляет, но ещё и голод вызывает.
Все не сговариваясь посмотрели на Хвата, да и стали не то что смеяться, хохотать до слёз. Только недавно он боялся заснуть и не проснуться, а узнав, что горестное дело не грозит, тут же вспомнил про желудок.
– Ты… ты, Хватушка, прав, прав, ёшка-морошка, исть охота сильно, – согласился Михей.
– Да, зажевать чего-нибудь хорошо бы! – мечтательно протянул Кирьян.
– Вот спасибо, уважили, поддержали, поедим хотя бы на словах. – Хват, потирая руки, встал. Он ещё немножко покачивался, но дурман постепенно уходил, и жажда действия возвращалась к силачу.
– За живностью гоняться поздно, да и силов пока нет, а что, Кирюша, попытаем счастье на рыболове? Ты будешь ловить, я на кукан нанизывать.
– Это дело, – подтвердил Ефимий. – А мы с Михеем осмотримся, что поблизости есть, куда нас прибило.
Пока они медленно и всё ещё неуверенно пробирались по здешним поросшим сосной, берёзой, осиной и ивой местам, казалось, и правда пристали к острову. Несколько раз выходили к реке, которая огибала сушу.
Но вот уткнулись в узкую косу, нанесённую течением и ветрами. И этот песчаный перешеек делал это место полуостровом.
Перешеек начинался высокими глыбами, которые словно кто-то специально поставил одну на другую.
– Ты поглядь, Ефимий, камни, как караульные, в рядок вытянулись.
– Есть такое.
Ефимий уже достал бумагу и стерженьки, которыми его снабдил Леонтий, и стал умелой рукой переносить всё, что увидел. Между каменными колоннами, скальными валунами, расставил деревья. У подножия «караульных» истуканов разбросал здоровенные округлые гальки-лепёшки. Тёмными змеевидными линиями показал урез воды. У подножия – целая стайка кустарников.
– О-е! Точь-в-точь как наяву, – удивился Михей, поглядев на рисунок. – И где ж ты так наловчился?
– Гиде-гиде, на бороде, – продолжая рисовать, пробубнил Ефимий. – Отец у меня знатный рисовальщик был. Как назовём, Михей, сие место?
Михей призадумался. Ему ещё никогда в жизни не доводилось давать имена. Казалось бы, так просто, сколько слов и событий на памяти, ан нет, труднее трудного. Это слово не звучит, другое не соответствует, третье, четвёртое, пятое однобоко…
– Растерялся, что ли?
– Есть маленько.
– Тогда давай вместе рассуждать. Мы думали, что это остров, а оказалось не совсем остров. Куда коса ведёт, разведаем позже. Может, просто Остров? А?
– Ну чё просто-то, всё-таки имя, навсегда. Я вот думаю, остров этот нас скараулил. Может, назовём остров Караульный?
– Так сам сказал, с косой вроде и не остров.
– Тогда так: остров Караульный с косой.
– Мудрёно так-то, длинновато. Но для почина пусть будет по-твоему – остров Караульная коса! Хотя… чё-т как-то не ложится.
– Ёшкин-морошкин, на что лечь-то должно?
– Да на сердце, Михей. Ну чтоб красиво, звучно, приятно на слух!
– Тогда не знаю. Пусть просто Караульным зовётся!
– Пусть! А вдруг косу вода растащит, так и совсем в точку имячко.
На том и порешили. Ефимий большими заглавными буковками пометил на будущей карте – «Остров Караульный».
– Слышь, старшой, пойдём поближе, к тем вон каменюкам здоровенным. Походим, поглядим на них, сдаётся, тут не только мы малевали.
Подойдя ближе, оба замерли. Скалы отсекали свет, который издалека мешал разглядеть рисунки – белые и красные линии, которые превращались в лосей и птиц, всадников на лошадях со знамёнами.
– Ёшка-морошка, – удивлённо прошептал Михей, да так и замер с открытым ртом. Такого он в своей жизни ещё не видал.
Ефимий тоже впервые столкнулся с наскальными росписями. Они долго молча стояли и рассматривали рисунки, не похожие ни на какие другие виденные ими.
– Мать честная, это как же они на такую высоту с красками-то забирались, как на скале-то можно рисовать? – наконец заговорил Михей.
– Не ведаю того, впервые вижу подобное. В монастырях поговаривали о росписях наскальных, но это ли имели в виду или что другое…
– Гляди, старшой, быки? – Михей ткнул пальцем в верхний угол скалы. – Спаси и помилуй, чё это за мужики с дубьём в руках? Такого днём увидишь – Кондрат хватит, он и на камне страшон, а живьём?
– Ты вот что, Михей, помолчи чуток, не сбивай меня, пока срисовывать буду. Лучше походи вокруг, осмотрись.
Михей подошёл вплотную к скале, разглядывая рисунки. Ничего не получалось – глаз выхватывал только куски линий и фрагментов. Затем отошёл. На расстоянии линии сразу составили цельные рисунки. Особенно его привлекли фигуры всадников. Это не были охотники, скорее воины по виду, могучие, рослые, облачённые в защитные одежды, с копьями, знамёнами. У одного в руках необычный меч. Под стать им и кони, на которых они мчались.
Ефимий, начав срисовывать наскальные сюжеты, тоже немало удивлялся: «Странно, все воины без щитов. Может быть, в бою их защищали панцыри из кожи, наручья и поножи, а ещё шлемы?» Он знал, что степняки умеют делать кожу твёрдой и непробиваемой даже стрелой.
Он приблизился к рисункам почти вплотную: «Да вот же – воин заштрихован ромбиками! Панцырь! Конечно, на нём защитный панцырь. И лошадь под ним тоже в ромбиках. Значит, и её панцирем укрыли. Но так упрятана только одна коняга. Может быть, это конь командира?»
На другой стене Ефимий разглядел всадника совсем в другой одежде. Она была покрыта длинными вертикальными линиями. «Наверное, эти металлические пластинки – железные доспехи?»
Чем дольше Ефимий смотрел на рисунки, тем больше деталей замечал. К примеру, все всадники были облачены по-разному. Вот воин, у которого защитный панцирь только спереди, у другого покрыта только спина, а третий закрыт с ног до головы. Но есть воин, у которого и конь сплошь покрыт бронёй из пластинок. «Такую броню могли сделать только очень искусные кузнецы и оружейники», – подумал Ефимий.
Одежду этого воина он рисовал особенно тщательно.
Получился широкий длинный халат с нашитыми пластинками. Ефимий даже пересчитал их – 150! Самые большие накладки располагались на спине и груди, мелкие по бокам. Панцирную защиту дополняли широкие и длинные штаны, тоже покрытие пластинками.
Ефимий представил, как эти всадники в панцирных доспехах в отблесках солнца несутся на врага. Неудержимая сила сметает всё на своём пути!
Размышления прервал истошный крик Михея:
– Ефимий, старшой, скорее сюда, сюда, скорее, я нашёл…!
Михей вопил так, словно всадники спустились со скалы и наступают на несчастного Михея.
Ефимий поспешил на помощь.
Он обнаружил товарища рядом с большой дырой в скале – по-видимому, входом в пещеру. Возбуждённый, раскрасневшийся Михей суетился подле неё. Увидев Ефимия, со всех ног бросился к нему.
– Скорее, пойдём, я нашёл такое, такое!