Котел Чингисхана

Однажды, когда костер почти догорел и напелись вдоволь, Герман заговорил о пребывании на острове великого Чингисхана. С чего он затеял этот разговор? Бог его знает, может, что навеяло, может, вспомнилось, а может, решил перед Селиной блеснуть эрудицией. Но про Чингисхана слушать интересно всем, все и всегда.

– А вы знаете, что Чингисхан, по преданиям, специально приезжал на Ольхон и размышлял о жизни у подножия святой горы Ерд?

И все притихли, словно бы специально прикатили на Ольхон, на этот берег, к этому костру, чтобы узнать таинственную историю великого монгола…

– Чингисхан любил остановиться и пожить на берегах рек Онон и Киринлум. Одна впадала в Шилку, а другая в озеро Далай. Но во время кочевок он всегда доходил до Байкала, где обитали таежные люди. Здесь, у горы Ерд, он просил своих воинов оставить его одного. Великий монгол думал о будущем и вспоминал свою жизнь.

Однажды он приказал поставить на самой высокой горе острова таган, а на нем огромный котел, в котором была лошадиная голова. Тогда же он завещал похоронить себя в пещере в шаманской скале. Правда это или нет, сказать сложно, – заключил Герман. – Но мы с Михаилом неоднократно встречали подтверждения избранности Ольхона. Святое место для народов, которые жили вокруг Байкала…

…Направляясь к раскопу, Вигдор почему-то вспомнил именно эту историю.

Еще издали он увидел, что археологи сидят на корточках у края раскопа и молча взирают на свое открытие. Это мало походило на сумбурный рассказ Селины. Все было тихо-тихо, что, вероятно, и соответствовало торжеству момента.

Вигдор присел рядом с учеными, взглянул вниз и не удержался от возгласа удивления.

– Парни, я не знаю, на сколько веков тянет ваша находка, но впечатляет.

Герман и Михаил продолжали молчать, не отрывая взгляда от раскопа.

– «Парное захоронение» – мужчины и женщины, – наконец «ожил» Михаил.

Герман добавил:

– Скорее всего, пожилой мужчина и его жена или наложница. Похоже, эти ребята глазковской культуры бронзового века.

– Ты так считаешь, – все так же отрешенно, без особого удивления уточнил Михаил.

– Предполагаю.

– Тогда ребятам более четырех тысяч лет!

Археологи снова замолчали.

Руки глазковцев были соединены. В глазнице у мужчины находилось кольцо из белого нефрита. Еще три лежали у него на груди. В коленях находился кожаный мешочек, потом в нем нашли металлические инструменты неизвестного назначения. На черепе и ногах мужчины – подвески из зубов мускусного и благородного оленей.

Рядом с женским скелетом лежал нефритовый нож.

– Герман, мы сделали это! – вдруг истошно заорал Михаил и стал отстукивать руками какой-то ритм, ударяя по земле, по коленям, плечам… – Мы доказали, что глазковец был здесь не гостем, он хотел покоиться на этом острове, возможно, считая его священной землей! Ого-го! Е-ейй!

– Ну все, второй пошел, – четко и громко сказал Герман и тоже пустился в пляс, выделывая коленца, которым позавидовал бы любой участник ритуальных танцев африканского племени.

«Селина, похоже, была права», – подумал Вигдор.

Несколько минут археологи «дурачились», а потом упали на землю и замерли в позе найденных ими глазковцев.

Вигдора они словно бы и не замечали.

– Прошу прощения, не помешал?

– С чего бы, – не сговариваясь, одновременно ответили Михаил и Герман, продолжая лежать рука об руку в позе таинственных обитателей бронзового века.

– И долго вы так, уважаемые, будете входить в роль найденных экспонатов?

– Вигдор, ты испортил нам следственный эксперимент, – Герман поднялся первым и протянул руку Михаилу, помогая подняться.

– Как я понимаю, передо мной мировая сенсация?

– Ну, мировая или нет, углеводородный анализ покажет. Пока не ясно, но чтоб вот так! Ничего подобного точно не находили. Чтоб вот так рука в руке, почитай, первый раз за всю археологическую историю… Жалко, сезон заканчивается. Да и финансы поют романсы. По уму надо бы расширить раскоп, поискать вокруг. Похоже, не последняя находка. Чую нутром.

– Да, на этот год все истратили, – согласился Михаил.

– А вот если бы найти котел Чингисхана. Такая находка стопудово потянула бы на сенсацию! Тогда бы Нобелевская премия без сомнения! Тогда бы мы, Миша, соорудили стеклянный купол и вели бы раскопки под ним круглый год!

– Что, до сих пор не нашли реликвию? – Вигдор внимательно посмотрел на ученых.

– Увы, увы! Где и кто только не искал! Даже монголы в семнадцатом веке засылали сюда своих разведчиков. Для них найти котел было делом государственной важности— реликвия Чингисханова могла сплотить нацию. Но чуда не произошло.

– Ты вот что, Вигдор ибн Борисыч, покарауль тут малость, а мы с Герой смотаемся на почту, телеграмму в Лесовск отстучим. Пусть подмогу шлют для усиления нашего отряда, так сказать, в связи с новыми открывшимися обстоятельствами. Нам сегодня ночевать придется у раскопа. Слухи-то быстренько расходятся, наверняка любопытные найдутся.

– Покараулю, святое дело. Только, мужики, до первой звезды ни-ни. Но чтоб к ужину мое рандеву с этой, как вы изволили выразиться, глазковской парочкой завершилось. Не хотелось бы эти ваши артефакты под звездным небом в одиночку наблюдать. Жуть!

…Потом, уже в лагере, после ужина, когда костер едва тлел и они с Селиной, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по палаткам, в сумеречном пространстве брезентового купола Вигдор мысленно возвращался и возвращался к словам археологов о поисках котла Чингисхана. Как-то сама собой память стала «перелистывать страницы», и, засыпая, Вигдор смутно стал припоминать, что где-то уже слышал о странном монгольском десанте на Ольхон времен Иркутского острога…

Глава 2

Звонец и емануха

Недалеко от реки Ангары, ближе к крутояру стоит сруб. Бревна один к одному – в обхват. Настоящий стеновой лес. У сруба плоская крыша, дверь низенькая, оконца— волоковые – закрываются изнутри задвижной доской. Это зимовье. Ничего мудреного на первый взгляд. На деле все сделано с хитростью. Потолок – двойной. В нем – вход-выход. А по всему периметру парапет брусчатый для стрельбы – не ровен час, нападут немирные таежные люди.

…Чуть поодаль от зимовья из сугроба, наметенного ночной пургой, торчит большой крест.

Раннее утро. Из дверного проема бочком протиснулся молодой парнишка. На нем старенький зипунишка, накинутый на плечи. На голове аська – теплая шапка без ушей, на ногах кагушки из косульих камусов, выменянных у тунгусов. Поеживаясь и зевая, парень засеменил вокруг зимовья осмотреться – нет ли чужих следов…

Один за другим выходят другие зимовщики. Их мало. Большая часть ватаги еще вчера отправилась собирать ясак. Возвращения ждали ближе к вечеру.

…Каждый сразу принялся за дело. Один пошел к речной проруби за водой, другой подколол дров, третий проворно, чуть ли не на лету хватает из под звонкого колуна чурочки и, складывая их в охапку, таскает в зимовье. А там уже разгорелся огонек в наспех сбитой еще осенью печке, и скоро из дыры в крыше пошел сероватый дымок.

…К тому времени, когда было готово немудреное варево и зимовщики собрались к столу, сколоченному из нескольких лесин, работы переделали немало.

– А что, Ефимий, какой те сон намедни грезился? – спросил молодой казачок.

– Самммо лучший, – откликнулся Ефимий, известный среди зимовщиков рассказчик.

Был он родом из поморских, в Сибирь подался не от любопытства. О том отдельная история. Грамотных с радостью брали передовщики, полагая, что те быстрее выучат братские языки и будут с местными толковать на равных. Опять же, когда надо – составят отписку воеводе.

Русая окладистая борода – Ефимий шутил, что в тайге с такой бородой теплее, – придавала ему вид дружелюбный. Пышные усы овалом сливались с бородой. Он располагал к себе, так что, когда не ладились переговоры с таежными и братскими людьми, Ефимий был тут как тут. Брови русые, глаза – при любой погоде – лучатся, как будто в каждом по искорке солнечной. Оттого, если даже и сердится Ефимий, глаза смеются. Смеются и все тут, ну как на такого сердиться можно?!

И во всем своем облике статный мужик – не крепыш, не худощав, а все в самый раз. Роста Ефимий был среднего, верткий, спорый на руку. Топор держал крепко и орудовал им умело, так, что казалось – не массивный инструмент, а ножик в его руках.