Счастливого плавания

– Исходное – она холодна. Как её расшевелить?

Я – старший и вынужден давать практический совет.

– Холодна и в постели с ней не получается.

Отвечаю тоном авгура. Мне льстит, что он советуется со мной.

– Отдай ей инициативу. Пусть она задаёт темп.

Безответственно отвечаю. Позже вспоминается и настораживает, ранкой саднит. Приходит в голову: А вдруг? Ведь моя Элис-Клэр, тоже в постели холодна. Впрочем, сразу же отгоняю это от себя. Тревога – плод моей мнительности.

Всё-таки миром правит случай, творящий в отношении тебя. Меня мой случай не подвёл. Я встретил свою Элис-Клер: Светлану, Лану, Лючию, Клариту на разных языках. Она – инженер, специалист по тепловой защите. Она не похожа на других. Таких нет в нашем городке, а, может, и во всём белом свете. Она для меня из другой цивилизации, временно прикомандированная. Любовь с первого взгляда – нелепа. Существует правило: взглянуть второй раз. Но сколько я бы не смотрел, для меня – всё одинаково. У нас с ней сходу отношения на курьерских. Мы дополнительны. Она более коммуникабельна. Разговоры её по телефону с подругами для меня шоу с купюрами смеха. Он у неё – неповторим. Как и всё прочее. Необычное, особенное, что останавливает дыхание перед прыжком со скалы.

Встретились мы случайно. В кафе на главной улице, в обеденный час, за одним столом. Она, может, сразу и не показалась, хотя выглядела из другого мира. Но зацепило и поволокло. Росло мучительно и неконтролируемо. Я непрерывно думал о ней. Нелогично и навязчиво, а главное – непрактично вдрызг. Казалось, нужно забыть и сосредоточиться, не до того. Мы много вместе гуляли, но в самом главном инициатива была её. Сказала раз, пригласив странным образом. Застенчиво так:

– Не нужно цветов. К чему цветы, травки, листики и бесплодные разговоры. Я приглашаю тебя на кофе к себе. На кофе со сливками.

Так и произошло. Жизнь в нашем зашкаленном городке идёт своим чередой. Мы общаемся с Вадимом семьями, хотя свою жену я не афиширую. Вадим тоже женат, Впрочем неудачно, женитьба его была временным техническим разрешением его проблем. Жена ему неверна, она даже пробовала меня соблазнить. Во время наших общих возлияний спрашивала: «Ты не хочешь?» Чем ставила меня в тупик. «Разве в этом дело? Может, и хочу».

Скорее всего я недооценивал мою молодую жену и переоценивал себя. Так было до поры до времени, и мир в семье зависел целиком от моего настроения, с какой ноги я встал. Чем я иногда и злоупотреблял. Но оказалось, что по большому счёту, всё было как раз наоборот и зависело от неё. Только её терпением и уступчивостью и существовала наша семья. Мои перепады настроения слаживались её долготерпением и мирным характером, и наша семейная ладья плыла себе по течению в меняющихся жизненных берегах. Но были и нюансы, проблемы, заморочки. Раз её подло подставили, но было это во внешнем мире, а у нас, казалось, сложился прочный мир, что, как старая кирпичная стена, служил гарантией постройки. Конечно, жили мы не на облаке, и, как в любой семье, имелись свои шероховатости, которые, впрочем, не ставили под вопрос наши отношения. В конце концов иллюзии рухнули и всё оказалось непрочным. Но тогда мои робкие сомнения, но казались мне катаклизмами торнадо, а напоминали прикосновения лёгкого будоражащего ветерка.

Позже я понял всё, трезво оценил и убедился, что не лягушкой была она, согласной жить в болоте. А если и лягушкой, то лягушкой-путешественницей. Её тянуло в новые места. Я понял это поздно, хотя теперь спешил обрадовать её.

Жестокость – дефект нашей жизни, и самые жестокие – женщины. Что позволяет им быть жестокими? То, что они слабые, слабый пол, хотя в действительности они – сильные и хитрые. Что поначалу трудно понять. Мы убеждаемся задним числом. Что она для меня? Как подвести итог? Она для меня – всё.

Однако всё закончилось взрывом. Реальным и виртуальным. Реальный не выдуман. Взрыв далеко в высоте. Всё же потрясающе видеть, как в глубине небесной пустыни ярчайшим коронавирусом возникает голубо-коричневый пульсирующий шар. А есть ли крик новорождённого? Он очень далеко и о крике только догадываешься. Демонстрация дела наших и дьявольских рук. Точнее сговора. Следующим по плану взрыв на Луне. И приходит в голову: «А может довольно с меня? Хватит. Завязать!» Тогда-то я по-крупному решил – вырваться из золотой клетки, уехать на волю, устроиться преподавать в большом городе с университетским началом и лабораторными возможностями. С подобными благими намерениями я возвращался в обычный мир. Но у него был свой расклад на мой счёт. В почтовом ящике, среди газетной макулатуры оказалось два письма. Одно я увидел сразу. С юга, от неё.

«Я у моря, – писала она,– Ждала тебя, но не дождалась и больше не жду». Письмо было холодным и настораживало, но не пугало. Своим решением я её растормошу. Это ничего. Это временно, – уговаривал я себя, – я её обрадую.

Возвращался я с радостью. Всё было позади и я решил за себя и за неё. Эвакуация наша, конечно, была организована. Но я не стал дожиться и рванул на аэродром на попутке. Грузовик с упрямой настойчивостью катил по прямому, рассекающему однообразие степи шоссе. В его кузове сидели, подпрыгивая на вытянутых вдоль бортов скамейках люди. Не разговаривали. Ветер заталкивал ещё не родившиеся слова, заполняя лёгкие пустотой. Впрочем долгая дорога, казалось, не тяготила пассажиров. Исчезли одуряющая жара и сонная усталость, а бесцеремонные толчки в лицо и грудь плотного воздуха вызывали только лишь безадресные улыбки

Улыбался и я, поддерживая рукой очки. Время от времени я застёгивал пуговицы, и ветер снова колдовал над моей рубашкой. При толчках в животе ёкало, я хватался за борт машины и беспричинно улыбался. Впрочем была и причина. Испытания были позади и долгая многомесячная командировка, и я решил. А внутри росла наполняя грудь, неясная и пока беспричинная тоска.

«Мы стремимся к Луне. А чем здесь не Луна?» – разговаривал я сам собой. А мимо катилась гладкая как дно высохшей лужи однообразная степь, серая и красноватая земля. Высохшие скелеты растений покрывали её местами тёмным пухом. Да и вся она до ровного горизонта была в полосах и разводах, как немытое после ремонта окно.

Я соскучился и по ней и по Вадиму. Он мне друг и меня поймёт.

– Знаешь, – скажу я ему. – Я там только понял, что такое трава. Понимаешь, приехал на аэродром. Жду. Сижу и радуюсь зелёной траве.

– Старая истина. – ответит он. -Эффект жадности. Отними у человека траву, будет не хватать травы.

Он – друг и меня поймёт, как тяжело пришлось мне в этой красной безлюдной пустыне. Да, будь она проклята с этими испытаниями. На которых там его тоже не хватало. Но друг поймёт, как я скучал и свободными вечерами и в самолёте газеты недельной свежести читал.