Дюбал Вазахар, или На перевалах Абсурда

Вахазар. Хаааааааааа!!! Вот я и отдохнул!!! Я отдыхал целую вечность. Теперь надо и поработать. Я чувствую, что силен, как шестьдесят паровых гиппопотамов. Хочется все стереть в порошок, всех в бараний рог согнуть! Господин Рыпман. За работу! За работу!

Скаброза. Повелитель! Смилуйся! Прочитай сначала наши бумаги!

Вахазар. Хаааааааааа!!! В свое время все узнаете, трещотки. Можно и повременить. А ну подать сюда этого албанца! Там смеют выдавать себя за меня! За меня!! (Бьет себя в грудь, пуская пену.) Хааааааааа!!!

Открывается правая дверь, четверо перпендикуляристов на носилках, обтянутых черной клеенкой, вносят отца Унгвентия. На голове его колпак, острый конец которого свисает с носилок. Перпендикуляристы остаются в колпаках.

О. Унгвентий (голосом тихим, но проникающим в самые глубины психики). Мне не страшен твой рев, двуимянный Мачей Дюбал Вахазар! Ты был моим учеником. Сколько раз ты получал двойки за дифференциальные уравнения! Сколько раз ты у меня сидел в карцере!

Вахазар (мгновение стоит онемев). Это вы, господин учитель!

О. Унгвентий. Я уже не учитель, а жрец новой религии. Мы появились на свет сегодня. За мной почти двадцать тысяч единоверцев. В тиши подполья я породил мир новый и губительный для лжецов.

Вахазар (прерывает его). Я не лгу. Я – единственная истина сегодняшней жизни. Это они вынуждают меня быть бешеным, диким зверем. А кто вынуждает меня – тот должен за это ответить. Но я не лгу.

О. Унгвентий. Этого тебе никто и не говорит. Во всяком случае, я в твою истину верю. Но без веры ты ничего не создашь, сосунок. Ты пребываешь в таком же мраке, как и всякая тварь – от ничтожнейшего из червей до меня, который знает все, что только может знать конечное и ограниченное существо.

Вахазар. Выходит, ты не веруешь, а знаешь?

О. Унгвентий. Высшее знание смыкается с высшей верой, ибо также открывает лишь непостижимую глубину Тайны. (Повысив голос.) Взгляни на меня: у меня артрит всех суставов, я страдаю так, как не страдает ни один из твоих узников в камере пыток. Я спрессован анкилозом в монолитную глыбу поистине нечеловеческой муки,

Вахазар (иронически). Как же, как же – мы ведь в прежние времена очень даже недурно пивали.

О. Унгвентий. Я пью и теперь, мне нет дела до моей боли – она растет, не зная границ. (Поднимает руку и воет от боли.) Ауауауауауау! Оо! Поставьте меня на землю, суррогаты!

Перпендикуляристы ставят носилки на пол.

Я груда натруженных мослов – однако я создал нечто, без чего все твои труды – агония безумца, выгрызающего у себя и у других самую суть индивидуальности. Ты должен быть вместе со мной. (Последние слова произносит со страшным напором.)

Вахазар (холодно). Кто меня вынуждает – будет сам отвечать за последствия.

О. Унгвентий. О, не беспокойся, отвечу. Ты должен быть вместе со мной, потому что без веры, опирающейся на высшую мудрость, ты останешься всего лишь карикатурой – как Александр Великий, как Петр Великий и множество прочих «великих». «Вахазар Великий», а по существу – бедный маленький сумасбродишка, рыбка в сетях метафизических противоречий, пугало для деток, отбившихся от рук… Свинтус я. Дедуля, я говорила тебе почти то же самое – ты не хотел мне верить.

О. Унгвентий оборачивается к ней.

Вахазар (с раздражением, но мягко). Подожди, Свин-туся. (О. Унгвентию.) Слыхал я про эту чепуху. Философ на троне. Персидский сатрап, Марк Аврелий и так далее, и так далее. Хо-хо, господин профессор: философия и жизнь – две любовницы одного и того же субъекта, да, именно субъекта, – ты не сумеешь их примирить, мудряшка.

О. Унгвентий. Не философия, но истинное знание, пробуждающее веру. Вера и философия – именно то, о чем ты говоришь: две любовницы одного человека. Жизнь одна, а вершина жизни – то, к чему стремлюсь я. Через знание к вере, а не через теософскую цирюльню для извращенцев и посредственностей. Покорись мне, жалкая карикатура на цезарей и прочих мегаломанов. Сегодня я читал пасквиль на тебя, расклеенный в Четвертом округе. Он кончается так: «Дьявол меня называет опухолью на пупке, Вошью на Бесконечности зовут меня древние боги».

Вахазар. Что?

О. Унгвентий (гневно). Покорись – вот что.

Вахазар. Как это?

О. Унгвентий. А вот так это: отдай мне надлежащие почести – пади на колени.

Вахазар (равнодушно). Не вижу в этом ничего особенного.

О. Унгвентий. Ты что, совсем одурел? Баран, а не человек. Покорись, это пойдет на пользу твоим мозгам.

Вахазар. Человек я покладистый, в конце концов могу и покориться.

Становится на колени перед о. Унгвентием и бьет три земных поклона. Входит о. Пунгентий с двумя босыми пневматиками.

О. Пунгентий. О – прошу прощения. Я не хотел вам помешать. Я – Главный Фофулат босых пневматиков. Мне стало известно, что брат мой добился своего. Мы пришли, чтобы покориться. Простите, можно?

Вахазар (в гневе, вставая). Разумеется, прошу тебя, отец. Это была всего лишь маленькая репетиция драмы под названием «Генрих IV и Григорий VII». Мы уже закончили. О. Пунгентий. Увы, все мы отступники и сектанты. Религия пришла в упадок. Ничего не поделаешь. И все же я покорюсь возлюбленному братцу. (Пневматикам.) И вы, братья, тоже покоритесь. Религия пришла в упадок из-за сектантов.

Валится на колени перед о. Унгвентием. Пневматики следуют его примеру. Перпендикуляристы стоят как мумии.

О. Унгвентий. Это хорошо, брат мой, что ты покорился. Благо есть кому. Однако ты ошибаешься: возникновение сект – доказательство жизнеспособности церкви, а отнюдь не ее упадка. Поэтому я разрешаю всевозможные виды ереси при одном условии: прежде постигни до глубины, а уже потом, придерживаясь известных непреложных аксиом, создавай секту. Каждый вправе создать секту, единственным представителем которой будет он сам, но сначала он должен познать единую Истину.

О. Пунгентий. О, как я счастлив, братец. Сегодня же попытаюсь основать новый орден. (Падает на брюхо перед о. Унгвентием.)

Свинтуся (подбегает к о. Унгвентию). И я тоже создам новую церквушечку. Мне уже давно снится что-то в этом роде. Я только не знала, как за это взяться.

О. Унгвентий. Благословляю тебя, детка! Тебя ждут великие дела.

Свинтуся становится перед ним на колени. Вахазар, внезапно взревев нечеловеческим голосом, бросается на о. Унгвентия, раскидывая босых пневматиков.

Вахазар. Хааааа!!! Я тебе дам, гниль ты замогильная!!! Уж я тебе покажу, что такое боль в костях!!! (Изо всех сил дубасит о. Унгвентия, который буквально воет от боли.) Ну как? Теперь понял, что такое абсолютное знание? Дошло до тебя, как из знания сделать веру?

Перпендикуляристы оттаскивают Вахазара от о. Унгвентия, тот, лишившись чувств от боли, лежит как мертвец. Три женщины кидаются к о. Унгвентию, чтобы привести его в чувство. Свинтуся стоит молча и с напряженным вниманием обводит взглядом всех присутствующих. Пневматики и о. Пунгентий вскакивают и встревоженной стайкой собираются справа. Перпендикуляристы держат Вахазара в левом углу сцены. Вахазар тихо рычит, истекая пеной, потомперестает вырываться и замирает, весь в пене, опустив глаза. Рыпман смотрит на все с профессиональным интересом.

Вахазар. Господин Рыпман, я посрамлен. Это моя первая в жизни настоящая ошибка.

Женщины молча возятся с о. Унгвентием. Свинтуся проходит налево, садится в кресло и, взяв куклу Вахазара, укачивает ее как ребенка. Симпомпончик все это время, не шевелясь, сидит в кресле в глубине сцены.

Рыпман. Ничего удивительного, Ваша Единственность: отравление птомаинами [16 - Химические соединения, образующиеся при распаде белковых веществ в процессе гниения; по физиологическому действию сходны с алкалоидами.] как следствие переутомления.

Вахазар. Господин Рыпман, скажите им, чтоб они меня отпустили. Я слаб как ребенок.

Рыпман (перпендикуляристам). Прошу отпустить Его Единственность. Я отвечаю за все.

Перпендикуляристы отпускают Вахазара и стоят в молчании.

Вахазар. До чего я несчастен! Неужели меня так никто и не поймет? А мне ведь всего и нужно-то – немного тепла, совсем чуть-чуть участия, какую-то капельку чувства. Раз в год, ну пусть хоть раз в два года. Ведь я работаю, как каторжник на галерах, как негр на кофейной плантации. Да – я один такой, и мое величие в том, что я не имею себе равных. Но разве из-за этого я не имею права требовать того, что выпадает на долю любого, самого распоследнего лоботряса и попрошайки?

Любрика, бросив лежащего как труп о. Унгвентия, вскакивает и бежит к Вахазару.

Любрика. О Дюбал! Я всегда… Я с тобой!

Симпомпончик. Мама! Мама! Оставь ты его! Я член мужского блока, но этого не потерплю.

Вахазар. Да не о том я. Я хочу, чтоб и у меня, черт возьми, была какая-нибудь мать или сестра! Ведь это невыносимо!

Любрика. Я и хотела стать для тебя матерью или сестрой. Твоя роковая ошибка – что ты вообразил, будто я в тебя влюблена. Ничего подобного. Поверь мне.