Расследование. Насморк (сборник)

– Мне тоже идти?

– Идемте.

Сёренсен шел за ними, обмахиваясь шляпой. Солнце порядком припекало, снег уже исчез с ветвей, они выглядели темными и мокрыми на фоне голубого неба. Грегори считал шаги до кустов, получилось ровно сто шестьдесят. Дорога и кладбище за ней лежали в тени между двух пологих холмов. Деревушка отсюда была не видна – только вился дым от нее. Снег лежал тяжелый и мокрый, тянуло холодом. Морг – небольшой барак, кое-как побеленный, задней своей стеной примыкал к густым зарослям кустарника. Два окошка выходили на северную сторону, в торце – дощатая дверь, полуоткрытая, без замка, но со скобой. Вокруг была уйма следов. У самого порога лежало нечто плоское, прикрытое брезентом.

– Это труп?

– Да, господин инспектор.

– Его не трогали? Он так и лежал?

– Точно так. Никто не прикасался. Комендант, как только прибыл вместе с врачом, осмотрел его, не прикасаясь.

– А этот брезент?

– Комендант приказал накрыть.

– А мог ли прийти сюда кто-нибудь, когда вы находились на шоссе?

– Не мог, господин инспектор, шоссе перекрыто.

– С той стороны. А если от Хэкки?

– Там тоже установлен пост, только его отсюда не видать, он за пригорком.

– Ну а через поля?

– Если только полями, – согласился полисмен, – но ему бы пришлось пересечь речку.

– Какую речку?

– Ну ручей, вон с той стороны.

Грегори пока не приближался к брезенту. Продвигаясь понемногу, он разыскал следы ночного патруля. Узкой утоптанной тропинкой они окружали ближайшие памятники, дугой огибали барак и возвращались назад через заросли кустов. Ветки были поломаны и местами втоптаны в снег. Те же, что и на шоссе, следы массивных башмаков отчетливо отпечатались там, где полисмен в темноте сбивался с тропинки.

Совершив обход, Грегори засек время: четыре минуты. «На ночь и метель можно накинуть еще столько же, – подумал он, – и еще минуты две на туман». Он углубился дальше в кусты, спускаясь вниз по склону. Тотчас же снег провалился под ним. Грегори успел ухватиться за ветки орешника и удержаться у самой воды. Это было самое низкое место долины, в которой лежало кладбище. Скрытый заносами и потому неразличимый даже вблизи, здесь протекал ручей; поверхность воды была покрыта рябью возле подмываемых корней кустарника. В илистом дне торчали осколки камней, некоторые камни походили на булыжники. Грегори повернулся, не сходя с места. Несколько выше он увидел тыльную стену морга, только верхнюю ее часть, без окон, выступавшую из кустов на расстоянии полутора десятков метров. Начал карабкаться обратно, раздвигая упругие ветки.

– Где у вас каменщик? – спросил он полисмена. Тот сразу понял, о чем речь.

– Он живет прямо у шоссе, возле того мостика. Первый дом, такой желтый. Каменотесом работает только летом, а зимой столярничает.

– А камни как он сюда доставляет? По шоссе?

– Если уровень воды в речке падает, то по шоссе, а когда вода поднимается, сплавляет их по воде со станции. Развлекается в свое удовольствие.

– И там, на противоположном берегу, он эти камни обтесывает?

– Иногда и там, но не всегда. По-разному.

– Этот ручей течет со стороны станции, не правда ли?

– Да, но берегом не пройти, все заросло.

Грегори подошел к боковой стене морга. Одно окно было открыто, точнее, выдавлено, стекло разбито, единственный острый осколок торчал из сугроба. Он заглянул внутрь, но ничего не разглядел: слишком темно.

– Кто сюда входил?

– Только комендант.

– А доктор?

– Нет, доктор не входил.

– Как его звать?

– Адамс. Мы не знали, подоспеет ли в срок лондонская «скорая». Первой приехала бригада из Хэкки, доктор Адамс был там ночью, поэтому прибыл с ними вместе.

– Да? – произнес Грегори. Он не слышал полисмена. С рамы разбитого окна свисал светлый завиток стружки. У самой стены отпечатался глубокий, неотчетливый след босой стопы. Грегори наклонился. Снег здесь был изрыт, словно по нему волокли изрядную тяжесть. Местами можно было различить продолговатые вмятины с гладким дном, словно их сделали, вдавливая в снег большую, удлиненную буханку хлеба. В одной вмятине что-то золотисто поблескивало. Он нагнулся еще ниже и подхватил пальцами несколько свернувшихся стружек. Склонив голову, с минуту рассматривал другое, закрытое окно. Оно было заляпано известкой. Он ступил в глубокий снег, опустился на колено, откинув предварительно полу плаща, потом поднялся и снова все оглядел. Глубоко втянул воздух. Широко расставив ноги, засунув руки в карманы, он окинул взглядом белое пространство между кустами, моргом и первым надгробием. Бесформенные глубокие следы с гладкими вмятинами начинались у разбитого окна, делали петлю и вели к дверям. Они отклонялись по пути то в одну, то в другую сторону. Словно какой-то пьяница толкал перед собой мешок. Сёренсен стоял в стороне, приглядываясь к следам со сдержанным любопытством.

– Почему нет замка? – обратился Грегори к полисмену. – Был ли он?

– Был, господин инспектор, но испортился. Могильщик собирался отдать его кузнецу в ремонт, да забыл, потом наступило воскресенье, ну словом… – развел он руками.

Грегори молча приблизился к брезенту. Осторожно приподнял жесткий край и отбросил его в сторону.

У его ног на боку лежал голый человек с поджатыми руками и ногами, словно он опирался коленями на что-то невидимое или отпихивал это что-то от себя локтями и коленями. Он заполнял своим телом пропаханную в снегу широкую колею, которая тянулась от окна. Примерно два шага отделяли его голову от порога. Там снег оставался нетронутым.

– Может быть, вы захотите его обследовать? – произнес Грегори, поднимаясь с колен. Кровь прилила ему к лицу. – Кто это? – обратился он к полисмену, который надвинул козырек пониже, так как солнце стало бить ему в глаза.

– Хансел, господин инспектор. Джон Хансел. Он был владельцем красильни.

Грегори не спускал глаз с Сёренсена, который крайне осторожно, в резиновых перчатках, извлеченных из плоского чемодана, касался ног и рук трупа, приподнимал веки, потом очень внимательно осмотрел позвоночник.

– Он – немец?

– Не знаю. Возможно, из немцев, но я об этом не слышал. Его родители были местные.

– Когда он умер?

– Вчера утром. Он давно уже жаловался на сердце. Врач запретил ему работать, но он не заботился о себе. Он абсолютно ни о чем не заботился с тех пор, как жена сбежала от него с одним типом.

– Были здесь еще какие-то трупы?

Сёренсен поднялся с колен, отряхнул брюки, носовым платком смахнул что-то с рукава и бережно уложил в футляр резиновые перчатки.

– Позавчера были, господин инспектор, но их уже схоронили. Похороны состоялись вчера, в полдень.

– Значит, вчера после полудня здесь находился только этот труп?