Ангел сидел на крыше и грыз ногти

– С чего Вы решили, что он безработный… был?

Моё лицо мгновенно высохло.

– Так у него в карманах справка лежала. С этой… с биржи труда.

Я онемела.

– Зато как помирать решил, о тебе думал. Передайте, говорит, что люблю я её, мою Аннушку. И помер. Ага.

Я развернулась и пошла вызывать такси.

При рождении меня назвали славным именем Маргарита.

Аннушкой звали коллегу Антона с его бывшего, как оказалось, предприятия, чья деятельность жизненно необходима большому городу.

Танечка горько плакала

Нет, мячики в речку Танечка не роняла. Вообще тема мячиков была не про неё. Танечка любила петь. Голос ангельский. Личико тоже ангельское, в обрамлении золотых локонов.

– Танюша, ты почему плачешь? – спросила мама. – Кто обидел?

– Я больше никогда не буду петь, – еле разобрала женщина сквозь всхлипывания и рыдания.

Мама усадила дочку на колени.

– Это ещё почему? Ты же настоящий талант.

– Светка Тараканова сказала, что я вою, как собака в лунную ночь. И все засмеялись.

– Тебе так важно её мнение?

– Нет.

– Тебе не кажется, что она просто тебе завидует?

– Думаешь? – спросила девочка, вытирая слёзы.

– Подозреваю. Ты, когда поёшь, что чувствуешь?

– Радость! – ответила Танечка.

Голубые глаза сияли счастьем.

– Вот видишь. Ты скоро вырастешь и поймёшь, что люди делятся на два типа: одни делают что-то, радуются и помогают другим, а есть те, которые ничего не умеют, не хотят ничего делать, но всегда готовы критиковать.

– Правда?

– Конечно! Если человек что-то делает, он знает, как это трудно. Такой человек никогда не будет так жестоко комментировать. Промолчит или посоветует, как сделать лучше.

Танечка спрыгнула с маминых колен.

– Я буду петь, мама! Буду!

– А если Светка засмеётся, или Антон, или Владик?

– Всё равно буду.

На удалёнке

Сашок встал из-за компа, потянулся – в шее захрустело, почесал небритый подбородок, потом пузо под растянутой майкой с пятном от кетчупа, подтянул несвежие трусы, сходил в ванную, вымыл руки два раза, вернулся, допил остатки холодного кофе и вздохнул. Солнце было ещё высоко, а что делать дальше, он не знал.

Он теперь работал на удалёнке. Впрочем, как и весь офис. Заявок было мало – он за пару часов разобрал почту, созвонился с клиентами, бухгалтерией и складом.

– Опять смотреть сраные сериалы? Надоело!

От телека уже выворачивало, от интернета тоже.

– Пить?

От этой мысли дёрнулась печень.

– Спокуха! Самому уже не хочется бухать. Не лезет.

Друзей с годами размотало по свету. Да и какие сейчас гости? Все сидят дома и сходят с ума поодиночке. Грёбаный карантин!

Сашок прошёл в гостиную, споткнулся о машинку сына, долго махал руками, как толстяк из клипа Little Big, но всё-таки шлёпнулся и горько заплакал. Прямо там, на полу в гостиной.

– Господи, помоги мне. Я так больше не могу! – взвыл Сашок от безысходности.

Жена с детьми уехала к тёще в глухую деревню. Там про коронавирус и не слышали. Если только по отдельности – отдельно про корону, отдельно про вирус. Тёща вообще была глуховата, слышит только то, что не надо. Что у зятька зарплата маленькая и руки кривые. Например.

Пару дней он наслаждался тишиной и свободой, а потом заскучал.

– Сделай так, чтобы было не скучно! Чтобы было приключение. Такое, чтоб искры из глаз. Такое, чтоб кровь бурлила. Такое, чтоб…

И тут зазвучала музыка. Александр Иванов захрипел "Боже, какой пустяк". Это заверещал его мобильник. Александр не Иванов сел и взял телефон.

– Алло, – каждая вибрация в этом женском голосе его волновала.

– Алло, – глупо повторил он.

– Саш, ты?

– Я.

– Давай встретимся сегодня в парке. Ты как?

– А чё? Я согласен, – ответил он.