Умирая, Бог завещал мне Землю

Он на мгновение замешкался, разглядывая ее стройные ноги, а придя в себя, толкнул дверь и уверенно сказал:

– На пробы… к Спилбергу.

Петя столкнулся с Митей на выходе из метро. Вид у того был удрученный, как будто он опоздал на тайную вечерю, пришел, а ее перенесли на среду. Он бы и мимо прошел, не замечая никого.

– Привет, Митрофан, – задержал его Петя. – Приезжал с Манкиным мириться?

Митя грустно посмотрел, о чем-то подумал и сказал:

– Да наоборот, пока его дома нет, приехал кофту забрать. Холодает уже. Совсем новая кофта, жена подарила. Оставил у вас в прошлый раз, когда Андрюхин день рождения отмечали.

Петя отвел его в сторону и спросил:

– Ну и как это у вас получилось? В интернете такая склока из-за твоего ухода из группы. Ты прямо как Том Мейган, тот тоже не по своей воле ушел из группы на пике популярности.

– Кто это?

– Вокалист Kasabian.

– Не знаю таких… Лично я ни с кем не скандалил. Даже ни на один пост не ответил. Вообще, это очень стремная история… Может, книгу написать о своей жизни и творчестве в группе? Чтоб люди всю правду узнали.

– Напиши. Я слышал, ты своей проект создаешь.

– Да. Позвали выступать в Воронеж и в Омск. Чего отказываться. Деньги нужны. Музыканты есть, будем свои песни сочинять. Ты сам как?

– Нормально. Сто пятьдесят долларов заработал на чужом безумии. За квартиру отдам, ребятам ужин устрою. Кстати, могу строчку подбросить, – предложил Петя. – Надо?

– Какую строчку?

– В песню. – Не дождавшись заинтересованности, Петя старательно пропел: – Вчера еще было семь верст до небес, сегодня дремучий загадочный лес.

– Это о чем?

– Да хоть о чем.

– Не надо.

Вечером парни втроем сидели за накрытым столом, Манкин задерживался на работе. Помимо поэзии, он неплохо отделывал стены декоративной штукатуркой. Задорого. «Я работал. Я писал стихи» – это было не про него.

Когда собрались расходиться, вошел сияющий Манкин в новых туфлях и весело проговорил:

– Вставайте, пойдем отсюда!

– Ты чего такой радостный? – удивился Петя. – Башмаки обновил. Женишься?

– Объект сдал, надо отметить. Едем в пиццерию! Пиццы хочется.

– Да мы только поели. Петька сегодня разбогател, продуктов принес, мяса с картохой и сыром запек, чилийским вином угощает, – сказал Андрей.

– Сегодня прям день званых ужинов, – усмехнулся Павел.

– Это последний на сегодня. Откажетесь, обижусь.

Таксист, застряв в пробке, высадил компанию на Ордынке у церкви Покрова Богородицы. Город сверкал огнями и потрескивал, как испорченная проводка. Словно стараясь опередить поддувавший в спину ветер, они быстро прошли дворами на Пятницкую в Dominos. И только вошли, как стали свидетелями ссоры двух женщин из-за расшалившихся детей. Толстая тетка, которой помешали дети, крыла их мать матом, потом перешла к решительным действиям. И попыталась дать мамаше коленом под дых. Какой-то парень, похожий на сегодняшнего режиссера в желтой кофте, вместо того чтобы разнимать, снимал на телефон потасовку. Увидев новых посетителей, он навел камеру на них, Манкина аж передернуло.

– Поехали в другое место, – твердо сказал он.

Персонал пиццерии оттаскивал разбушевавшуюся бабу.

– Только недалеко, – попросил Павел.

Полчаса, пока ждали пиццу в IL Патио на Волхонке, тянулись медленно. Паша и Андрей пару раз обменялись мемчиками и ссылками на смешное видео. Манкин, сидевший между ними, некоторое время молча наблюдал, как они посмеиваются, глядя в телефоны и, наконец, высказался:

– Теперешняя жизнь основана на повышенном мнении о себе. Настоящих людей все меньше, а информационных вампиров все больше.

– Ты чего? – спросил Андрей. – Мы ж не маленькие, все понимаем…

– Во всем этом дух нечистой силы, – гнул свое Манкин. – Тот, кто ему подыгрывает, не просто лицемерит, а предает свет в себе.

– Мысли о Мите покоя не дают, – догадался Павел. – Что ж ты все судишь его, а как же прощение?

У кассы возникла ссора, покупатель возмущался из-за медленного обслуживания. И хотя продавщица толково объясняла – в чем дело, он не хотел вникать и твердил:

– Я не понимаю, почему так долго?!

– Что-то не везет нам сегодня с пиццей, – поморщился Паша.

– А я сужу нашего Иудушку семейным судом, и я его не казню, а желаю спасения, – Манкин выразительно посмотрел на всех.

Петр сидел перед ним – лицом к большому окну. И видел, как качались полуголые ветки. Тени от них, похожие на ползущих змей, на освещенной белокаменной стене и бронзовом горельефе здания напротив, возбуждали воображение.

– Лично я помалкиваю, – пожал Петя плечами. – Сам сегодня поработал на информационных вампиров, они мне еще и денег дали.

– Тебе простительно, – сказал Манкин. – Ты ж блаженный, веришь в нового человека будущего, как в Джими Хендрикса.

– С чего ты взял?– буркнул Петя, хотя это и было правдой. – О, кажется, нам несут.

Переговариваясь незначительными фразами, все сосредоточенно жевали ароматную с хрустящей корочкой пиццу.

– А как же плоды святого духа, любовь, радость, милосердие и кротость? – вдруг спросил Павел. – Твоего исихазма могло бы хватить, чтобы голова была чиста от беспокойных мыслей.

– Что ж ты не веришь в меня, Паша? – напряженно проговорил Манкин. – Ты к чему клонишь?

– Вспомнил карпократиан: спасение невозможно до тех пор, пока человек не испытает всего.

– Что за ересь, Паша, – еще более сурово перебил Манкин и плеснул в чай коньяка.

Павел пожал плечами и, отвернувшись, посмотрел в окно, где по стеклу сбегали струйки дождя. За ними нечеткие очертания воина с поднятым мечом и знамени с Христом. Вид у Паши стал отстраненный – как будто он не здесь.