Перелётный жених. Книга первая

Торбену Клеменсену и ещё 279 пользователям

нравится публикация Льва Мартынова.

– Отец вашей невесты имеет полные карманы денег, но у него пусто здесь, – Лев ожидал, что летчик постучит по голове, но тот приложил руку к сердцу. – Нельзя запрещать дочери быть счастливой! Для меня большая честь помочь обрести любовь вам с… Как её зовут?

Вопрос не вызвал бы заминки в трезвом мозгу – все просто: назови любое имя, никто не проверит. Но пьяный мозг всегда немножко на изнанку вывернут, или даже множко. По закону подлости в тот же миг все имена стёрлись из памяти. А ведь звали же как-то маму, первую любовь, космонавта Терешкову… У-у-у, да ты поплыл, братишка. Сломался. Если невинное любопытство и дружелюбный тон из колеи выбивают, то что же будет на допросе?! А ты туда непременно попадёшь, если новые скандинавские друзья раскроют твоё враньё. Хватит щипать себя за ухо. Соберись! Лев в панике уставился на приятеля, – чего молчишь, Жук, давай выручай. И тут же сообразил. Ухватился за соломинку.

– А-а-александра!

– Ой, милота: Лев и Алиек… сандра, – протянула Илта почти без запинки. – Хотя у финнов есть примета, что для гармонии в семье имя мужа должно быть длиннее, чем имя жены.

Она погрустнела на секунду, но в день свадьбы настроение всех невест постоянно стремится вверх, подобно пузырькам в шампанском.

– Но вы же не финны! На вас примета не действует, – просияла Илта. – А сколько лет Алиек… сандре?

Снова паника. Лев вцепился в мочку уха, но проверенное годами средство не помогало. Зато очнулся Жуков, которому «намёки» приятеля оттоптали обе ноги.

– Лучше скажите, не опасно ли на вашем дирижабле через море лететь? – перевёл он тему. – Это ж часов двенадцать…

– Вообще-то десять. А дирижабли не опасные. Раньше опасные, теперь нет…

Торбен не только говорил, но и показывал: взял из хлебной корзинки белую булочку и «полетел» над столом.

– Сто лет назад баллон заполняли водородом и иногда, довольно часто… Происходил взрыв.

Он разорвал булочку на три части и стал есть, окуная в кофе.

– Теперь в баллоне гелий, – продолжил летчик с набитым ртом, – он не взрывается.

– А если мотор заглохнет, мы рухнем в море? – придётся лететь в любом случае, Лев уже смирился, но инстинкт самосохранения снова высунул свою древнюю чешуйчатую мордочку из черепашьего панциря.

– Не-не-не, – датчанин уверенным щелчком загнал страхи обратно, в поздний палеозой. – Ты, Лев, можешь нарушить законы своего государства… Зачем побледнел? Я же так, к слову… Прости мою бестактность! Кто угодно может нарушить законы своего или чужого государства, но законы физики незыблемы. Дирижабль – это летательный аппарат, который легче воздуха. Моторы заглохнут, он полетит на баллоне.

Торбен посмотрел на часы и одним глотком допил кофе.

– Пора отправляться, иначе не впишемся в полетный график! А радары, истребители, ПВО – все точность ценят, за опоздание могут наказать и сбить. Счёт, пожалуйста!

Официанта перехватил Жуков, гордо размахивающий бумажником: Россия – щедрая душа.

– А где же… – новоиспечённый пассажир дирижабля тоже забыл, как эта штука называется на иностранных языках (Плант, Пэйдж, лестница в небо… Но не вспомнить, хоть порвись на британский флаг), поэтому обрисовал руками продолговато-выпуклый силуэт.

– Прямо над нами, – Лев решил, что теперь он точно угадает, куда укажет летчик. По логике: на потолок. Но Торбен махнул рукой влево, где за резным шкафом притаился выход на крышу.

Отель строили в 1930 году, поэтому на самый верх «Башни» архитекторы воткнули высокий шпиль, а точнее – причал для модных в ту эпоху дирижаблей. Лев увидел его, несмотря на дождь ливший уже сплошной стеной. Крыша была относительно сухой, потому что пол неба закрывала огромная сука…

И не смейте шикать. Махина реально называется «SUKA»! Бросились в глаза громадные буквы, выписанные красной краской по серебряному боку. Дирижабль качнулся от налетевшего ветра, стала видна вся надпись, целиком: «SUK AF SOLEN».

– Моя малышка! «Солнечный вздох». Правда, это прекрасно? – в голосе Торбена слышались нотки чисто родительского хвастовства.

Ничего себе «малышка»! Воздушная сфера, на быстрый взгляд, метров тридцати в длину, вздрагивала на длинном тросе. Под ней, поминутно касаясь крыши, висела стальная кабина, ненамного уступавшая в размерах автобусу. По полтора метра отъедали кабинка пилота (впереди) и туалет (соответственно, в хвосте). Между ними разместилась обзорная зона с прозрачными панорамными стенами и двумя диванами. На столиках, прикрученных по бокам от посадочных мест, ждали шампанское и всякие закуски, заботливо расфасованные по маленьким пакетикам и пластиковым боксам. Каюта, полная уюта.

Илта присела на дальний от входа диван и сбросила туфли с непривычно-высокими каблуками. Дотянулась до бутылки с шампанским, похлопала рядом с собой хозяйским жестом.

– Присаживайтесь, дорогой друг. Вы не представляете эту скукотищу: Торбен рулит у себя в уголочке, а мне и поговорить не с кем. Всю дорогу до Хельсинки я умирала от тоски. Но теперь появились вы и хочется послушать про вашу невесту Алиек… сандру!

Лев что-то пробормотал, но ответ заглушили взрыкнувшие моторы. Дирижабль отлепился от шпиля и теперь поднимался вертикально вверх. Увидев возможность улизнуть, чтобы собраться с мыслями и продумать легенду, Лев отступил на заранее намеченные позиции. Говоря проще, сбежал и заперся в туалете.

Лев Мартынов :-( болеет

5 апреля, 0:15

Где-то над Балтийским морем

Доступно: Илта Хейккиля, Торбен Клеменсен

Сначала он притворялся. Вполне успешно имитировал звуки, так подробно описанные в песнях панк-групп, но в приличном обществе категорически неприемлемые. Минут через двадцать Льва затошнило по-настоящему: то ли вжился в образ, а скорее всего молочная уха тому причиной. Да ещё лёгкая качка дирижабля вызывала морскую болезнь, хотя в данном случае, скорее воздушную. Право слово, ну не водку же во всем винить…

В паузах он, совсем обессиленный, прислонялся лбом к холодному стеклу иллюминатора. Окошек было два – машина экскурсионная, а туристы и в уединении готовы любоваться красотами пейзажа. Посмотрите налево, повернитесь направо. С обеих сторон виднелись редкие звёзды, подмигивающие сквозь дыры в черных-пречерных тучах. Понятно, воздушный корабль летит ниже облачного слоя. Значат до земли, точнее до поверхности моря, не больше пятисот метров. А скорее около трёх сотен. При мысли о высоте, снова замутило. Ох-ох-ох…

Время от времени к тонкой перегородке подходила Илта, тактично постукивала пальцем и спрашивала: все ли в порядке? Да, врал Лев по-русски. Все зашибись. Разве не заметно?! Выходить он не торопился, все ждал, когда эта любопытная женщина угомонится и заснёт. Но сам провалился в тревожное забытьё, сменившееся вскоре безмятежным посапыванием.

6

Лев Мартынов :-( хочет кофе

5 апреля, 5:47

Остров Готланд, Швеция

Закрытая запись

Лев попытался разогнуть скрюченные ноги, но получил в ответ сотни покалываний и похрустываний по всему телу. А вот неестественно запрокинутая голова, вопреки ожиданиям, серьёзными проблемами не аукнулась: покрутил влево-вправо – нос дышит, глаза различают свет лампы сквозь ресницы. Губы, правда, пересохли, и язык…

Хотя это, как раз, нормально.

Это похмелье.

Выпить бы чего-нибудь бодрящего.

Иллюминатор всем своим видом напоминал чашку идеального кофе: крепкого, уваренного до угольного цвета, чтобы от одного взгляда сердце начинало биться чаще. Постойте-ка! Кто-то начал лить молоко. Тонкой струйкой. Сначала возник белый завиток в самом центре, но набежавшая тьма тут же его сглотнула. А молоко все прибывает, три, нет, пять струй, мощно ударяют в тягучую поверхность, отчего у самого края появляется кремовая полоска, она уже расплывается вширь и задерживается подольше. Но все же не выдерживает конкуренции, снова растворяется в кофейной черноте. Из глубин ночи всплывает новая молочная волна. Выхлёстывается за строгий контур окошка, и в этот момент понимаешь: там, снаружи белизна заливает мир, больше не чувствуется ни терпкого аромата, ни кофейного привкуса ночи.

Кофе…

У Торбена целый термос кофе!

Ухватившись за путеводную ниточку, Лев открыл дверь и выглянул из своего тесного убежища. Тишина и покой. Илта спит на диване, свернувшись калачиком. Её муж сидит в закутке пилота, поникшие плечи видны через прозрачную перегородку.

– Привет.