Передача закончилась, начались местные новости, и я наконец-то взялась домывать посуду. А когда сквозь шум воды мелькнула фамилия «Машков», снова кинулась к телевизору.
«…заседания арбитражной комиссии. Работа предприятия приостановлена, но, по словам генерального директора, которым формально до конца разбирательств по-прежнему остаётся господин Машков, на территории завода до сих пор находятся рабочие, численностью не менее двухсот человек, не желающие сдавать объект новому руководству. Фактически, они стали заложниками так называемых серых рейдеров, но, судя по всему, отступать не намерены. Здание офиса, производственные и складские площади заблокированы ими изнутри, и в то же время оцеплены снаружи силами, именующими себя новым руководством. И прямо сейчас, на прямом включении с места событий, вы можете видеть что, несмотря на раннее утро, на площади перед правлением собрались многочисленные сотрудники предприятия, пришедшие поддержать действующее руководство и своих коллег, принявших основной удар сопротивления на себя, а так же родственники заложников. Большинство из них провели здесь всю ночь. И вот, что говорят о ситуации они сами…»
Всё это сопровождалось кадрами с силовиками в балаклавах, караулящими ворота и двери, и требовательными жестами вынуждающими журналистов опускать камеры. А ещё – многочисленная группа людей с плакатами: «Руки прочь от Вуд-Люкс», «Вуд-Люкс – это Машков!» и даже «Русские не сдаются»
Периодически какой-нибудь работяга эмоционально возмущался на камеру наглости рейдеров и обещал, что они, рабочие и законное руководство, так просто не сдадутся. Женщины сетовали, что их мужья там без еды. А какой-то жутко уставшего вида дядька с вислыми усами выразил мнение, что если в ближайшие дни у захватчиков не получится прорваться в здание «К этим, ну самым главным документам, как их? Ну в которых всё записано, значит, ну – кто главный, на каком, там, основании и это самое, ну… Устав, вот!…» – то рейдеры, скорее всего, подожгут здание правления.
«…Напомним, что АО «Вуд-люкс» было учреждено в девяносто первом году, на базе обанкротившегося предприятия «Деревообрабатывающий комбинат номер три». За четыре года со дня основания, предприятие сумело не только восстановить былые производственные мощи, но и наладить линии принципиально новой по ассортименту и качеству продукции, такой как паркетная доска и отделочные панели из ценных пород дерева, элитные межкомнатные двери, окна европейского образца, а так же широчайший ассортимент высококачественных строительных материалов. Весной прошлого года АО «Вуд-Люкс» получило награду высшей пробы в номинации «Прорыв года» на международной Торгово-производственной выставке в Ванкувере и сумело выйти на международный уровень, став эксклюзивным экспортёром древесины для Французской мебельной фабрики «Мёбилье де Люкс». Есть мнение, что именно этот прорыв и стал причиной повышенного внимания к компании, повлёкшей за собой попытку захвата власти…»
В кадре появилось возбуждённое лицо корреспондента. Он прямо-таки захлёбывался словами и активно жестикулировал, отчаянно стараясь передать остроту происходящего:
– Как видите, ситуация непростая, тем более, что, напомню, в эти самые минуты в стенах предприятия страдают люди. Их численность превышает двести человек и, по информации наших источников, среди них есть женщины. Мы будем держать вас в курсе событий. С вами были Роман Витюков и Семён Архипов, муниципальное телевидение…
Далее последовала пара минут репортажа в формате No comments – со звуками улицы и взволнованной толпы, бряцанием оружия в руках силовиков и чьего-то залетевшего в кадр надрывного плача…
А потом пошёл сюжет на другую тему, потом ещё и ещё. После выпуска новостей началась «Музыкальная пауза» – показывали какой-то зарубежный клип, а я всё сидела и не могла прийти в себя.
Ничего себе «Обстоятельства. Просто не смог»… И ведь ни слова, ни полслова мне! Не доверяет? Не моё дело?
Ну и кто я тогда в его жизни? Муха, назойливо жужжащая над ухом? Досадная помеха, отвлекающая от главного? Средство от ломоты в яйцах?
И я вдруг почувствовала себя маленькой-маленькой. Ничтожной и, по большому счёту, ненужной.
Глава 9
После работы, уже на подходе к стоянке, меня перевстряла Боярская. Вылезла из своей ауди, облокотилась об открытую дверь:
– Привет, Звезда! Отлично выглядишь.
То ли от неожиданности, то ли при взгляде на её цветущий вид, я почему-то напряглась.
– Привет, – пришлось замедлить шаг, подойти. Макс вопросительно глянул на меня через открытое окно Паджеро, я кивнула ему: «сейчас». – Зойку ждёшь? Так она на Шри-Ланке. В среду только появится.
– Да, я в курсе. Тебя жду.
– Автограф хочешь?
Ольга с готовностью рассмеялась. Пани Боярская в хорошем настроении? Странно, учитывая тот мандец, который происходит с её любимым шефом.
– Само собой, Звезда. Но это успеется, да? – кивнула на свою тачку: – Поговорим?
– Хочешь фоточками из поездки похвастаться? Ну, типа, это Италия, это Польша… Да? – Я не стала упираться, нырнула на переднее пассажирское. – Не особо люблю такое, Оль, так что диких восторгов не обещаю.
В ответ она мило улыбнулась и, порывшись в бардачке, зажала в кулаке какую-то хреновину.
– Какие фоточки, Люд? Лучше! Подарочек у меня для тебя. Не могла не купить, ты ж мне не чужая всё-таки! У нас так много общего… Между прочим, все сувенирные лавки оббегала, чтобы посимпатичнее выбрать. – И протянула какую-то висюльку.
Тон, которым она всё это говорила напряг, было в нём что-то ядовитое, но я машинально протянула открытую ладонь, приняла штучку. Довольно крупная, почти с куриное яйцо, стеклянная капля, подвешенная на цепочку. К цепочке прилажено колечко. Брелок для ключей, короче. Но какой-то странный. Может, из-за бетонного обломка застывшего внутри, словно муха в янтаре. И ведь реально кусок бетона – обыкновенного, серого, выщербленного.
– Очень мило. Только я не врубаюсь в суть. Это современное искусство, или какой-то символ чего-то?
– Ну, – дёрнула Боярская бровью, – можно и так сказать. Символ окончания холодной войны, символ объединения. А ты знаешь, я ведь даже и не задумалась над этим, а ведь действительно очень символично получилось. Всё-таки хорошо, что я не взяла тебе плюшевого мишку.
– Короче, Оль, что за цирк?
– Ну какой же цирк, Люд? Это история. Обломок Берлинской стены. Сохрани обязательно, внукам показывать будешь.
– Берлинская стена? В Польше? Или в Италии? – посмотрела на неё, вкладывая во взгляд максимальную дозу сарказма. – А тебе не показалось, что тебя поимели, как лохушку, Оль?
Она рассмеялась, потеребила перстень.
– Ну причём здесь Италия и Польша, Люд? Берлин, сувенирная лавка на пересечении Циммерштрассе и Фридрихштрассе. Самая настоящая Германия, детка. Всё по-честному.
Я помолчала, соображая. И не дура, поняла. По груди изнутри поползла противная горечь. Главное – не облажаться. Главное – сдержаться и не подать вида… Но, твою же мать, как хотелось вцепиться ей в патлы!
Откинула голову на спинку сиденья, вздохнула, прикрыв глаза.
– Спасибо, Оль. Серьёзно, приятно, что ты думала обо мне даже там. Это всё, что ты хотела? А то меня Денис дома ждёт.
– Что-то я в этом сомневаюсь. Ему сейчас не до баб.
И я, собрав волю в кулак, повернулась к ней:
– Кстати, что случилось-то? Я новости сегодня смотрела, говорят всё хреново?
Она усмехнулась:
– Когда у тебя отжимают предприятие с уставным капиталом в пол ляма зеленью – это да… Слегка хреново.
Упивается своей осведомлённостью, сучка. Рисуется. Спокойно, Кобыркова. Главное сохранять лёгкий похеризм.
– Мм. И кто эти умники? Уже известно?
Посмотрели друг на друга, и Боярская развела руками:
– Я пас. Раз Денис не сказал, значит, тебя это не касается. И я с ним согласна.
С-с-сука… Спокойно, Людок… Спокойно…
– Да не больно-то и хотелось, если честно. Я для него, знаешь ли, тихая гавань. Райский уголок, куда хочется возвращаться снова и снова. После всех этих ваших секретных проблем он приезжает ко мне, и я делаю ему хорошо. А он делает хорошо мне. Так и живём. – Улыбнулась, глядя, как пытается сохранить лицо Боярская. – Теперь всё? Я поехала?
Она помолчала, задумчиво поглаживая оплетённый золотистой кожей руль. Понаблюдала, как ходит возле моего Паджеро Макс. Закурила.
Слишком долгая пауза для ерундового разговора.
– Помнишь, мы договаривались – тебе Денис, мне его бабки?
– Ну?