«Откровения о…» Книга 2. Милаха

– И что, какие прогнозы? – Но, так и не дождавшись ответа, потащила меня в сторону отдела с сумками. – Ты его давно видела-то вообще?

– Сегодня утром.

Ольга подняла на меня удивлённый взгляд:

– Серьёзно? И где?

– Да так, на нейтральной территории.

Она загадочно ухмыльнулась.

– В Интуристе что ли?.. Ну и как там наш Денис Игоревич? Говорят, в аварию попал?

– Ну да. Поцарапанный весь.

– И всё?

– В смысле? А что-то ещё должно быть?

– Ну… – она придирчиво разглядывала шикарную сумочку из натуральной кожи с лаковыми серебристыми вставками, и выглядела, в общем-то, довольно скучающей, словно этот разговор был не больно-то ей интересен. – Поговаривают, что его чуть не пристрелили. А вот эту, которая рядом, покажите… Угу, спасибо. И, вроде, даже в больнице лежал. Ничего не говорил об этом?

– Да нет… И сам вроде целёхонький. – И тут я не удержалась и вставила шпильку: – Уж я проверила, не сомневайся!

Ольга бросила на меня быстрый, полный непонятного сарказма взгляд, усмехнулась:

– Ещё бы, в Интуристе-то, и не проверить… – Повесила мне на плечо ту сумку со вставками: – Эту возьми, подойдёт к тем сапожкам, что перед новым годом брали. Они живы, надеюсь? Ну вот… И посмотри кошелёк нормальный, а свой выкинь ради бога. В таком все деньги сдохнут.

На третий, последний этаж ЦУМА я бы сама никогда в жизни не пошла. У меня от одного только слова «Бутик» сердце в пятки уходило, а чтобы приблизиться к нему – это вообще немыслимо… Видимо Боярская это чувствовала. Было ли то обычной бабской подлянкой или от чистого сердца, но она, подловив «на слабо», затащила меня в салон меха.

Мама родная, здесь даже воздух был другой – тонкий, пудровый, шикарный! И я в своём задрипанном пуховичке, м-да.

– Смотри, какая прелесть, нравится? – мурлыкала Ольга, без стеснения снимая очередные плечики с полушубком со стойки. Трясла его, показывая, как играет на свету мех, гладила наманикюренными пальчиками, предлагая потрогать и мне.

Я кивала и забывала то вдыхать, то наоборот – выдыхать. Просто уму не постижимая красота и роскошь! И, что интересно – ни одного ценника на видном месте, чтоб хоть приблизительно понимать… За нами тревожной тенью следовала продавщица, всё пыталась узнать, чем может помочь и на какую сумму мы рассчитываем. Ольга её словно не замечала, но когда та с воплем: «Это элитная коллекция! Руками не трогать!» словно на амбразуру кинулась перед Боярской, не пуская к самой дальней стойке, Ольга не выдержала:

– Покажите самую дорогую!

– Боюсь, вашего размера нет.

– Не мне, ей! – Ольга кивнула на меня, и мы с продавщицей чуть на па?ру не грохнулись в обморок.

– А вы будете брать? – она пришла в себя раньше.

– Если понравится.

– Самая дорогая – голубая норка, та модель, что на манекене в витрине. Но мы даём примерять такое, только если точно будут брать.

– Хорошо, – легко согласилась Боярская, – я поговорю с Марианной, возможно, она пересмотрит правила… вместе с персоналом. Пойдём, Люд, нам тут не рады.

В итоге я стояла перед зеркалом, умирая от стыда за свои сапоги, джинсики, обветренные руки и дежурную причёску-косичку… И из-за этого не могла от души насладиться кайфом, что окутал мои плечи невесомой, сверкающей как вечерний снег роскошью. Как там, голубая норка? А по мне – так серебристая…

Конечно мы её не купили и даже не собирались, но когда я на негнущихся ногах спускалась по ступенькам на первый этаж, со мной происходило что-то необычное. Я словно выросла на целую голову, словно перемахнула через какую-то высокую планку и взирала теперь на всё с другого уровня. Вокруг ходили люди, сотни женщин, которые, как и я полчаса назад, даже думать боятся о том, чтобы подняться на этот райский третий этаж, и даже просто заговорить с продавщицей, которая вообще-то круче только тем, что перевешивает меха с место на место, сама же при этом тоже ходит в пуховике. Как там говорят «Золотом не быть, так хоть рядом полежать»? Вот, вот. Это про меня. Интересно, когда меня «отпустит», ломка будет?

– Ну что, к Ирине Степановне? – вырвала меня из ватного анабиоза Боярская. – Или ты ещё в шоке?

– Я… Блин, Оль, я столько денег уже потратила. А мне ещё за продуктами.

Она усмехнулась:

– Короткая у тебя память. Ирина Степановна охотно обслуживает по рекомендации. Да пойдё-ё-ём, у неё недавно завоз был, мне и самой интересно.

Там, примеряя сначала узкие чёрные брючки с парчовым жакетом, а потом облегающее красное мини-платье с фигурным декольте, мне пришлось признаться, что нет уже ни тех туфлей, ни тех полусапожек. И даже пояснить, что я их продала, когда нужны были деньги. Боярская только закатила глаза и вздохнула… И в этот были чёрные замшевые ботфорты на плоской подошве и лаковые туфли на шпильке с игривыми бантиками на пяточках.

Глава 2

Расстались с Боярской у той же комиссионки, где встретились – в двух остановках от дома. Потом я со всеми своими покупками примерно с полчаса шарилась по встречным магазинам, на случай, если Боярская станет следить за мной. А когда всё-таки решила, что теперь можно идти – на улице уже смеркалось. Накрутив нервы мыслями о возможной слежке, я вдруг почувствовала себя деревом в чистом поле: вот она я, готовенькая, бери – не хочу! Мне чудился взгляд в спину, машины, кажется, все как одна притормаживали, ровняясь со мной, и из них неизменно выглядывали подозрительные типы?. Отойти от края тротуара, идти под самыми домами, чтобы труднее было затащить в салон, если что? Может, сделать вид, что иду мимо нужного дома и какими-нибудь окольными путями подрулить к нему с другой стороны? А если меня уже давно выследили и ждут в подъезде? Тогда лучше на лифте, или пешком?..

Ввалилась в квартиру в состоянии давно забытого детского ужаса. Только тогда я боялась бабайку живущего в темноте, а теперь – сама не знала кого или чего. Неведомую мафию, с которой так и не справился комиссар Коррадо Каттани?* Первым делом задёрнула все шторы, потом повключала свет. Приятная неожиданность: оказалось что и в спальной, и в зале, между нижним и верхним уровнями потолка были запрятаны лампочки и можно было включать только их, создавая в комнате мягкий приятный полумрак.

Растянулась на кровати, закрыла глаза. Если бы умела – мурлыкала бы как кошка от удовольствия. Шикарная квартира, новые шмотки, новая сумочка и кошелёк, какие-то офигенские импортные кремчики-шампуньчики… И на сладенькое длинного дня – Денис, который скоро приедет, а уж тогда… У меня ведь тоже был припасён сюрприз для него. Как вишенка на торте для человека, который не любит с секс резиной…

Закинула продукты в холодильник, снова удивившись его первозданной пустоте и чистоте, забралась в душ. И всё-таки он несказанно круче чем у Барбашиных! Даже не сравнить! Пол, обложенный приятной шершавенькой плиткой – как невысокий подиум с бортиками, боковые и задняя стенки – капитальные, с россыпью непонятных серебристых пимпочек, а передняя раздвижная – из матового белого стекла. Довольно просторно. В принципе, при желании здесь можно было бы и ванную разместить. Включила воду в кране, попыталась перевести в режим душа и завизжала: в меня с трёх сторон впились тонкие тугие струйки. Лихорадочно выключила. Осмотрелась, оказалось, это из этих пимпочек. Попробовала снова. Струйки били довольно сильно, местами даже больновато, но чем дольше стоять, подставляя спину, бока и живот – тем кайфовее. Главное соски? прикрывать, а то ощущение, будто дрелью сверлят. Потом нашла и как нормальный душ включить, но, если честно, особого удовольствия от ароматных гелей-шампуней не получила – спешила, суетилась, боясь не успеть к возвращению Дениса.

А в итоге – успела и искупаться, и высохнуть, и накраситься, и поесть. И по новому кругу обшарить квартиру. Теперь сомнений не осталось окончательно – она нежилая. И дело не только в девственном холодильнике. Взять, например, зеркальный шкаф: почему в нём только четыре полотенца, и сменный комплект постельного белья? Где вещи Дениса? Или вот, например, посуда: новый сервиз – тарелочка к тарелочке, чашечка к чашечке, ложечка к ложечке… так разве бывает в нормальных домах? А идеальные, нетронутые пламенем сковороды и кастрюли? А не знававший воды электрический чайник?

…Так и не поняла, как включить телевизор. Зато – о чудо! – нашла гладильную доску и утюг похожий на спасательную капсулу инопланетного корабля: кнопочки, отверстия, непонятные функции… Ну ладно. От скуки перегладила все шмотки, которые у меня были с собой и, заодно, те, что купила. Развесила их в шкафу в спальной. Приглушив свет, покрутилась перед огромным зеркалом: новый халат прохладно струился по спине, животу, по голым ягодицам, по гладко выбритым ногам и томящимся в напряжённом ожидании соска?м… Ну когда уже он придёт?

Дурачась, скинула халат на пол, жеманно откинулась на кровать, перекинула волосы через плечо… Как, в какой момент сказать ему, что можно без презерватива? При мысли о том, что рано или поздно, но уже сегодня близость, наконец, случится, учащался пульс, и на губах блуждала счастливая улыбка. Обнажённое тело в отражении манило, дразнило, обещало… Вот только было бы кому! Хоть волком вой! Да, Денис Игоревич, вы многое упускаете… Томно скинула шлёпанцы на каблучке – сначала с одной ноги, потом с другой… А когда в дверном проёме мелькнул силуэт, у меня аж в глазах потемнело от мгновенного ужаса. Подскочила, намертво вцепившись в покрывало, таща его на себя и не понимая, что сама же сижу на нём… И уже в следующую секунду поняла, что это Денис.

– Твою мать, Денис! Какого… хрена? – согнулась пополам, унимая полыхнувшее сердце… Отходняк был такой мощный, что аж реветь захотелось, но я держалась и только бубнила под нос: – Бля-я-я… Денис, твою ма-а-ать…

– А действительно – какого? – строго спросил он. – Почему на засов не закрылась, как велел?

Я ойкнула и прикрыла ладонью рот:

– Разве? Блин, забыла, наверное.

– Я ж говорю, выпороть надо! – подытожил он и, подойдя, легонько пихнул меня назад.

Я смутилась, но лишь на мгновенье. Тут же взыграло счастливое дурачество, и я покорно легла, подчёркнуто стеснительно прикрыла ладонями груди… и, не разрывая контакта с его глазами, медленно развела согнутые в коленях ноги. И я не я, если Денис в этот момент не стал вдруг похож на наглого котяру. Закусил губы, чтоб совсем уж не расползлись в довольной улыбке, бесстыдно рассматривал меня, поглаживал, проникал взглядом… Звякнул пряжкой ремня, вытащил из брюк рубашку. Ме-е-едленно, чёрт, как медленно, расстегнул манжеты… Я готова была кинуться на него, мне, кажется, уже хватило бы одного прикосновения, чтобы кончить, а он всё расстёгивал и расстёгивал дурацкие пуговицы, не прекращая трахать меня взглядом. Начал снимать рубашку – я кинулась было помочь, но он опередил:

– Лежать! И ножки поставь, как были…

О, бли-и-ин, сумасшествие какое-то! Я чувствовала, как влага, переполнив губки, щекотно сползает между ягодицами, шевелила пальцами ног, елозила бёдрами… А он всё-таки справился, стащил рубашку с раненого плеча, небрежно отбросил на пол. Бо-о-ожжже-е-е! Шрамы украшают мужчин – кто этого не слыхал? Но просто слышать и ощутить вдруг, что это значит – две огромные разницы! Вскочить бы, прижаться кожей к коже, обрисовать языком каждый изгиб его мыщц, зацеловать каждую ссадину, поймать губами волосы на груди, потянуть, так чтобы вздрогнул и хоть чуточку ускорился… Но взгляд его по-прежнему командовал «Лежать!» и всё, что мне оставалось – изнывать от нетерпения и, очерчивая подушечками пальцев свои сжавшиеся в сладком томлении соски?, отвечать ему таким же откровенным взглядом: «Ну дава-а-ай, уже…»

Он снял брюки. А-а-а, держите меня семеро, и как его трусы до сих пор не порвались от такого напора? Хочу, хочу, хочу его! Закрыла глаза, упершись макушкой в кровать, прогнулась, приподнимая грудь:

– Ну Дени-и-ис…