Девочка, которую нельзя. Книга 2

– Ладно. Первый и последний раз. Потом реально под себя ходить будешь, ясно? И, кстати, кормёжки тоже не жди. Заслужить надо. Но если будешь хорошей девочкой, я тебе шашлычка на прощение сварганю. Пальчики оближешь.

– Прелестно. Только я сейчас обоссусь. И вовсе не от восторга.

Он поднялся.

– Пошли.

Я покорно вышла в смежную комнату типа зала, где, развалившись на диване, смотрел телек ещё один незнакомый мужик. Окинул меня взглядом с похабной кривой усмешечкой, подмигнул. И мои коленки предательски задрожали – по сравнению с этим двумя, милым, приветливым зайкой казался теперь не только Паша, но и его злой хозяин.

– Сюда, – грубо пихнули меня в противоположную от входа сторону.

И я едва не зашипела от досады – туалет оказался в доме! А свобода – вон она, за дверью, в каких-то десяти шагах…

Рванулась, швырнула в ошалевшего на мгновенье мужика вазой. Он отбил её налету, угодил в полку с посудой. Зазвенело, загрохотало. Я схватила стул, снова швырнула, одновременно выскакивая в прихожу. Не глядя кинула за спину подвернувшийся под руку табурет. Снова грохот, осколки… И удушающий локтевой под подбородок:

– Ну всё, считай поссала. Дальше будем по-плохому.

Заволокли обратно в спальню, завалили на кровать. Один жёстко уткнул лицом в матрац и навалившись всем весом, удерживал заломленные за спину руки, а второй вязал отчаянно сучащие ноги…

В тот момент я узнала, что такое настоящее бессильное отчаяние. Против двух амбалов я ничто. Они просто порвут меня в приступе злости, отымеют во все щели и скажут, что так и было. И ни хрена я потом никому ничего не докажу. Ни дамочке, которая утверждала, что мне ничего не угрожает, ни, тем более, её муженьку.

Но, как ни странно, всё закончилось лишь связыванием. Причём не верёвкой, а скрученной в жгут простынёй, но так плотно, что я теперь не то, что изворачиваться – даже шевельнуться могла с трудом. А ещё кляп в рот – порнушный кожаный шарик на завязочках, от которого у меня тут же защемило в челюстном суставе.

– Доигралась, сука, – прорычал мужик, который смотрел перед этим телек. По лбу его растекалась кровь, а я даже не знала, чем умудрилась так удачно садануть. – Щас ребята подъедут, ганг-бенг тебе на максималках устроим.

– Любишь погорячее? – подсел на кровать тот, который провожал в туалет. – Тогда я первый тебя трахну. Обожаю обламывать дерзких дур. – Повёл рукой по моей ляжке, жёстко потёр средний шов джинсов в промежности. Больно и мерзко. Я в отчаянии замотала головой, замычала. Мужик ухмыльнулся: – Да, ты права, приятно не будет. – Склонился к самому лицу: – Мне нужен заказчик. Не будет его – хана тебе. Подумай об этом.

Потом я долго лежала в комнате одна. Времени подумать действительно было вагон. Первая мысль – а может ну его на хрен и слить дамочку? Тут уж такое дело – каждый за себя… Вот только гарантий, что меня отпустят это уже не давало. Тогда, как быть? Господи, как быть?!

Но чем дольше я лежала, тем отчётливее понимала, что, если бы они имели полномочия на беспредел – уже бы всё сделали. Но меня не то, что до сих пор не изнасиловали, а даже самого безобидного леща ещё ни разу не врезали! А значит что? Дамочка была права, уверяя, что будут запугивать, но не тронут?

Мужики ещё много раз заходили с допросами. За окном уже стемнело, а я теперь знала, что этого, с разбитым лбом зовут Вася, а первого Толя. Что первый курит обычный табак, а второй парит фруктовый вейп. Уже поняла, что кормёжки действительно не будет, как и воды, как и туалета. И перебрала весь свой запас самой отборной ругани и провокаций, говоря с мужиками дерзко, словно была бессмертной, и с каждым разом всё больше убеждаясь – они действительно меня не тронут.

А ночью неожиданно заявился сам хозяин.

Он вошёл в комнату тихо, словно тень. Я даже не услышала как. И лишь почувствовав внезапную тревогу, какая бывает от пристального взгляда спросонья, резко очнулась от мучительного из-за затёкших суставов полудрёма. И испуганно задохнулась – на меня со строгим недовольством взирал Гордеев!

– Ну привет, – ледяным тоном изрёк он. – Соскучилась?

В одно мгновенье – тысячи мыслей-ощущений. И злость, и вина, и радость, и обида… И финальным аккордом жестокое разочарование – нет, это не он! И по большому счёту, даже не очень-то и похож. Но это не отменяло той фигни, что меня по какой-то странной причине опять на нём заглючило! Наверное аура. Такая же упёртая и властная.

Взгляд хозяина бесцеремонно блуждал по мне и был тяжёл, словно чугунное ядро, но при этом слеп. Словно мыслями он находился где-то далеко, в персональном Аду, где его вот уже целую вечность как истязают куда более глобальными нежели покоцанная тачка за двадцать лямов проблемами. А я просто попала под руку. И если предположить, что источником его тяжких дум является жена, то я попала вдвойне: её-то он может и не тронет, милые бранятся – только тешатся, а вот я… Стать «козой отпущения» для богатенького самодура – хуже не придумаешь. Поэтому лучше мне помалкивать и придерживаться прежней тактики.

Попыталась скорчить максимально презрительную рожу, что довольно-таки сложно с порнушным шариком во рту, но ничего не произошло. Мужик продолжал уничтожать меня тяжёлым невидящим взглядом и молчал. А я из последних сил держала свою дерзкую марку и почему-то снова проваливалась в ощущение Гордеева.

А что, вполне в его крокодильем духе – таинственно заткнуться и терпеливо ждать пока жертва сама сдохнет от невнятного чувства вины и… передоза мурашек в организме. Нет, это какая-то Гордеево-мания, честное слово! Мне даже захотелось мотнуть головой и проморгаться, чтобы скинуть наваждение.

Скрипнула дверь, и у стены встал Толик с широким армейским ремнём в руке. Я поёжилась. Пороть что ли будут? Это была бы эпичная кара, чего уж там. Даже Гордеев бы одобрил.

– Щипцы есть? – скептически глянув на ремень, спросил хозяин.

Хорошо, что у меня шарик во рту – не так заметно, как перекосило лицо…

– Пассатижи, – кивнул тот.

– Отлично. Если к обеду не одумается, начинайте с ногтей. На ногах. Руки я тогда сам, ближе к вечеру. Если не заговорит, конечно.

– Заговорит. У меня ещё ни один клиент больше трёх ногтей не выдерживал. Про зубы вообще молчу.

– Ну и хорошо, – безучастно согласился хозяин и, поднявшись со стула, шагнул ко мне.

Я невольно дёрнулась, пытаясь отползти, но получилась просто конвульсия. Хозяин с ледяной усмешкой потрепал меня по щеке.

– Ну давай, не скучай тут… дерзкая. А если что – зови этого дяденьку, он развлечёт.

В голову ударила, но тут же утонула в дикой злости паника. Да как они смеют, вообще?!

– Я девочка Гордеева! – закричала я. – Он за меня уроет! Из-под земли тебя достанет, гад!

Но получилось лишь яростное «Ммм-мм-м-м!» и вспыхнувшее от натужного бессилия лицо…

Через пару часов Толик снова зашёл, но вместо обещанных пассатижей, как ни странно, принёс стакан воды. Мои рот и горло давно пересохли, на языке шероховато солонел вкус проклятого порношарика. Пить хотелось почти как жить, но я отказалась – мало ли чего он туда подсыпал! – и тюремщику пришлось больно сжать мои щёки, насильно разжимая челюсть. А вот воду заливал аккуратно, стараясь не расплескать и приговаривая почти ласково:

– Пей, дура, не бойся. Родниковая!

Напоив, сурово нахмурился:

– Ну? Говорить будем?

«Ага, – чувствуя, как влага возвращает к жизни, вымученно отметила я про себя, – меняет тактику. Кнутом не вышло, пробует пряником. Ну и отлично. Значит, и у меня всё по плану» Вяло огрызнулась:

– Прощайся с жизнью, гандон.

– Кто?! – резко схватил он меня за химо. Дёрнул, приподнимая над кроватью. – Кто заказчик?! Говори, сука!

Замахнулся, я инстинктивно зажмурилась, дёрнула головой, уклоняясь… Но удара так и не последовало. Его ладонь, дрожа от напряжения, замерла в миллиметре от моей щеки. К лицу приблизилась перекошенная бессильной злостью морда:

– Говори, сука, кто заказчик, или я тебя на бутылку посажу. Клянусь!

– Валяй, – выдохнула я ему в лицо. – Но потом посадят тебя. Жопой на кол. Это прям точно.

Он отшвырнул меня на постель.

– Всё. Это было последнее предупреждение. Следующего не будет!

А когда небо уже полностью просветлело, и в оконце моей тюрьмы заглянул розовый рассвет, он вернулся с Васей. Красиво разложили на прикроватной тумбе щипцы-ножницы-напильники, верёвки, паяльник и даже кусок провода со штепселем на одном конце и оголёнными проводами на другом. Я сначала подумала – опять пугают, но, когда меня, освободив от верёвки-простыни и порношарика, загнули в жуткую позу и взялись пассатижами за ноготь на мизинце, запаниковала.

«Да катись оно всё! – пулей промелькнуло в голове. – Признаться, и пусть сдают ментам! Если Гордеев меня ищет, то к нему я в конечном итоге и попаду, только и всего. А если нет…»