Пока я трясусь в поезде,пью подостывший чай,пишу о тебе повести,прошу тебя,не скучай.Форточка приоткрыта. Мысли ищи-свищи.Разбитое в хлам корыто выставив, будто щит,спасаю тебя внутри меня, горящего маяком.Не называй по имени, думай бог весть о ком,вкладывай в руку камни вместо своих хлебов.Я – буря в твоем стакане, не выпитая любовь.Отказывай в поцелуе. Задергивай капюшон –с тобой моя аллилуйя, пока о тебе пишу.Смотри на меня косо, как мартовские коты.Твой поезд слетит с откоса,а выживешь только ты.Зови меня рифмоплетом – я выпью валокордин.В подстреленном самолете выживешь ты один.Пиши отговорки наспех, ощерившись, будто еж.Корабль поцелует айсберг – до берега доплывешьиз впадин глубоководных с гостеприимным дном,свободнее всех свободных.Прошу тебя об одном:пока я трясусь в поезде,навёрстывая твоё,позволь мне, хотя бы в повести,остаться с тобой вдвоем –искрой золотого Света, бликующей на мече,накладывающей вето на то, чтоб уйти ни с чем,спасительным каподастром для музыки – аз воздам!Per aspera ad Astra –не так ли, моя Звезда?И чтоб ты меня по совестихоть раз да прижал к плечу!Ты спросишь: какие новости?А я?А я – промолчу…

«Если бы все случилось по Рэю Брэдбери…»

Если бы все случилось по Рэю Брэдбери –мы бы на Марсе жили в порядке бреда ли,Землю родную продали или предали,это неважно,это совсем не суть…Бог весть, по щучьему или чьему велению –каждому по далекому поселению,если паду перед тобой на колени я –ты воплотишь собой самый страшный суд.Если мы останемся там последними,нам не встречать друг с другом рассветы летние,нам не делиться хлебом, вином и сплетнями,не сочинять диковинные мирки.Даже для возрождения человечества,нам не идти дорогой, ведущей к Вечности,этот диагноз ровно ничем не лечится –тыникогдане коснешьсямоейруки

«Что могу я тебе открыть? Фэнтезийный мир?..»

Что могу я тебе открыть? Фэнтезийный мир? Но тебе без меня достанут мечи из ножен… Хочешь, банку открою с консервами? Отними это право, достав перочинный ножик.Что откроешь ты мне? Шторы своих ночей, перечтённые книги, двери во все подвалы… Только сам по себе гуляющий и ничей – не желаешь, чтоб место рядом не пустовало.Ты откроешь мне холодильники без еды, все индийские чакры, шенгено-визы, и запахнутые глаза, что не только ты – покоритель моих обваливающихся карнизов. Ты открыл бы меня, как храм самому себе, кошелек в интернете, счет в иностранном банке, как турецкий сосуд – а в нем неплохой шербет, как чужую квартиру без сторожевой собаки.Я тебе вот прям щас не открою же ничего – все ключи продала, до грошика издержалась, и поток мой нескончаемый речевой напирает и давит – только бы не на жалость.Я из тех деревьев, что надо рубить с плеча – ведь они поползут лозой за тобой, ведомы. Ты – Дорога из ярко-желтого кирпича, по которой я каждый раз возвращаюськ дому.Это эврика, слышишь? Хватит играться в грусть –что же раньше не сообразила-то, в самом деле?Я открою свои Изумрудные Цитадели!!!(Ну, потом…Когда сама до них доберусь).

«Это оборвется, завершится, выйду замуж, деток нарожаю…»

Это оборвется, завершится, выйду замуж, деток нарожаю – мне с собою так же не ужиться, но зато я вырасту большая. Буду помнить фотоаппаратом, картой памяти и чем угодно тоже, как ты – мне, а я – тебе отрада, как чудно с тобою мы похожи. Параноик, пессимист и скептик, ты – улыбкой облака разгонишь, мучаю в карманчике проспектик, ты меня целуешь на балконе. Громкие слова для нас – убийство, и молчи поэтому, молчи же – это все равно, чтобы лингвиста звать червём, блуждающим средь книжек. Это правда, только так жестоко. Это грустно, только это правда. Солнце, что заходит на Востоке. Чудеса немого овердрафта. Может, паникую зря, и выбор мною упадет в твою ячейку. Ты за что-то все-таки мне выпал. Зацепил, как ветка куртку, чем-то.Я тебя не то чтобы посмертно. Ты меня не то чтобы навеки. Просто это всем подряд заметно – тень твоя, лежащая на веках.

«В тебе копаюсь, как в шкафу, или ильфопетровском стуле…»

В тебе копаюсь, как в шкафу, или ильфопетровском стуле: не знать ни Морзе, ни кунг-фу, ни даже истину простую,про то, что с легкостью куплюсь я на слова, а не на баксы. Но самый твой огромный плюс – в твоих руках пакеты акций на всю меня – вот ночь, вот день, на все истории истерик, послеконцертную мигрень и вечную нехватку денег. Я не живу тобой, прости. Я ненавижу эти сопли. Ты впитываешь до кости мои отчаянные вопли, прихвостнически служишь мне жилеткой драной молчаливой, когда нуждается в ремне душевных излияний ливень. И чем ладони холодней, тем сердце на любовь способней, так говорили, кто древней.Я поведу полка на сотни – ведь не дрожит рука, храня твоей ладони отпечаток. Зимой ты теплый для меня. Я не люблю носить перчаток. Ведь я курю, давно курю – не по тебе, не обольщайся. Я, может, брошу. К январю. От передозировки счастья.

«На кровати – желтых книг…»

На кровати – желтых книгстопки.Мы с Тобой на брудершафтвыпьемэликсир тишиныжестокий,как касторка или жиррыбий.Не секрет, что это время наслечит,все, что клавишей в сердцахзалипает.Но пока Ты рядом весь –клетчат,Ты считай, что я – какслепая.Мне не хочется ни блюза,ни джаза.Я готова к тишинев трубку.Капитан в прошлый разоблажался,покидая капитанскуюрубку.По-собачьи могунаучитьсясторожить и есть объедкивсего лишь.Только Ты во мне увиделволчицуи во мраке сгинуть ейне позволишь.Мне не хватит простого«спасибо».Сколько я должна Тебе,сколько?«Ничего», скажешь голосомсиплыми оставишь мне на памятьфутболку.Я отдам ключи от всех своихвотчинменестрелю подкидномуна память.Я приду к Тебе когда-нибудьночью.И тогда поговоримне словами.А пока ты обо мнебеспокойся,как о жертве, обрамленнойприцелом.Между нами – строчкии осень.Существующими однимцелым.

«покажи мне то время, где я сильней, чем сейчас…»

покажи мне то время, где я сильней, чем сейчас.это сто сигаретных пачек тому назад,это два институтских курса и школы часть,это те, еще не подкрашенные, глаза.покажи мне то время, где я еще не люблюникого, кроме мамы и палевого кота,где часов по двенадцать дома стабильно сплю,это детское время без «если» и без «когда».покажи мне то время, когда мне тринадцать лет,и четверки мои – наивысшая из проблем,я не думаю о парнях, о добре и зле,и не еду грехи замаливать в вифлеем.покажи мне то время, где я не авторитет,где не нужно рубить младенцев и жечь костры,где еще не даю в долг, не беру в кредит,где слова мои еще не совсем остры.покажи мне то время, где я выхожу гулятьи на старых качелях лечу до любых планет.где еще после каждого слова не ставлю «б* * *ять».где вопросов жизни и смерти ни капли нет.покажи мне то время, когда я живу игрой,не дежурной улыбкой, ненависть затаив,и друзья еще умеют стоять горой,и когда это все, что у них на меня стоит.покажи мне то время, где под ноги не смотрю,где только родители вправе прижать к груди,где крысы тащат сырные крошки в трюм,и я не знаю, что ждет меня впереди.

«Говорю: бери меня, переламывай…»

Говорю: бери меня, переламывай,перемалывай в пыль из колонны храмовой,и своим знамением осеняй.Это просто-напросто мне мерещится,что у ног мир катается, море плещется –просто тени падают, как синяк.Это Шоу Трумена под софитами,головами, лаврами не увитыми,где страдает трагикомедиант.Это ночью выйти за сигаретамии пропасть с такими же несогретыми,зная, что они от тебя хотят.Говоришь: ты истинно замечательна,но не теми красками напечатана,королева моих френдзон.Я – стакан, и буря не устаканитсяу меня внутри. Сигарета тянется,продырявливая озон.

«Помнишь, как мы стояли там – вчетвером?..»

Помнишь, как мы стояли там – вчетвером? Почему вчетвером? Налей-ка еще портвейна. У тебя не кровь по жилам течет, а ром, у меня живое море внутри мертвеет. Я вернулась в обитель чертовых неудач: затяжная болезнь, растраты, разрыв с любимым, в институте полно недопусков-пересдач – в общем, жизнь сквозь пальцы – терпкая, как рябина. Ты звонил, писал, а потом перестал писать – остается жить догадками и контактом. Все отплясывают брейкданс на моих весах, сделав мир одним половым церебральным актом. Я заслушаюсь незвонками, до дыр прочту эсэмэски, которые не строчишь мне. Я качаю свою недоношенную мечту быть тебе кем угодно, только не третьей лишней. Ей – тебе согревать ладони, обед, кровать, слушать песни твои, улыбаться тебе до трещин. Недостатки в любом мужчине до боли резче: без тебя решительно некого целовать. Ветер дует в меня со всех четырех сторон – у меня растрепались волосы и не более. Помнишь, как мы стояли там, вчетвером? Вы вдвоем, и я – беременная любовью.Я уже обошла десятки своих аптек, я молила всех –родителей, бога, черта – чтобы сдохли эти бабочкив животе….Все единогласно против таких абортов.

«расскажи мне о том, как…»

расскажи мне о том, какэлектрическим токомрукавом задевая рукав,столкновение наше –правда, было не страшно?соглашайся, раз жизнь дорога.мне дарована сила,что тебя подкосила,а тебе шестиструнный прибойвсех живых океанов,до бессонницы пьяных,только пой мне, пожалуйста, пой!а потом по вагонам,вне границ и закона,расцарапав глаза поездам –чтобы выехать в летои не плакать в жилетыодолжившим нам эти места.это лето? весна ли?нас еще не узнали,но за каждым идут по пятам,только ты… ты не бойся –не случается осеньс тем, кто в стельку положит пятак.мы случимся, как должно,внутривенно, подкожно,все формальности перетерпя,это новое сердце,где удобно усесться,открывается лишь для тебя

«Расскажи мне, ты там…»

Расскажи мне, ты тамжива еще?Как старинная ваза,в трещинах…После рук егоснегом тающимисчезают куда-то женщины.Расскажи, ты неумерла еще?Прикурю от свечногохолода.Не кусающая, нолающая.На грудь роза ветров приколота.Расскажи мне, чем онобрадовал,что за ним повелась тыощупью?Он – вояж без билетаобратного,в тридевятые страны, в общем-то.Расскажи мне, чем онобрадовал,что за ним повелась тыощупью?Он – вояж без билетаобратного,в тридевятые страны, в общем-то.Расскажи мне, когда тывыбежишьиз него – и святой, инепонятой.Я тебе контрамаркувыпишу.А пока – не покидай эту комнату.

«Говоришь мне за чаем…»

Говоришь мне за чаем – «вот же, сестра, дела: у твоего бывшего жена первенца родила, у подъезда второго красуется кадиллак, а у третьего от миллионов распух кулак». Молча слушаю это при свете ламп, ощущаю следы от кошачьих лап, и соседи друг друга любят во весь опор, и чужие окна глядят на меня в упор, все разительно вместе,а я одна до сих пор. Мне тридцатник и пачку синего аполло,у меня ни единый зуб не стоит без пломб, на растопку костра пустила красный диплом, чтобы было тепло, только чтобы было тепло. Есть один человек, к которому я не ноль, он набит на каждый второй пароль, у него японская полироль и в его театре пустует роль, как розан в вазоне стоит, гния, потому что вписана в роль не я, эти факты режут меня живьем даже больше факта, что не вдвоем, из себя льняные веревки вьем, он в своем отчаяньи, я – в своем. Я всегда была на язык остра, только страсть моя – угольки костра, остается пепельный теплый страх перед миром, в котором война и трах, только ты осталась со мной, сестра… Я беру из пачки еще одну, может быть, стишок о таком катну, и горючим камнем пойду ко дну, смысла нет любить сотни лет и зим, как бы милый ни был неотразим, если ты ему не то чтобы не жена, но и как знакомая не нужна, как земля, что войнами сожжена, я тряпична, выколота, смешна, я уйду седьмые искать пути, где марихуана и первитин, это пять-четыре-три-два-один, только ты, сестра, за мной не ходи…

«Мне сейчас не звонЯт, а звОнят…»

Мне сейчас не звонЯт, а звОнят,Сахар в чай не кладут, а лОжат.Винни стал наркоманом Вонни,говорящим без гласных. Боже…Щеголяют в осенних пОльтах,спорят, чье из них красивЕе.Я пульнула бы из брандспойта,да достать его не сумею.На метрЕ ко мне приезжаюти в кинЕ целоваться хочут.Пацаны не совсем въезжают,что заклеить бы рты им скотчем.Интересно, им плОтят многов котелок, что почти не варит?Я пожертвовала бы хотдогоми купила бы им словарик.Пьют они дорогое кофе,я по жизни люблю дешёвыйи мужчину, которому пофигна сердечко мое большое.Он сводил бы меня в кино, иходит в черном пальто, и ездитна метро, только я все ною,потому что мы с ним не вместе.Не звонИт он на мой мобильный,на который десятки звОнят.Я с улыбкой ношусь дебильной,если он обо мне вдруг вспомнит,А забудет – пойду по следам жедорогого Кобейна Курта.Застрелюсь, или лучше даже:отравлюсь питьевым йогУртом.

Картошка фри

Ты говоришь мне: «всё очень плохо»,а я тебе говорю: «не сы».Ты за свое: «Развели как лоха!Вороной белой роняю сырво вражьи пасти – конечно, лисьи!Пилю объезженный мною сук,потом валюсь на гнилые листья,в клыки больных кобелей и сук.На каждой купленной мною маркене видно цену из-за чернил.С меня, наверно, Гарсиа Маркестого полковника сочинил.Я одиночее одиночек,хоть бы единственный кто обнял.Да я обмылок, обломок, прочерк,и звезды светят не для меня!»А я считаю, что жизнь – как книга.Роман, новелла – не важен жанр…И вне зависимости от ника ты можешь произвести пожар.Пиши в блокнот на своем макбуке,курсором, словно пером, скрипя.Полей бензином, дождем, самбукой,верстая сказку вокруг себя.Ты можешь в полночь уйти из дома за сигаретами.В горле – ком.И убежать на вокзал, ведомый далеким северным городком.Нет, за тебя я не беспокоюсь: так поступают однажды все.И твой зеленый последний поезд уже стоит на платформе семь.Конечно, я покиваю, будтовступил ногою в твою же гнусь,а после, как всемогущий Будда, тебе загадочно улыбнусь.Ах, ты не в теме, ах, ты не в паре… Да боже правый, себе не ври!Ты говоришь мне все это, парень…И жрешь биг-тейсти с картошкой фри

Баллада о борще

Та девушка в черном пальтои готической юбкесмотрит на Вас, как печальнаяженщина-вамп.Она целоваться хотела быс Вами на юге,но Вы и не в курсе, что сохнет оналишь по Вам.Я – программисти ломаю пароли, как ногти,только вот к сердцу еене сумел, вашу мать.Она Вам – стихамив закрытом на ключик блокноте,и этот замок я могу,но не смею сломать…К чему инфантильные чувствапод корень чекрыжить?Делите с ней хлеб и родное тепло одеял…Быть может, поживпод одной протекающей крышей,она осознает, что Вы –не её идеал…Тогда-то ко мнесто процентов она возвратитсяи врубит прожектор любвив богоданную мощь.Я буду прокачивать оркадо уровня тридцать,пока она будет на кухнеготовить мне борщ.И будет, как должно:ведь женщине место – на кухне,а Ваше – писать диссертациии защищать…Пускай чьи угодно мирыв апокалипсис рухнут,но нет ничего аппетитней и лучшеборща!

«Кто я? Да так, пустой ниочемный гон…»

Кто я? Да так, пустой ниочемный гон.Как статуэтка, упавшая на паркет.Не довелось застать ни кафе «Сайгон»,ни ливерпульский бьющий в сердца квартет,ни физрука с семиклашкой наедине,чтобы предотвратить развращенный акт.Пальцам моим предназначено леденеть,а сердцу – гореть, и это публичный факт.С птичьих полётов мой семимильный шаг –крестовый поход букашки, но без креста.А в крестике запрятана анаша,и, может, я оттолкнул от себя Христа.Кого люблю, тот занят, как туалет.Кто враг мне, тот боится плевать в лицо.И так уже практически двадцать летживу я – не святым и не подлецом,не нищей шавкой, и не голубых кровей,синонимом одиночества, как монах.А всех, чьи лица сальней и багровей,я посылаю стандартным маршрутом нах.И всех, кто оскорбляет мою семью,ушедшую раньше времени в облака.И всех, кто пишет сопливые Мери-Сьюиз сладкого ванильного молока.И всех, кто любит штампы на лоб лепить,на собственном лбу прыщики теребя.И всех, кто предлагает себя любить,подумав, что заменят собой тебя.Я не ношу ни звездочек, ни погон,мечтая носить на руках Тебя – и кольцо на пальце.Но кто я?Так, пустой ниочёмный гон.Первые прописи протонеандертальца.

«И когда я рожу детей…»

И когда я рожу детей,я их буду пороть ремнемза влюбленности в чьи-то величестваи мудачества.Я любила такого –вроде бы все при нем,только если чуть поскоблить,проявляется низостькачества.А за двойки в дневник,сигареты и рок-н-роллулыбнусь и скажу:будьте поосторожней.А меня никогда, никто,ни за что не порол,вот поэтому переливаюиз пустогов порожнее.Пусть кого угоднотащат они в кровать,это лучше, чем трахатьсяпо подъездам.Но за что я их будумедленно убивать –это за стихи тем,кто в сердцахпроездом.Несмотря ни на что,я буду любить любых,и, конечно, шучу –ни ремнем не побью,ни руками.Хоть акселератов,хоть розовых-голубых,только бы не связывалисьс мудаками.

Дела сердечные

Мне говорят –«твоё сердце разбили,бедная девочка, ах, как жаль».Не надо искать в бедолаге Биллемою Моисеевскую скрижаль.Знаете,чтобы разбитьсердце,надо его в морозилку класть.После – как следует побеситьсяи ледорубом стучатьсявсласть.Да, у меня неполадки с сердцем.Тахикардия, валокордин.Я, как подарок, в красивом ситце,но не влюбляетсяни один.Можешь стучаться в него до дрожи,всяко его ты не разобьёшь.Я рисовала парням на кожесердце, стирающеесяв дождь.Сердце, разбитое монтировкой –гастрономическая деталь.Я наколю тебетатуировкойсердце на руку, насыплю тальк.Нет, не рисованное –живое(орган, качающий кровьв груди).Да, я хочу, чтоб на было Двое.И выбросить к чёртувалокордин.

«Осень роняет листы с пюпитра, осень не хочет играть концерты…»

Осень роняет листы с пюпитра, осень не хочет играть концерты. Осень устала светиться в титрах, титры – от фильма – ну, пять процентов. Осени шарфик бы потеплее, горло больное, да кто ей свяжет. Снова подарят букеты лилий, серых, расхристанных и увядших. Как же там модно… а,в знак респекта. Плохо, забота когда забыта. Осень думает: жизни вектор падает в петроэлектросбыты, в пыльный ковер – не судьба прибраться, в чашки, немытые две недели. Осень шепчет сквозь зубы: братцы, остоебенели. Надоели. Все ваши лилии из-под палки, даже улыбка – и то душевней, ей – в отвратительной коммуналке запах удавку кладет на шею. Ей тут для вас распевать синицей, листья разбрасывать истеричкой – может быть, счастье ей и приснится где-то на проводе электрички. Каждый оптиковолоконный кабель важнее осенних песен. Осень плачется на балконы каждый-прекаждый рабочий месяц.Всем бы смотреть про влюбленных всяких, или двойное смертоубийство, подозреваемых там – десятки, и в главной роли – опять Клинт Иствуд. Все дружно пялятся в мониторы, а с бутербродом вкусней, вообще-то. Осень танцующей Айседорой что-то показывает: все тщетно. Осень бросается афоризмом – это как мертвым уже припарки. Осень садится Киану Ривзом с булкой на лавочку в старом парке, где даже птицы не ночевали, солнце запуталось в паутине.Если вернусь с разочарованьем, знаю теперь я, куда идти мне.

«Ковбойская шляпа. В зубах – сигарета…»

Ковбойская шляпа. В зубах – сигарета,я дамским парфюмом пропах.Ты хочешь рубашкой моей быть согретойи тающейна губах.Тебе лет тринадцать… И я тебя старшена жизнь, или может, на две.Ты вечно краснеешь от свадебных маршей,и роза ветров –в голове.Мне льстит, если палец к губам подношу я,и ты обращаешься в слух.Ты просишь Любовь, как собаку большую,но я к этим просьбочкам глух.Конечно же, мы поцелуемся в полночь,споем о любви в унисон –а после ты с первым будильником вспомнишь,что это был сказочный сон.Ты – черное ухо у белого Бима,твой мир по краям опалён……Мне нравится быть невзаимно любимым –Я сам невзаимно влюблён!..

Тамбурный бог

Я делаю черный пиар ООО «Макдак»,рифмуя гамбургер с тамбуром, где курю.Не надо мне строить глазки, таксист-мудак,мне, в женственном теле пещерному дикарю;Поэту не нужен секс, как он нужен вам,мужчина под сороковник или полтос.Не практикую. Не до того. Жива.Не знаешь, о чем разговаривать? Досвидос.Ты знаешь, я хочу сочинить языктакой, чтобы без жестов, без глаз, без слов…Я даже чуть-чуть подгрызла его азы:Бог говорил со мной, и меня трясло.И только представь, я даже вела конспектжиллетовским лезвием, где началась ладонь.В общем, я хоть в Парламент смогу успеть,если не стану рифмующей мир балдой.Я бы лежала в красном полусухом,томно снимаясь для экстра-страниц в Maxim.Но я убиваю себя и тебя стихом,а значит, опять нет денежек на такси.Мне бы мог спеть хит года «Така, як тi»какой-нибудь романтический Вакарчук,но я не люблю влюбленных в меня, етить,и никаких цветов от них не хочу.Если я – безо всякого wanderlust,в мире акульего бизнеса ни бум-бум,женщине, у которой я родилась,Господи, слышишь…. рядом… кого-нибудь.Чтоб, если я допью свой кагор до дна,с нею осталась такая, как я – точь-в-точь.Чтоб никогда не скучала она одна –у нее самая непутевая в мире дочь.Хочется небо высветлить хоть на треть,небо ее глаз. Вымыть колокола.Закрой мне глаза. Я не могу смотретьна слезы господнипо той сторонестекла.

«Я говорил: моя дорогая леди…»

Я говорил: моя дорогая леди,тебя на этом свете мне нет родней.Ты говорила: Встретимся Летом… В Летележат слова, поблескивая на дне.Зима сменила платья, сманила счастьеи подмешала льдинок в горячий чай.«Привет, любимый» стало обычным«Здрасти»,пожалованным с нищенского плеча.В итоге мне пришлось не собой казаться,у дочери бизнес-босса прося руки.Потом смотреть у стены окружного ЗАГСачудесный фильм про твой поцелуй с другим.Я был один и пил без тебя рассветы,они отдавали горькой приставкой «не».Мои любовные письма достались ветру,а ветер в квартире сердца достался мне.Жена ушла к другому, кто побогаче,но что мне этот пятый размер груди,когда я сижу и пью свой закат на дачеи знаю, знаю, что не ждет меня впереди.И я молился Яхве, Аллаху, Будде:мол, дай надежду…– Нет её, идиот!Мне страшно, что после нас никого не будет.Мне страшно, что за чертой нас никтоне ждет.

Маме

И какие бы годы в стекла дождем ни стукнули,ты всегда – одного и того жесо мноювозраста.Я тебе обещаю, мы съездим еще в Памуккалеи на Кошке-горе измажемсясладким хворостом.Мы в мегаполисе крепко спими проснемся бодрымив одном из аэропортовпалящейТурции.Нас в загорелый выкрасит жаркое солнцеБодрума.Я расцвету тебе мальвоюи настурцией.Тебе всегдарентгеном-взглядомменя просвечивать,а мне дарить тебе внукови небо с просинью.Люблю тебя.Тебе во мне продолжаться вечно ведь!На акварелях богов –совершенно Осенью.Мне посвящать теберадости-слезы-сборники,искореняя домашнеенерадение.И в этом, по счету неважно котором вторникея тебя поздравляюс ЭпохоюВозрождения…

«И когда-нибудь выбор падёт на одну из планид…»

И когда-нибудь выбор падёт на одну из планид:нараспашку сердца либо приступы изолофобий.А меня беспокоит тот факт, что толстовка полнит,а не выбор какой-то. Но знаешь, я б выбрала обе.Иногда лучше быть с кем попало, как паллиатив,вопреки рубаям в инкрустированном альманахе.Поперечному встречному вскрикнуть: давай полетимв стратосферу, не то я пополню плеяды монахинь!Пусть не синяя птица, но галочка, паспортный штамп,зеленеющим следом на брачном бракованном пальце……Что страшней: от тактильного голода сваи шататьили с чуждым тебе на твоей простыне просыпаться?Может, лучше, когда одиночество – главный звонарьколокольни внутри, механизм музыкальных шкатулок?А лилово светящийся под правым глазом фонарьпоцелуев роднее, которых норд-остами сдуло…Что же выгодней мне: докрасна раскалиться горшкомот любви, распирающей пламенем клетку грудную,обойти параллели и меридианы пешкомза любимым своим, позабыв даже маму родную?Или, может, белее каррарского мрамора бытьв тихой келье, где книги желтеют от света лампады?И носить вечный траур по участи Божьей рабы,а не гнаться за Солнцем? Икарам приходится падать…На охоту за свежей любовью бежать со всех ногили сбегать в продмаг за дешевымлюбовным консервом?Я останусь на месте, плетя свой терновый венокиз рифмованных строчек, смотря неотрывно на север…

«Тысяча девятьсот сумасшедший год…»

Тысяча девятьсот сумасшедший годвыплюнул в мир меня на потеху людям,они, вылезая из серебристых Шкод,шапочным дружбанам говорят «люблю тя»и носят моднявые сумки «Lui Viton»,за пятихатку купленные на рынке.Я извиняюсь, но глянцевый моветонглохнет в наружу рвущемся львином рыке.Все эти шуры-муры и хи-хи-хичислятся обязаловкой высшей лиги.Хочется обратить этот мир в стихи –самую человечную из религий.Смотрят на кошельки и на паспорта,в душу плюя с двухтысячелетним стажем.Я бы молчала в тряпочку, господа,если бы этот мир был немного старше.Чтобы купить себе дорогой IPhone,здесь продадут и брата, и даже почку,а я тут ору юродивой в микрофон,пытаясь отбеливать черное в одиночку.Ищу тебя, потерянный мой камрад,кем бы ты ни был – Одином ли, Аствацем,Яхве, Ганешей или Амоном-Ра,где мне и как с тобою состыковаться?Мне показалось, ты прячешься за угломв каждом свежевозлюбленном мной мужчине,найденной в плеере каверной группе «ГЛОМ!»,новой подруге, приобретенном чине,мятой купюре в заднем кармане брюк,солнцем в клишейном небе Аустерлица,в тамбуре каждого поезда, где курю,но ты почему-то вечно меняешь лица.Мне тут одной не справиться, mon ami,и лучше бы мне за это вообще не браться.Пожалуйста, посподручней кого наймии вот еще… прости мое панибратство,но мне не под силу этот концертный залзаставить поверить в то, что любовь – бесценна.В общем, Господь, что бы ты ни сказал,я объявляю твой выходна эту сцену.

<<1 2 3 >>

На страницу:

Перейти

2 из 3