Троянский конь

Но Портер твердо знал: нет. Он приезжал сюда несколько раз, чтобы убедиться, что воспоминания Кхулуда настоящие. Что семья мальчика не пытается выжать побольше денег из Найлы, как часто бывало в этих краях. Кхулуд знал то, что лишь Найла могла подтвердить или опровергнуть. Насколько доктор мог судить, именно эти воспоминания подтверждали, что Кхулуд был раньше другим человеком.

Найла углубилась в события их общей жизни.

– Ему было все равно, что о нем подумают, он все равно носил эти глупые штаны. Потому что сам смог их купить. На большее денег у него не было.– Она посмотрела на мальчика.– Помнишь, как ты его дразнил? Что ты говорил?

Кхулуд открыл было рот, но тут же замялся. Облачко неуверенности скользнуло по его лицу. Он потянулся рукой к матери. Найла ударилась в слезы.

Портер осторожно перевел дыхание.

– Подробности могут стереться,– сказал он.– Поэтому воспоминания часто бывают обрывочными.

– Может, мы не должны вспоминать прошлое,– печально заметила Найла.– И память о прошлой жизни – это ошибка.

– Возможно.

Найла вытерла слезы и погладила влажными пальцами лицо мальчика. Вокруг глаз и бровей Кхулуда виднелась россыпь родимых пятен.

– Откуда взялись эти родинки?

Кхулуд не мог ответить на этот вопрос. А Портер мог. Он видел множество подобных отметин. Одну женщину из Индии убили в собственной постели и подожгли дом. Она сгорела, лежа на шерстяном матрасе, набитом соломой. В следующей жизни на ее теле появилась россыпь родинок, словно отпечаток соломы из матраса.

Еще был случай с Кемилем Фахрици, турком, у которого была кровоточащая родинка под подбородком и проплешинка на макушке. Фахрици помнил, что прежде был бандитом. Когда его накрыла полиция, он застрелился. И расположение нынешних родинок точно соответствовало следам его ранений, описанных в полицейском протоколе.

Родинки показывали физический вред, который был нанесен возрожденной душе в прошлой жизни.

Что касается Самира, то его лицо было изрезано осколками ветрового стекла.

– Он ослеп перед смертью,– тихо проронил Портер.

Найла вздрогнула, стараясь держать себя в руках. Еще бы! Как она могла позабыть?

– Вы не могли бы оставить нас наедине? – попросила женщина, не сводя взгляда с маленького мальчика, ради которого она ехала так долго.

Портеру, конечно, хотелось остаться и посмотреть, как будут возрождаться отношения этих двоих людей, но он сдержался.

Мать Кхулуда поспешно предложила отдохнуть на заднем дворе. Она приготовила лимонад, так что можно будет освежиться.

Слабое утешение, но Портер все равно поблагодарил ее. Он вышел во двор и налил себе стакан питья. Где-то рокотал мотор, тревожа знойную тишину поселка.

По главной дороге катил «мерседес» Аль-Сури, за ним следовала незнакомая машина. В салоне сидели трое незнакомых доктору мужчин, лица которых вовсе не светились дружелюбием.

Не успев вылезти из машины, Аль-Сури поделился своими проблемами.

– Их послала семья,– сообщил он.– Но я им не доверяю.

Самый крупный из троих, шумно дыша, протянул Портеру зеленый блокнот.

– Очень странно. Никто из чужаков не мог этого знать. Портер взял блокнот и спрятал его в папку.

– У вас есть ребенок-натик. Он читал мои заметки?

– Натак знает о них,– ответил мужчина.

«Натик» – значит «тот, кто говорит о прошлой жизни». Но мужчина употребил слово «натак», женского рода. Портер не подозревал, что это девочка.

– Моя племянница встретится с вами.

Портер почувствовал, как у него на затылке зашевелились волоски.

– Она расскажет о «седьмом испытании». Но после этого вы больше никогда ее не увидите. Мы не хотим вмешиваться.

Вот так – живешь-живешь, и в конце концов кто-то подтверждает, что «седьмое испытание» существует на самом деле.

Самый высокий из друзов шагнул вперед, держа в руках небольшой мешок из ткани. Он определенно собирался надеть его на голову Портеру.

С завязанными глазами эти люди могут отвезти его к девочке, а могут и легко убить. Портеру предстояло довериться им. Иначе он никогда не узнает, что его ждет. И в следующий раз его попросту сюда не пустят.

Подтверждая его мысли, прозвучал ультиматум:

– Либо ты идешь сейчас, либо не идешь никогда.

Аль-Сури выругался по-арабски.

– Не верь им.

Портер решился.

– Придется.

Он подошел к машине. Все, что доктор мог сказать: автомобиль был большой и черный. Он понадеялся, что Аль-Сури запомнит приметы машины.

– Если я не вернусь до заката, отвези Найлу обратно к мужу.

Портер забрался на заднее сиденье. Его прошиб холодный пот, когда высокий друз обернул его голову мешком и затянул завязку вокруг шеи. Кажется, его не волновало, сможет ли Портер нормально дышать под тканью.

Хлопнули дверцы, и, прежде чем Аль-Сури успел попрощаться, машина бесцеремонно сорвалась с места.

Айша

Сколько же они ехали? Час? Два? Машина тряслась и подпрыгивала. После нескольких поворотов Портер сбился со счета и перестал понимать, в какую сторону они едут. Он решил, что его везут по каким-то проселочным дорогам. Но разве можешь быть в чем-то уверен, если через ткань мешка на голове не видно ничего, кроме слабого света? Единственное, что доктор узнал наверняка,– на этой дороге не было ни одного ровного участка, которого хватило бы больше чем на пару минут. Похоже, машина углублялась в горы.

Из радиоприемника лилась громкая музыка – видимо, чтобы помешать пленнику определить путь по звукам.

Говорили мало. Его везли по просьбе натак, другой причины не было. Он никому не был нужен, кроме нее.

Машина остановилась. Все молчали. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем двигатель окончательно умолк.

Портер услышал, как щелкнула, открываясь, дверца автомобиля. Кто-то вышел из машины. Открылась вторая дверь.