Замок Альбедо

Адам посмотрел незнакомцу в глаза.

– Ты жить хочешь?

– Больше всего на свете.

– Значит, сделаешь, как я скажу.

– Я согласен с доктором, – подал голос Дарио.

Мужчина ничего не ответил, он сглотнул и устало прикрыл веки. Адам тоже хотел жить – но об этом он им сказал уже чуть позже.

5. Не шевелись

    [Япония, Токио, Тюо]

Кровать в номере отеля Мандарин Ориентал на тридцать шестом этаже башни Мицуи в центральном районе Токио была с жестким, упругим матрасом. Ричард предпочитал такие матрасы воздушным перинам – в которых иной раз можно утонуть, – однако на этот раз лежать было больно. Он отсидел себе в самолете всю задницу, поясница ныла, словно ему было не тридцать шесть, а все восемьдесят… Он со вздохом опустился на постель и откинулся на подушки, растянувшись по диагонали, пытаясь снять ботинки, упираясь одной ступней в другую.

Александра шикнула на него и перехватила задранную над кроватью ногу, Ричард пересилил желание сопротивляться – и позволил ей стащить с него обувь. Следом были сняты носки, джинсы, футболка – уже без кровавого пятна на левой стороне живота.

Двигаться не хотелось, ничего не хотелось.

Был полдень по местному времени, веки саднило, он устало тер глаза, тщетно пытаясь прогнать сонливость. Сейчас он сходит в душ – и взбодрится… Надо только доползти до душа.

Он лежал и смотрел в потолок, собираясь с силами, Александра стояла у панорамного окна с видом на Токийское небесное дерево, самую высокую во всем мире телебашню, обнимая себя за плечи.

Она обернулась.

– Сходить с тобой в душ?

Ричард растянул губы в улыбке, ему пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть ее лицо.

– Да.

Он скучал по ней – а долгожданное воссоединение было нелепым и скомканным. Если бы не эта проклятая рана, он бы занялся с ней сексом прямо в самолете – раз уж дома не получилось, потому что им нужно было торопиться.

Александра подошла ближе, не сразу опустилась на постель. Ричард, в свою очередь, продолжал лежать, глядя на нее снизу вверх.

Он протянул руку.

– Все, что хочешь – но только без глупостей, – сказала она, беря его ладонь, переплетая пальцы.

Ричард хмыкнул.

– Зануда.

– Я серьезно. Без резких движений и без акробатики – и потом, я тебе обещаю, ты начнешь от меня убегать и прятаться.

– Не начну.

Его живот с белым квадратом пластыря поднимался и опускался от вдохов, тело – мечта скульптора и художника – было привлекательным, – но он никуда не исчезнет… Даже если им вновь придется расстаться на время, при желании она всегда найдет его.

Она могла найти его где угодно – если бы захотела. Они договорились не видеться эти месяцы, и один философский бог ведал, как ей не хватало Ричарда все это время.

Александра вздохнула и сжала его руку сильнее. Солнце падало через широкое окно на серый ковролин, вычерчивая линии бликов на полу, противоположной стене, отражаясь от полированной поверхности столика. Голубые глаза Ричарда, если смотреть под углом, будто светились изнутри, кончики ресниц были светлее.

Она наклонилась к нему, свободной рукой провела по его шершавой щеке. Ричард притянул ее к себе за затылок, запуская пальцы в каштановые волосы, ему даже не пришлось приподниматься – она уже целовала его в губы, нависая над ним, он лишь держал ее крепко, словно она могла уйти.

Он в какой-то момент попытался перевернуться, подминая ее под себя, но она остановила его. Прохладные ладони упирались ему в грудь, темные глаза смотрели решительно и прямо.

От его щетины вокруг ее рта уже красные следы… Ричард улыбнулся.

– Не шевелись, – сказала она.

Он игриво прищурился.

– Тогда свяжи меня.

– Хорошая идея. Я тебя еще никогда не связывала.

Ее бедро лежало поперек его бедер, он мог бы опрокинуть ее на лопатки одним движением – но не стал. Ладони он положил ей на спину, под футболку, вновь привлекая к себе.

У нее во рту – наращенные клыки. Он вспоминал про них редко – он привык к ним почти с самого начала. При поцелуе – и даже при минете – он их вовсе не ощущал… Сейчас он будто целовал ее в первый раз, у него кружилась голова, он хотел сожрать ее, он уже задыхался. У него откуда-то взялись силы вновь начать дергаться, стаскивать с нее джинсы, засовывать руку ей под трусы, в то время как она снимала футболку, сидя на нем в неудобной позе, упираясь коленями в постель по обе стороны от его бедер.

Она почти никогда не носила бюстгальтеры и у нее была маленькая грудь – но Ричарду нравилась ее маленькая грудь. Он отодвинулся вглубь кровати, к подушкам, в нетерпении дожидаясь, когда она снимет оставшуюся одежду, вновь притягивал ее к себе одной рукой, вторую держа внутри нее. Ее ладони уже были на его члене, он впивался в ее губы, держа за волосы, выдыхая стоны в ее рот, откидывая голову назад, когда она начала спускаться поцелуями по его шее, к груди, к рельефному животу, низу живота.

Теперь он цеплялся за ее волосы обеими руками, стараясь не двигать тазом, любуясь ею и тут же забываясь, закрывая глаза, растворяясь.

Потом он отнял ее от себя, вновь целовал в губы, она уже сидела на нем, ритмично двигая бедрами, он оставлял на ее плечах и спине малиновые следы от объятий, которые позже превратятся в синяки – потому что на ее коже легко остаются синяки – даже под черным геометрическим узором татуировок… Он вдруг тихо вскрикнул, от неожиданности, через короткое мычание. Он уже хрипло хватал ртом воздух, она едва успела отстраниться, продолжая держать его за плечи.

– Прости, – выдавил он.

Он вновь потянулся к внутренней поверхности ее бедра, но она остановила его, отводя руку, целуя в потный висок.

– Все хорошо.

– Я не хотел.

Они только начали… Он позабыл обо всем, он потерял контроль. С ней он терял контроль – но больше не боялся этого свободного падения, все было иначе. Он доверял – и тело, и мысли – и знал, что она доверяет. Это даже не касалось секса, пусть и секс с любимым человеком – привилегия до этого не доступная – стал одним из приятных открытий.

Он во многих вещах будто заново родился… И каково это – кончать не вовремя – оказывается, тоже пришлось узнать. Досада, недоумение и что-то от стыда – потому что отрезвление наступает сразу.

Александра легла рядом, обвивая его руками за пояс, Ричард обнял ее, касаясь губами лба с влажными, прилипшими прядями челки. Он закрыл глаза, усталость вернулась, боль в боку пульсировала яркими толчками.

Обезболивающее было где-то в кармане куртки, брошенной на пол в прихожей.

Он понял, что полулежа на подушках, он не может даже пошевелиться, пусть и теперь ему точно надо было идти в душ. Ричард засопел, размежил веки – но лишь чтобы лечь удобнее, ощущая рядом прохладное тело, вдыхая аромат сладких духов и шампуня, смешанный с запахами машины, аэропорта, самолета, такси, соленого пота.

Она никогда не говорила ему, что любит его… Это была странная мысль – несвойственная ему, уж слишком сентиментальная – пусть и нейтрально окрашенная, скорее из категории нерешенных вопросов. Даже он говорил – искренне, не в виде громкого признания или так, как обычно говорят на прощание или небрежно – но как аргумент, как тезис в диалоге.