Из трущоб на королевское ложе. Попаданка

Тетя Хильда утерла нос подолом фартука. Мне стало жаль пожилую женщину. Я обняла ее за плечи, когда та уселась на старенький табурет.

– А ты, посмотри на себя, какая ты стала красавица, – сказала тетя Хильда, взяв мою ладонь, – вся в мать… Ведь моя сестра была красавицей: кожа беленькая, зеленые большие глаза, копна рыжих волос… Вот сейчас вижу – копия ты. Все ей завидовали, я вот и думаю, может порчу и навели…

Затем тетя сказала, что очень подозревает, что отцы у них были разные. Семья наша не бедствовала. Я появилась у родителей не сразу, долгожданный ребенок, а через несколько лет моя мать родила мою сестру. Иногда я слышала, как родители ругались и отец обвинял мать в измене, хотя сам был не прочь погулять на стороне. Когда сестра стала подрастать, невозможно было скрыть большую разницу между нами: внешность, осанка, поведение… все говорило, что в ней текла благородная кровь.

. . .

Но вернусь к тому позднему вечеру, когда я подумала, что меня не признали за свою.

– Вильям уже несколько раз прибегал ко мне, волновался за тебя, спрашивал вернулась ли ты, – сказала тетя.

«Ага, значит, парня зовут Вильям, отлично». – взяла я себе на заметку.

Тетя Хильда подошла ко мне поближе и погладила по волосам.

– Как ты подросла, моя девочка, – сказала она, наконец, – а я и не заметила, все в трудах… А ведь скоро твой день рождения, восемнадцать лет, совсем взрослая …

«Опаньки, приехали, – подумала я, – вот так открытие. То есть я еще и несовершеннолетняя! В моем мире этих насильников могли осудить за совращение несовершеннолетней. Я ухмыльнулась. Значит внешнее сходство точное, а возраст не совпадает…» В моем мире я была на несколько лет старше. Я страстно желала вернуться домой, и забыть все это, как кошмарный сон. Что же я такое там нашептала и загадала. Помню я только хотела привлечь в свою жизнь деньги и мужчину. «Ну, мужчину… вернее мужчин, ты итак привлекла, поздравляю с перевыполнением плана», – ехидно сказал мне внутренний голос. У меня не было времени с ним болтать и спорить, по сути он был прав. Похоже я сформулировала не четко, надо было посылать запрос по-другому, например, «Хочу богатого мужчину»… Нет, опять не так! Тогда он мог появиться на один раз, трахнул бы меня и исчез… Значит такая формулировка: «В моей жизни появился серьезный любящий меня богатый мужчина». Так-то лучше!

– С тобой все в порядке, девочка? – ласково спросила меня тетя Хильда, оторвав от моих мыслей, вернув в реальность.

Смешно звучит, в «реальность», не мою, но в ту, в которой я оказалась по воле…. по воле… по чьей воле? По воле судьбы, вероятно. Сколько читала про путешествия во времени, но это же только фантастика. И вот это произошло со мной и что теперь делать? В голове всплыла фраза: «Расслабься и получи удовольствие». Легко сказать, но когда тебя принуждают раздвинуть ноги…. Или эта грязь кругом, помои на улице, вонь, конский навоз… Правда, надо сказать, главная площадь города очень даже приличная, обихоженная, чего не скажешь о примыкающих к ней улочках, особенно отдаленных. Чем дальше от центра, тем печальнее…

– Да-да, тетя, – ответила я, чтобы успокоить женщину, – все в порядке, просто немного устала.

– Ложись спать, – тетя чмокнула меня в лоб, – завтра рано вставать, поможешь мне в прачечной.

Засыпая, я думала, значит тетя Хильда работает прачкой. «Да уж, есть чему завидовать…» – хмыкнула я. Я натянула на себя старенькое одеяло. Неожиданно для себя, поймала себя на мысли, что мое недавнее желание вернуться в свой мир, мне захотелось отложить на «потом», на попозже. А сначала, как говорится, поиметь приключения на свою пятую точку. Моя рука непроизвольно потянулась к волосам на лобке, я трогала их, затем стала ласкать себя там… « Ну и сучка же ты!» – сказал мне внутренний голос. А я продолжала себя ласкать… В моей голове всплывали картинки прошедшего дня: то один, то другой брали меня по очереди, передавая друг другу…

На следующее утро тетя Хильда разбудила меня, сказав, что надо идти в прачечную.

– Сегодня много стирки, – сказала она, – поможешь мне немного, да я тебя отпущу.

Я протерла глаза. Вчерашнее приключение мне показалось сном. Тетя налила мне кипяток, заваренный травками и кусок черного хлеба. «Эх, круассанчиков бы сейчас» – вздохнула я и принялась дуть на горячий травяной чай.

– Переодень платье-то, – сказала тетя Хильда, – это уже постирать пора.

Я открыла дверцу покосившегося шкафа. «О, оказывается у меня есть целых два платья!» – посмеялась я. Я достала платье и одела его. Оно, кстати, было даже получше, поновее, не очень потертое, с длинными спускающимися до большого пальца рукавами чуть расширенными внизу и с «фонариком» сверху. Повертеться перед зеркалом я не смогла за неимением последнего. Обществом потребления тут и не пахло, из мебели только кровать, стол, стул и шкаф. Вообщем все, что необходимо, не более того.

– Агнес, детка, поторопись, – услышала я голос тетушки Хильды, – пора идти.

Оказалось прачечная, где работала тетя, находилась минут в пятнадцати ходьбы, по направлению к главной площади города. Как только тетя открыла двери, оттуда пахнуло сыростью, запахом хозяйственного мыла. Искать стиральную машину я не стала. Я пыталась подбодрить себя и не терять чувство юмора, иначе было бы сложно принять такую реальность. В огромном помещении стояло несколько чанов, больших котлов, вода в которых подогревалась разожженными дровами. Воду носили в ведрах, как я поняла. Все вручную. Дородная женщина уже бросала охапку белья в один из котлов, при этом ей надо было залезть на табурет, ножки которого качались под ее весом, того и гляди могли рухнуть. Из-за треска дров и влажности в воздухе, женщины громко перекрикивались. Если кому-то нужно было привлечь внимание, они могли постучать палкой по чану, чтобы не бежать в другой конец помещения. В принципе работа была налажена и каждая занималась своим делом. Я помогала тете Хильда загружать белье в котлы и таскала уже постиранное белье в большой корзине на улицу, где находилась площадка и канал с водой для полоскания. Там другие женщины полоскали белье. С непривычки работать мне было тяжело. Ныла спина. В коротких перерывах я старалась улечься под деревом на траву. Днем мы перекусили. Обед не очень отличался от завтрака. Но мне выдали кусок сыра. Потом я еще немного помогла и тетя отпустила меня домой. Я свалилась на кровать и моментально уснула.

Проснулась я оттого, что услышала как тетя Хильда вернулась с работы домой. Она сварила похлебку из овощей. Уставшая тетя пошла в постель, так как завтра снова с утра пораньше ей нужно вставать. Тетя Хильда сказала, что завтра будет день поспокойней и моя помощь ей не понадобится. У меня непроизвольно вырвался вздох облегчения. Я ушла в свою комнату. «Ну, ты опять побежишь к нему?» – зазвучал мой внутренний голос. «Вот еще! – ответила я сама себе, – не собираюсь… Наглый самец… Самоуверенный нахал!». Так я старалась уговорить себя не делать глупостей. Меня хватило на час, затем я тихонько проскользнула мимо тетиной комнаты и выскочила на улицу. В сумерках, через минут двадцать я уже стояла у того дома, не осмеливаясь войти…

Вдруг раздался женский раскатистый смех. Я отскочила к стене дома и вжалась в стену у уже знакомого мне куста жасмина. Дверь распахнулась и в тусклом освещении горящей свечи, которую менестрель поставил на пороге, я увидела пухленькую женщину. Не та ли, что подала ему корзинку с провизией после представления? Я всматривалась в два силуэта. Поэт хлопнул толстушку сзади, ниже спины по пышной юбке и зашептал что-то, что я не могла разобрать. Толстуха (кажется во мне заговорила ревность) обвила поэта руками вокруг шеи и прижалась к его губам. Я еще больше вжалась в стену и тут хрустнула ветка жасмина. Любовники, а поведение этой парочки не оставляло сомнений, прекратили целоваться.

– До встречи, моя сладкая булочка, – донесся голос менестреля.

Он снова шлепнул толстуху по попе.

– Да пойду, а то муженек меня, наверное, потерял, – ответила толстуха, – а то может уже дрыхнет, он же встает среди ночи, чтобы тесто замесить и с утра продавать свежую выпечку, хлеб да булочки.

– Ты моя горячая булочка, – сказал поэт, прильнув к ее огромной груди.

– Мой жеребец, – томно сказала жена булочника.

Толстуха хихикнула, поправила свои сиськи, так и норовящие выпрыгнуть из блузки, и, перейдя на другую стороны улицы, скрылась в темноте… Поэт шел по направлению ко мне. У меня перехватило дыхание.

– Выходи, что прячешься, – сказал он, – я знаю, что ты там, крошка.

– Я просто проходила мимо, – соврала я, выходя из тени.

– Конечно, конечно – ухмыльнулся он, – верю, прогуливаешься в такой час.

– Нечего ухмыляться! До встречи, моя сладкая булочка… – передразнила я, – иди, догоняй свой пончик, а то укатится!

– О, ты ревнуешь меня, крошка! – иронизировал он.

– Хватит называть меня крошка! – меня бесила эта его нахальная улыбочка, – конечно, по сравнению с твоей толстухой…

– Ммм, какие мы злые, – продолжал подшучивать он надо мной.

С этим словами этот наглец подошел ко мне совсем вплотную и прижался своим выпирающим бугром в штанах.

– Как ты меня возбуждаешь, – он нюхал мои волосы, крепко сжимая за талию.

– Я ли, – не могла я успокоиться, после увиденной сцены, – или она, женушка булочника?!

– Тихо, ну что ты орешь, крошка, – он прикрыл мне рот своим жарким поцелуем, затем резко отпустил.

Поэт развернулся и подошел к распахнутой двери дома, где мерцало пламя догорающей свечи. Остановившись в освещенном проеме, он обернулся, глядя на меня.

– Ну что ждешь, заходи, – пригласил он зайти в дом.

Я не решалась войти. Во мне боролись два чувства: желание и ревность.

– Заходи тебе говорю, – приказном тоном сказал он.

Я повиновалась. В темноте ощущая его жаркое дыхание на своих губах и затем губах моей киски, я млела и улетала куда-то далеко. Ничего не скажешь, поэт был очень искусным любовником. Я решила, что мне все равно делю ли я его с другими, какое мне до этого дело. Он ведь не мой парень и ничего мне не обещал. А отказаться от такого наслаждения я не могла, пусть даже если немного продолжала его ревновать.

Я бегала к нему почти каждую ночь, иногда чуть ли не сталкиваясь в дверях с другими женщинами, тех, кого он осчастливил… К тому же я рисковала тем, что, ходя так поздно, могла снова встретить какого-нибудь насильника. Но меня это не останавливало. Поэт говорил мне, что я могу остаться у него, но я не могла. Конечно, днем мне очень хотелось спать и я клевала носом, помогая тетушке в прачечной. Хорошо, что тетя брала всю тяжелую работу на себя.

Однажды тетя заметила, что я вернулась очень поздно. Она посоветовала мне быть более осторожной. Хильда надеялась, что я не наделаю глупостей, как ее сестра. Я изобразила невинное личико, мне не хотелось огорчать такую добрую и любящую меня тетушку.

Иногда по вечерам я виделась с Вильямом. Я расспрашивала о его жизни и чем он занимается. С его слов я поняла, что он ученик лекаря-алхимика Корнелиуса, который благодаря только ему одному известным рецептам настоек в многочисленных склянках и флакончиках, спас от тяжких недугов и болезней многих людей, в том числе и очень знатных. Свои секреты Корнелиус не спешил выдавать даже Вильяму, его единственному ученику. Вильям оказался упорным и терпеливым, и проявлял хорошие способности к обучению, он аккуратно записывал рецепты в тетрадку. Часто Корнелиус не разрешал этого делать, боясь, что записи могут выкрасть и разузнать секреты приготовления зелья, над которыми он кропотливо работал годами. Корнелиус учил Вильяма запоминать по памяти.

Как-то раз Корнелиус позвал Вильяма, когда мы стояли и болтали у его дома.