Поцелуй меня сейчас

– Все в порядке, принцесса? – прозвучал рядом тихий голос.

Всхлипнув, я подняла голову и заглянула в пару дружелюбных глаз.

– Закари, – смущенно выдавила я и быстро вытерла слезы. – Что ты здесь делаешь?

– Охраняю вас, принцесса.

Его улыбка стала шире, морщинки вокруг глаз четче, и я увидела телохранителя, которого, как мне казалось, знала всю свою жизнь. Моим самым первым воспоминанием было то, как он сажает меня себе на плечи, чтобы я смогла до чего-то дотянуться. До чего, я уже не помню, но помню его твердую, крепкую хватку. Прескот рассказывал мне, что я довольно долго называла Закари папой. Порой мне и в самом деле хотелось, чтобы Закари был моим отцом. Мой настоящий отец заглянул ко мне на минутку – только пригрозил, что до конца жизни не выпустит меня из-под домашнего ареста. Закари понимающе посмотрел на меня и, наконец, достал носовой платок. У него всегда был с собой. С благодарностью я взяла его и высморкалась.

– Я… Захотелось попить, – пробормотал я наконец.

Закари не стал спрашивать, почему я не выпила воды из умывальника в палате или не попросила, чтобы мне принесли. Он только кивнул и встал рядом со мной.

– Я вас провожу.

До кулера было всего несколько шагов. И пока я их преодолевала, он оставался рядом со мной. Он молча ждал, пока я достану пластиковый стаканчик и наполню его водой. Пару мгновений я наблюдала за льющейся струей, а потом нерешительно подняла глаза.

– Закари…

– Да?

– Насчет Кингсли…

Я заметила, что он едва заметно напрягся.

– Я хотела бы еще раз поблагодарить его, – пробормотала я.

– В этом нет необходимости. Королева уже сделала это от своего имени. Вам не о чем беспокоиться, принцесса.

Я кивнула.

– И все-таки мне хочется сделать это еще раз, лично. Можно будет увидеть его завтра? Или он… Он уже не здесь?

Закари выглядел несчастным.

– Он улетит обратно в Нью-Йорк, да.

– Когда?

– Это еще не решено. Но я не думаю, что он захочет остаться.

– Понятно. – Стакан переполнился. Я быстро выключила воду и сделала небольшой глоток. – Не мог бы ты все же передать ему, что я бы хотела его увидеть? Он меня… – У меня на мгновение перехватило дыхание. – Мы же чужие друг друг люди, а он все равно попытался меня защитить. А ведь не должен был этого делать.

Я почувствовала, как мои щеки становятся горячими, и взглянула на Закари из-под опущенных ресниц. Закари хмуро посмотрел на меня, уголки его рта озабоченно напряглись, и все-таки он кивнул.

– Разумеется. Однако я хочу быть с вами откровенен. Я буду очень обеспокоен, если вы решите укрепить свою… дружбу с моим сыном.

– В смысле?

В растерянности я уставилась на Закари. Он сжал губы в узкую линию и как будто боролся сам с собой: сказать, что хочет, или нет. Наконец он решился и серьезно посмотрел мне в глаза.

– Принцесса, Кингсли приехал сюда не просто отдохнуть, а потому что оступился, и оступился серьезно, в Штатах. Он приехал сюда, чтобы пересмотреть свое поведение. Он хороший парень, но очень импульсивный, дикий, легкомысленный. Он слишком высокого мнения о себе и не имеет никакого опыта в общении с членами королевской семьи. Я не хочу, чтобы он, не дай бог, сделал что-то, что могло бы причинить вам боль. Пусть даже и ненамеренно.

Мы уставились друг на друга. Голова раскалывалась. Неужели Закари пытался сказать, чтобы я держалась подальше от его сына?

– Я запомню, – пообещала я, и он заметно расслабился. – Но, пожалуйста, все равно скажи ему, чтобы он встретился со мной завтра. В семь часов, во дворце у голубого чайного зала.

Зак колебался с мгновенье, но в итоге кивнул, хотя и без всякого энтузиазма.

– Я передам ему.

– Прекрасно.

Я повернулась и пошла со стаканом воды в руке в свою палату. Закари следовал за мной, как тень. Внутри меня ждал совершенно измотанный, сопящий Прескот. Со вздохом я укрыла его и легла рядом. Еще одна таблетка обезболивающего, и мне удалось заснуть.

Кингсли

– Доброе утро, Кингсли.

Пробормотав в ответ что-то нечленораздельное, я налил себе чашку кофе и опустился на стул в маленькой кухне Закари. Из окна падал тусклый утренний свет. Пыль, сверкая, танцевала в воздухе. Слышалось щебетание птиц, пахло свежескошенной травой и морской солью.

– Выспался? – спросил Закари, уже одетый в свой черный костюм, отрываясь от газеты.

– Здесь слишком тихо, – честно ответил я и глотнул кофе.

Я постарался припомнить, когда видел в последний раз, чтобы кто-то читал настоящую бумажную газету, но в памяти ничего не всплыло. На первой полосе красовалось сообщение о нападении. Как, наверное, и во всех газетах мира. Символом с перечеркнутой короной пестрели абсолютно все новостные ленты. Причем никого из виновных еще не поймали, хотя «Ешь богатых» официально взяли отвественность за нападение на себя. Почему? Непонятно. Но главное было не это: чем больше статей я читал о нападении, тем сильнее убеждался, что волнует людей не столько само нападение, сколько сделанное нападавшими заявление. Они хотели, чтобы их увидели. Хотели вызвать панику, неуверенность, а возможно, даже гнев одних и одобрение других. Страна раскололась. Мир раскололся, и «Ешь богатых» присосались к этому разлому, как опарыш к испорченному мясу.

Зак серьезно посмотрел на меня. Он уже позавтракал – на столе перед ним стояла пустая тарелка. Я опустил глаза и стал изучать оставшиеся на тарелке крошки.

– Как она? – наконец, спросил я.

Закари вздохнул и отложил газету.

– В соответствии с обстоятельствами. Ее вчера выписали.

– Хорошо. Это хорошо, – пробормотал я, продолжая смотреть на стол.

Хотелось спросить, можно ли будет с ней увидеться, но слова не шли из горла. Я молчал, пока Закари не заговорил:

– Твоя мама звонила вчера.

– Знаю. Мне она тоже звонила.

Несколько раз. Но я не смог взять трубку. Просто не знал, что сказать. Не знал, с чего начать. То ли попроситься обратно в Нью-Йорк, то ли – и эта мысль как раз и парализовала меня – умолять ее разрешить мне остаться здесь. Еще хотя бы на какое-то время. Всего на несколько дней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Какого черта? Что за бред?

Выдерживать взгляд Зака становилось все тяжелее. Я не мог определить, с каким выражением он на меня смотрит. Может, потому что он прекрасно умел делать непроницаемое лицо, а может, потому что, несмотря на нашу биологическую связь, он был для меня практически чужим человеком.