Хрустальный остров. Роман

Чем дальше, тем Платону становилось страшнее одиночество. С матерью своей он был очень одинок. Они были разными людьми совершенно. Когда-то они жили в комнате в коммунальной квартире. Тогда у Платона ещё был отец. Он поколачивал мать. Отец не был дураком. Он был юристом. За что он бил мать, Платон не знал. Мать не поясняла. Он ушёл из семьи, когда сыну было восемь лет; ушёл и уехал в неизвестном направлении. Алиментов матери от него не удалось получить. За что он её так ненавидел? У неё был скверный, сухой, холодный характер. Наверно, она трепала ему нервы. Платону тоже было нелегко с ней. Он чувствовал, что уже не так силён, как раньше. Прошла молодость. Одно дело, когда ты полон энергии и сил, быть одному; совсем другое, когда близко беспомощное состояние старости. Кому ты тогда будешь нужен? Мать не вечна, детей нет. Некоторые держаться бодрячком и до девяноста и до ста лет. В преклонном возрасте могут появиться охотники до его квартиры. Его отправят в дом престарелых или подпоят отравленной водкой, а квартиру заберут. Платон понимал теперь мужиков, которые резко начинали создавать семьи после пятидесяти лет, над которыми он раньше смеялся.

Пару недель назад Вика предъявила что-то вроде ультиматума. Они сидели в кафе. В кои-то веки Вика вытащила Платона из его неуютного с мамой гнезда. Платон позволил себе выпить лишнего. Вика пила какое-то вино, и, кажется, не пьянела. Платон никогда не видел её пьяной. Вот характер.

– Платон, я хотела с тобой серьёзно поговорить, – начала тогда Вика.

– Хочешь, сделать мне предложение, – иронизировал доктор.

– Избаловали тебя женщины. Знаю. Ты же звезда больницы, а я кто?

– Не надо этого. Ты прекрасный специалист. Я не хотел тебя обидеть.

– Предложение делать тебе бессмысленно. Ты как всегда увильнёшь или скажешь, что подумаешь. Мне будет обидно. Я вижу, что тебе ни фига не надо. Тебе и с мамочкой твоей хорошо.

– Перестань. Не пойму, к чему вообще ты затеяла этот разговор.

– Подумай. Ты же умный. Бабий век короток.

После тех посиделок в кафе у них секса не было. И только после операции Платон оторвался с ней по полной в ординаторской.

Он и раньше слышал от женатых мужиков, что жёны имеют обыкновение манипулировать своим передним местом для дрессировки и воспитания своих мужей. Такое отношение его, скорее всего, ожидало в случае женитьбы, что представлялось ему с годами всё более маловероятным.

Бабий век короток. Что она хотела этим сказать? То, что устала обхаживать его? Возможно. И, что она в свои тридцать пять найдёт ещё какого-нибудь дурака? А почему нет? Она красива. Да есть ребёнок. Ну и что? Зачем он ей сдался? Это было непонятно. Стареющий ипохондрик. Потому что он звезда местной больнички? Это глупо. Или всё же не глупо? Женщины клюют на всё яркое и блестящее. Она следила за ним, следила, чтобы он не напивался. Однажды, когда он в стельку пьяный не мог закончить операцию, Вика сама зашила разрез на оперируемом пациенте. Потом она попросила всех, кто был свидетелем скандальной ситуации, не докладывать об этом начальству. Бессознательного Платона отнесли в ординаторскую. Он даже толком не отблагодарил её за тот случай, буркнул невнятное спасибо и был таков. Почему она заботилась о нём? Любовь? Почему-то Платон не верил в это. Вика убедила его перейти на более лёгкие сигареты. Ему стало стыдно за то, что он не достоин был такой заботы. Хотя почему не достоин? Он же не просил никого о себе заботиться.

Платон курил, сидя на лавочке, не далеко от своего дома, когда ему на телефон пришло смс. Он прочитал сообщение. Его номер выиграл какой-то бесплатный круиз вокруг земного шарика. С чего бы это? Какая-то подстава или развод? Но тут же написано бесплатно. Он дома залез в интернет и зашёл на сайт турагентства. Всё вроде было бы в порядке. На следующий день он позвонил в контору, организовавшую круиз. Там всё подтвердили, его номер выиграл бесплатный билет, хотите, езжайте; хотите, не езжайте, дело ваше. Почему не ехать, если всё это удовольствие бесплатно? Вот и с Викой, как быть дальше, не надо голову ломать. Он позвонил ей только из Питера, сообщив о путёвке и круизе. Вика удивилась звонку.

– Почему ты мне об этом говоришь?

– Как почему?

– Ты же никогда мне не докладывал о своих действиях и делах.

«Всё надеется на то, что у нас ней что-то получится», – подумал Платон.

– Я думал, ты обидишься, если я тебе не скажу об этом.

– Хорошо, спасибо, Платон.

Только спасибо, Платон, и всё. Нет бы сказать: «Буду ждать». С другой стороны оно ему надо? И она это знает. Набивает себе цену. Коварная женщина.

За время плавания Платон собирался решить, переезжать к Вике назло матери или нет, а может быть даже предложить ей руку и сердце. Кто ж знал, что всё так выйдет. Что, если она нашла уже ему замену?

– Ты чего, Платон? – отвлёк от воспоминаний доктора Валерий.

Платон отвёл глаза от пятой точки Насти.

– Так, вспомнил старое. Лучше б, не вспоминал.

– Что-то грустное? – спросил Валерий.

– Да всякое-разное. Эх, сигаретку бы сейчас.

Двинулись обратно к стоянке.

– Меня почему-то терзают смутные мысли о том, что нас не найдут, – признался доктор.

– Почему? – спросила Настя.

– Это интуиция.

– Нам надо продержаться недели две и тогда обязательно найдут. Ну, пусть три недели, – сказал Валерий.

– Сможем ли? – усомнился Платон.

– Сможем. Бананы есть. Будем траву есть и насекомых, когда бананов не будет, – сказал Валера.

5

Настя плакала за кустарниками, где спряталась от других островитян. На неё неожиданно накатила истерика. Она думала, что непременно погибнет. Ведь шёл уже четвёртый день их пребывания на острове, но никто не спешил их искать и спасать. Она вспоминала маму и Игоря. Лучше бы она от него не уходила. Да он ничтожество и сволочь, но все мужики такие, а если не все то большинство. Надо было терпеть. Игорь. Может быть, он организует её поиски. Её плач услышали Иван и Валерий. Они нашли её.

– Ты чего, Настя? – обеспокоился Валера.

Иван присел на траву близко к ней и прижал к себе.

– Всё хорошо. Мы обязательно выберемся отсюда.

– Я не верю в это. Почему нас никто не ищет? Уже четыре дня прошло. Мне страшно.

– Насть, судно должно прийти в Россию дня через три и четыре, тогда и должны начаться поиски, когда станет понятно, что с нами что-то случилось. Нам надо держаться вместе и не унывать, – сказал Валерий.

Остальные островитяне валялись в тени под деревьями. Никто уже не хотел ловить рыбу, птиц или идти искать и собирать яйца. Все впали в апатию. Белкин и Бондаренко лежали рядом под деревом с необычайно толстым стволом.

– Ты знаешь, а я начинаю привыкать к голоду. Я сегодня съел один банан и ничего держусь. Жрать хочется, но всё равно терпимо, – признался Бондаренко. – Даже какие-то мысли стали появляться в голове, о чём никогда не думал.

– Избалованные вы. В тюрьме я и не такое испытывал. Там таким дерьмом кормили порой, что приходилось отказываться. Легче было голодать, – сказал Белкин. – А о чём мысли-то?

– О смерти, о жизни после жизни.

– Цапануло значит. Вот так парень бывает, когда попадаешь в жестокие ситуации.

Пришла очередь Валерия и Льва идти собирать бананы. Непонятно почему, но так решил совет островитян. За бананами не ходили Бондаренко, Белкин и Ковров. Эта не справедливость бесила Валерия, но он решил пока не бунтовать. Лев никак не мог встать. Он лежал в шалаше. По его ногам и пузу ползали насекомые.

– Валер, не могу, сил совсем нет, прости.

– У тебя болит что-нибудь? – спросил Валера.

– Голова.

– Надо сказать Платону.