Моя тюрчанка

А Сулейманова, едва дождавшись, когда блондинистая подруга выскажется, налетела на мою девочку, как гарпия:

– Чтоб у тебя язык отвалился, малолетка!.. Это ты, что ли, будешь меня стыдить и указывать, где мне работать, а где не работать?.. А не зашить бы тебе твой гнилой рот?!. Ты не смеешь осуждать меня, дрянь!.. У меня, между прочим, четверо детей – а папашка их давно умотал за горизонт и алиментов не платит. Кроме меня, некому вывести моих спиногрызов в люди!.. А сколько для этого денег нужно?.. Торговка семечками – и близко столько не заработает. А трудясь здесь, в колл-центре, я накоплю себе на квартиру. Тогда у меня и моих цыпляток будет собственное жилье. Не век же нам ютиться в съемной комнате с обшарпанными обоями и с увядшей геранью в треснутом горшке на подоконнике!.. И если ради квартиры я должна обманывать по телефону по пять-шесть дураков за смену – значит, так тому и быть!.. Не моя проблема, что эти дураки, эти безмозглые тупицы, верят в чудодейственную силу мантр и заклинаний и в то, что прибитая вверху двери подкова приносит удачу. Да, я буду заманивать идиотов на консультацию к магу, экстрасенсу, гадалке. И получать свои не бешеные, но все-таки очень приличные, деньги!.. А ты – ты этого не поймешь. Тебя твой хахаль содержит, перед которым ты ножки раздвигаешь. Молоко-то у тебя на губах хоть обсохло?.. Не рано ли под мужика легла?.. А работу ты ищешь просто по приколу…

Сулейманова шипела и сверкала глазами, как кошка. Изрыгала и изрыгала на мою милую сплошной поток грязной ругани. Белокурая подружка Сулеймановой – и та была потрясена. Пальчики в маникюре, между которых Натаха зажала тоненькую белую сигаретку, заметно дрожали. На лице блондинки чередовались страх и изумление. Похоже, она впервые видела свою старшую приятельницу в такой звериной ярости.

А Ширин?.. Моя Ширин стояла, опустив голову. Хрупкие плечи милой тряслись, как от озноба. Моя девочка даже не пыталась перебить разбушевавшуюся выпучивающую глазища Сулейманову. Я был малость удивлен: после случая с Анфисой Васильевной, которой моя милая бросила в физиономию скомканную бумажку, я бы уверен, что Ширин способна постоять за себя в стычках с женщинами. Но сейчас моя звездочка безропотно стояла под градом злых слов, который обрушивала на нее вошедшая в раж Сулейманова. Я услышал: Ширин тихо всхлипывает.

Если б мою девочку оскорбил мужчина, я бы полез в драку, хотя бы обидчик был здоровенным быком с пудовыми кулачищами. Но что я мог сделать с тявкающей, как псинка, Сулеймановой?.. Я просто обнял мою девочку за талию и повел любимую прочь. А желчной Сулеймановой бросил через плечо:

– Гнилой рот, который надо зашить, только у тебя. Посмотрели бы мы: как бы ты тогда порола чушь. И ты сама дрянь. Великовозрастная мерзкая дрянь.

Я не видел, изменилось ли лицо Сулеймановой – потому что мы с Ширин уходили быстрыми шагами, не оборачивая головы. Но, наверное, оно скривилось, как если бы в пасть оголтелой фурии запихали лимон. Этот воображаемый лимон, пусть и ненадолго, но лишил Сулейманову дара речи. Только когда мы уже почти покинули двор, до нас долетели обрывки матерных восклицаний многодетной истерички.

Бело-серое небо сыпало на город пушистый снег.

16.Индейцы перед сражением

Мы с Ширин сидели в кафешке и в окно смотрели на улицу, на полет снежинок.

На сей раз мы взяли не только горький невкусный кофе, но и сосиски в тесте, наггетсы в картонной коробочке и небольшое, тоже картонное, ведерко картофеля фри. После того, как мы израсходовали столько моральных сил в «Нострадамусе», надо было успокоиться и подкрепиться. Возможно, в нас опять пробуждалась не такая уж давняя привычка заедать стресс фаст-фудом. Но нам действительно требовалось привести себя в порядок: моей девочке предстояло сегодня еще одно собеседование.

Говорить не тянуло: и без слов нам было понятно, что на сердце друг у друга. Отчаяние. Разочарование. Оставляющая глубокие рубцы тоска. Ну как могло такое серьезное агентство, как «Бригантина», отправить нас в шарашкину контору вроде «Нострадамуса»?.. Правда, с точки зрения кадрового агентства, «Нострадамус для вас» был чист, как белый накрахмаленный воротничок. Не приходится сомневаться: фирма честно платит операторам за каждого приведенного в офис дурака. Мы сами убедились, как держится за «Нострадамуса» та же Сулейманова, готовая орать матом в защиту своей работы. Только вот честность «Нострадамуса» – это «честность» воров, делящих добычу. Не каждый согласится зарабатывать на дураках. Есть такая философская категория – совесть.

В кафешке звучала тихая приятная музыка, прерывавшаяся на громогласную оглушительную рекламу: «Куриные ножки гриль!.. Восемь по цене четырех!.. Только сегодня!.. Только у нас!..» Люди суетились у витрин, выстраивались в длинную очередь к кассе. С полными подносами на руках разыскивали столик, к которому приткнуться. А мы с Ширин были тише воды и ниже травы. Пусть мы не разговаривали, но иногда наши руки встречались над поверхностью столика. В этих легких прикосновениях были поддержка и ласка.

Сегодняшний день, хотя до вечера оставалось еще прилично часов, успел меня утомить. Энергии во мне было меньше, чем влаги в сухофруктах. Казалось бы: нечего вешать нос. Не срослось с «Нострадамусом» – значит повезет со второй фирмой, в которую мы теперь поедем. А если не выгорит и там, Юлия Владимировна накидает нам еще дюжину вакансий. Не может быть, чтобы в беспредельном, как океан, мегаполисе не нашлось работы для такой трудолюбивой девушки, как моя милая. Тем более, нам помогает кадровое агентство. «Бригантине» выгодно побыстрее куда-нибудь пристроить мою девочку, чтобы получить за свои услуги звонкие червонцы.

Все так, но мы были настолько замородованы жизнью, что каждая новая неудача грозила стать последней в списке. И не потому, что дальше начнется перечень побед – а оттого, что мы переломимся, как сухие камышинки. Для человека, истекающего кровью, даже запоздалый тычок маленьким перочинным ножичком может оказать роковым.

Ширин по-прежнему смотрела в окно на густо падающий снег. А я перевел взгляд на мою девочку. О, ради того, чтобы по ее лицу скользнула хотя бы тень улыбки – я готов был вырезать сердце из груди и, пока оно еще трепещет, бросить к ногам возлюбленной. Но я знал: моя Несмеяна не улыбнется. Ее не больно-то веселили чуток похабные анекдоты про монахинь и попов, которые я ей когда-то рассказывал. А сейчас и вовсе было не до смеха и шуток. Одна из фирм, в которые нас направила Юлия Владимировна оказалась жульнической конторой по оболваниванию населения. А что нас ждет во второй?..

Надо бы надеяться на лучшее. Что на сей раз мы приедем в приличную компанию, которая производит бетонные блоки, или ремонтирует компьютеры, или торгует экзотическими фруктами. (Только что это за название для фирмы – «Сочная клубничка»?). Но не делает деньги на человеческой глупости. Кадровик и гендиректор посмотрят на Ширин и поймут: лучшей секретарши днем с огнем не сыскать. Скажут: девушка, вы нам идеально подходите – подъезжайте завтра со всеми документами.

О, каким ликованием переполнились бы наши сердца!.. Мы бы летели домой, как на крыльях. Завернули бы на радостях в супермаркет – купить торт «Змеиное молоко», понемножку конфет разных сортов, копченой колбасы. Дома мы бы долго гоняли на кухне лимонный чай и радостно щебетали бы, рисуя друг другу словами картины нашего светлого будущего. Мы пораньше легли бы в постель и пару-тройку раз занялись бы любовью, прежде чем сладко в обнимку уснуть.

Назавтра утром я бы напоил мою милую ароматным кофе с молоком и накормил бы бутербродами с сыром и колбасой. Моя девочка положила бы в сумочку паспорт, визу, телефон, блокнот, шариковую ручку. Вплела бы в свои черные, как смоль, волосы полупрозрачную розовую ленту. И, как крестьянин с рассветом направляется в поле, поехала бы на работу. А я бы остался ждать, с радостно бьющимся сердцем. Я бы вылил себе в глотку еще несколько чашек молочного кофе. И, хотя до возвращения Ширин оставалось бы полдня, состряпал бы для нас с любимой ужин. Я пожарил бы картошку до приятной румяной корочки. Да вдобавок вывалил бы на сковородку жирную тушенку. К приезду моей звездочки оставалось бы только разогреть мой кулинарный «шедевр».

Моя милая вернулась бы сияющая. С порога она начала бы рассказывать о первом рабочем дне в новой компании, как мурчит котенок. Сказала бы, что хорошенько разобралась в несложных обязанностях секретарши. Мол, расписывайся себе в путевых листах доставивших корреспонденцию курьеров; соединяй звонящих на стационарный телефон ресепшена с генеральным директором, менеджером по поиску клиентов или с таким-то отделом фирмы; распечатывай на принтере или сканируй документы. В общем, не бог весть какая работенка. Главное – не отлучаться с решепсена. Можно пить капучино, латте или какао за счет фирмы. И читать с экрана рабочего компьютера какой-нибудь увлекательный приключенческий роман.

Пока мы уплетали бы золотистую картошку, Ширин поделилась бы еще одной приятной новостью. Руководитель отдела кадров «Сочной клубнички» уже отправил во властные органы заявление на продление визы для моей девочки.

«Надежда на лучшее» далеко уводила меня по извилистой тропинке фантазий. Но, в конце концов, я уперся, как в бетонную стенку, в беспощадный вопрос: а если нет?.. Что если с «Сочной клубничкой» – тоже что-то не так, как и с «Нострадамусом»?.. И Ширин не сможет там работать?.. Либо с «Сочной клубничкой» все нормально, но моя милая просто не понравится рекрутеру, который сочтет мою звездочку слишком нерешительной и зажатой?.. Может ведь такое быть?.. Был в истории человек, в которого двенадцать раз за жизнь ударяла молния. А от тринадцатого удара он погиб. Не такие ли и мы везунки в смысле поиска работы?.. Рабы рулетки, которым выпадают только несчастливые цифры. Мы, как магнит железо, притягиваем неудачи. Нечего удивляться, если первая из двух компаний не понравилась нам, а второй – не понравимся мы.

От копошащихся в мозгу, как черви, неприятных мыслишек мне стало как-то не по себе. Сосиска в тесте, которую я успел надкусить, упала из моих разжавшихся пальцев обратно на тарелку. Если б не нерушимые законы механики Ньютона, я бы сейчас сжался в маленький комочек. В кафешке было суетно и шумно: чередовались музыка и голосовая реклама, раздражающая слух; так и лезли в глаза озабоченные лица людей, разыскивающих свободный столик. Да, кафе – не самое подходящее место для такого мизантропа и социофоба, как я. И все-таки, если бы дьявол предложил нам застрять здесь навечно, я не спешил бы отказываться.

Все потому, что я боялся того, что могло нас ожидать в «Сочной клубничке». Юлия Владимировна не давала твердых гарантий, что мою девочку возьмут туда работать. Ширин – всего лишь одна из пяти, шести или целого десятка кандидаток. Чересчур велика вероятность, что выберут не моего скромного и неуверенного в себе пушистого тюркского котенка, а совсем другую барышню. Решительную вплоть до наглости. В брендовой кожаной курточке и, несмотря на зиму, в короткой черной юбочке. На цокающих, как копытца жеребенка, каблучках. С обильной тушью на ресницах, со жгучим взглядом, с колкой улыбочкой на ярко-красных напомаженных губах.

Такая дамочка – наполовину куколка, наполовину стерва – сразу заявит, как хищница, права на территорию. Можно подумать: эта барышня – не соискательница на должность секретарши, а вступающее в свои права крупное начальство. Гендиректор и кадровик сломаются под напором эксклюзивной косметики, элитных курточки и юбки, стройных ножек в чулках «телесного» цвета и восхитительной самоуверенности. Девушке не надо быть красавицей. Главное уметь подать себя: как блюдо – может быть и безвкусное, но источающее щекочущий ноздри пряный аромат.

Я знал: моя Ширин – красивее всех. Похожие на алые лепестки губы – хороши без всякой помады. А скромность, граничащая с робостью нежной лани, придает моей милой особое очарование. Но я боялся, что мою девочку обойдут более нахрапистые и дерзкие соперницы, у которых вместо боевой раскраски – помада и тушь, а вместо рыцарских лат – дорогие шмотки из модных коллекций. Моя-то любимая одета совсем просто и косметикой не пользуется. Но, как говорится: встречают по одежке…

Потому я и не хотел покидать кафешку. Нарочито медленно жевал. Глядел то на Ширин, то по сторонам. Я сам внушил себе страх, что в «Сочной клубничке» моей милой скажут: «Извините, мы сделали выбор в пользу более подходящего кандидата». Что если все так и будет?.. Мне невыносимо будет видеть мою девочку понурившейся и разочарованной. Возможно, она расплачется. А я не найду целительных слов, чтобы ее утешить.

– Ты знаешь, – обронила Ширин, – а ведь эта Сулейманова – она отчасти права. Ну, не то что б права – но…

Я посмотрел на любимую слегка ошарашено. Так как не ожидал, что она заговорит об истеричной даме из колл-центра. А моя милая, задумчиво глядя прямо перед собой, продолжила:

– Спору нет: дурачить обывателей – это подленькая работа. Записывать наивных глупцов на прием к колдуну или экстрасенсу, врать про чудодейственную силу амулетов из конского волоса или кошачьей шерсти, уверять, что кишки какого-нибудь несчастного петуха откроют тебе твою судьбу – все это… это такой грязный обман!.. Я бы и дня не проработала в колл-центре «Нострадамуса». Меня испепелил бы стыд. Лучше бы мне покончить с собой в намеченную нами дату, чем зарабатывать на людском невежестве… Но Сулейманова… Она сказала: у нее четверо детей, а муж убежал. Так что ей делать?.. Конечно, хвататься за любую работу, которая позволит прокормить милых спиногрызов. Тут уж не до боязни замараться или пожертвовать моральными принципами. Только знай себе, вертись, как белка в колесе. Когда у тебя есть дети – ты уже сама себе не принадлежишь…

Ширин уставила глаза в свой картонный стаканчик с невкусным кофе. Уголки ее губ были опущены. А красиво изогнутые брови – чуть нахмурены. Затаив дыхание, я ждал, что она скажет еще. А моя девочка, выдержав длинную паузу, вновь заговорила:

– В отличие от меня – Сулейманова не имеет права даже умереть. Потому что, если она сведет счеты с жизнью – кто позаботится о детях?.. Вот Сулеймановой и приходится изворачиваться, как змее. Каждый день расплачиваться за чудо рождения дитяток… Я тебя очень люблю. И – поверишь ли? – очень хотела бы родить от тебя ребенка. Но пока я не родила, я не хочу – не хочу!.. – идти по той же дорожке, что и Сулейманова. Считай, что я надела белые перчатки – и отказываюсь копаться в полужидкой грязи. Мне легче сгинуть … Ты ведь со мной – да?..

Чувствуя, как по спине прокатывается комок колючего холода, я вспомнил непочатые коробки со снотворным, которые громоздились на краю нашего кухонного стола. Моя милая не забыла свой безумный план: если не выгорит дело с работой и продлением визы – отравиться белыми кругляшками таблеток. Думая о суицидальных намерениях Ширин, я трясся, как охваченный лихорадкой и весь покрывался «гусиной кожей». Но я знал: я последую за своей любимой хоть в преисподнюю. Пусть все будет так, как моя девочка решила за нас.

С наггетсами и сосисками в тесте было покончено. Горький кофе мы тоже кое-как допили. Кажется, больше не было поводов тянуть кошку за хвост. Пора ехать в «Сочную клубничку». А там – «грудь в крестах или голова в кустах». Пусть игральные кости, которые мы метнули, лягут на зеленое сукно. Мы уже вставали из-за столика, когда телефон у моей милой зазвонил.

– Незнакомый номер, – сказала Ширин, принимая вызов и включая громкую связь.

– Алло. Алло. Алло, – раздался из трубки уверенный бодрый голос, который мы где-то уже слышали. – С вами говорит капитан полиции Арсений Петрович. Вы писали в участке заявление на фирму «Мансуров и партнеры». Мол, агентство взяло с вас деньги, а в поисках работы не помогло…

Арсений Петрович!.. Все-таки он сподобился прочесть наше заявление и даже нам позвонить. Я беспокойно заерзал на стуле, чувствуя, как у меня подскочил пульс. Я увидел: у моей девочки приподнялись изящно изогнутые брови и задрожали лепестки губ.

– Ну что вам сказать?.. – слова капитана звучали по-лисьи вкрадчиво. – Я внимательно прочел ваше заявление. А потом пригласил Бахрома Исламовича, чтобы он изложил свою версию событий. И должен вас огорчить, или – наоборот – обрадовать: в приключившихся с вами делишках я не нашел состава преступления. Так что забудьте свои жалобы на «Мансурова и партнеров» и спите спокойно.

– Но как же… – начала было Ширин.

Не давая моей девочке опомниться, Арсений Петрович продолжал своим мерно журчащим, как струи маленького водопада, голосом:

– Вы сами подписали с «Мансуровым и партнерами» договор об оказании услуг. По этому договору уважаемый Бахром Исламович и взял с вас деньги. Но почтенный господин Мансуров не за страх, а за совесть отработал каждую уплаченную копейку. Вот скажите мне, дорогая Ширин: разве вас не позвали на работу в кошачий питомник?.. Правда, пока Бахром Исламович звонил вам, чтобы сообщить радостную весть о вашем скором трудоустройстве – хозяева отеля для кошек успели нанять другую девушку. Но господин Мансуров тут не виноват – правда?.. Работодатели не дают ему обязательств принимать к себе только предложенных агентством соискателей. Се ля ви!.. Привлекательные рабочие места и дешевые съемные квартиры разлетаются, как горячие бабушкины пирожки. Кто успел, тот и скушал, да…Но ведь Бахром Исламович не сдался, не махнул на вас рукой. И на сей раз для вас нарисовалось тепленькое местечко секретарши. Но тут, опять же не по вине Бахрома Исламовича, вышла осечка с адресом. Работодатель мог ошибиться в одной букве в названии улицы, перепутать одну цифру в номере дома. Или вместо «Рябиновый проезд» – ляпнуть «Лиственная улица». Такие оговорки, ну прям как по старику Фрейду, случаются чаще, чем вы, молодые, думаете. Особенно этим грешат люди, которые не служили в армии или органах. Ну так что ж теперь: из-за одной цифры или буквы бежать стучать на Бахрома Исламовича в полицию?.. На честнейшего, скажу я вам, человека, чистого ангела, вовремя платящего все налоги в государственную казну. Да вы должны были с самого начала настроиться, что вам придется смотаться на десять или двадцать собеседований, прежде чем работа, даже и при посредничестве агентства, упадет вам в руки. Как говорил мой папаша: хочешь чего-то добиться – прыгай выше кенгуру. Тяни себя за волосы из болота, как барон Мюнхгаузен!.. Впрочем, я маленько приврал: вы заявили на господина Мансурова не после Лиственной улицы, а после собеседования в гипермаркете. И тут, Ширин, извините, мне хочется почесать репу и спросить: а не дураки ли вы с вашим – эм!.. – сожителем?.. Анфиса Васильевна, с которой, по наводке Бахрома Исламовича, я поговорил по телефону, приняла вас с широко распахнутыми объятиями. Она не отфутболила вас сакраментальной фразой: «Мы вам перезвоним» – а на блюдечке с золотой каемкой поднесла вам работу. Оставалось только заплатить за медкнижку и форменный костюм. Не будете же вы, скрюченная радикулитом или харкающая кровью и мокротой, расставлять товары по стеллажам в торговом зале, одетая в майку-алкоголичку и засаленную мини-юбку. Ха-ха-ха!..

Бравый капитан, очевидно, считал, что блеснул остроумием, совместив «мини-юбку» с «майкой-алкоголичкой» и «мокротой».

Моя девочка вскинулась, как ужаленная. Ее точно пробрал озноб. Она почти прокричала в трубку, которую с трудом удержала в дрожащей руке:

– А я разве на базар пришла – чтобы покупать себе одежду?.. Пусть компания за свой счет одевает сотрудника в робу и посылает на медосмотр – не логично ли?.. И вы еще скромно умалчиваете, что ваша ненаглядная Анфиса Васильевна потребовала залог. Вы слышите?.. Залог!.. Нужно внести денежный залог, чтобы устроиться на вшивую работу!.. Ваша Анфиса Васильевна ничего не напутала?.. Мы не в Зазеркалье: работодатель должен платить работнику, а не наоборот!.. У моего мужа не такая большая пенсия, чтобы оплачивать дорогостоящие хотелки левой пятки Анфисы Васильевны!..

Чертов Арсений Петрович вывел мою милую из равновесия. Ширин трясло. Ее темные глаза швыряли молнии. Судорожным движением пальцев моя девочка скомкала салфетку. Чуть не опрокинула пустой стакан из-под кофе. Мне захотелось забрать у любимой телефон и хорошенько, от души, обложить Арсения Петровича крепким, как сорокоградусная водяра, забористым русским матом.

– Хи-хи-хи!.. – раздалось из трубки. Мне так и представилась ехидная гнусная улыбочка на лице пузатого капитана, протягивающего ручищу за очередной шоколадной конфетой. – А вы, девушка, думаете, что попали в сказку?.. Или что на дворе социализм?.. Не горячитесь!.. Работодатель – печется о собственных интересах. Вот это уж точно логично. Что если вы раскокаете товар на тысячу червонцев в отделе фарфоровой посуды?.. Или как в Лету канете, не проработав и три дня?.. Ну уж нет!.. Работодатель вправе застраховаться от подобных – кхм!.. – неприятностей.

Ширин не перебивала капитана. Только шумно дышала в телефон. Лицо ее то покрывалось почти смертельной бледностью, то наливалось алой краской. Моя девочка вся дрожала. Казалось: телефон сейчас выскользнет из ее руки.

Я тоже был вне себя. В моем сердце закипали – булькая и клокоча – гнев, злость, отчаяние. Физиономия подлого Арсения Петровича рисовалась мне, как живая. И мне хотелось с размаху двинуть в эту жирную, мерзкую, отвратительную физиономию – или свинячье рыло – чтобы сиятельный господин капитан выплюнул собственные зубы.

Арсений Петрович высказался насчет залога почти точь-в-точь как сама Анфиса Васильевна. Как будто лихой полицай под копирку переписал дурно пахнущие речи стервозной кадровички из гипермаркета. Ну что тут сказать?.. Видимо, уроды всех мастей – эти крысы, клопы и тараканы – мыслят и говорят одинаково.

Арсений Петрович продолжил. Его слова звучали тяжело, как будто физкультурник ронял на пол гантель за гантелью: