Моя тюрчанка

– Привет, – отозвался я, тоже садясь на постели.

– Чем займемся сегодня? – спросила Ширин, подняв на меня свои агатовые оленьи глаза.

Вопрос меня озадачил. Я-то, дурак, считал, что моя девочка, как всегда, будет просеивать интернет-вакансии, звонить потенциальным работодателям и в кадровые агентства; а я покормлю любимую завтраком – яичницей и все теми же бутербродами – и притаюсь на кухне с книгой персидских сказок.

– А как же… это… э-э… – попытался я спросить, но запнулся.

– Ты давно смотрел календарь? – все так же тихо и ровно поинтересовалась милая. – Сегодня десятое февраля.

– Да… Но… – еле выдавил я. Язык отказывался поворачиваться, как свинцовый. – Ты не будешь искать работу?..

Ширин грустно улыбнулась:

– Работу?.. А я ее не нашла. Пора поставить жирную точку. Я искала официальную работу полгода, с того дня, как въехала в Расею. Не сосчитать, сколько телефонных номеров я прозвонила, и на скольких собеседованиях была. Все потенциальные работодатели оказывались либо жуликами, либо расистами. Через четыре дня срок действия моей визы истечет. Ты правда думаешь, что за четыре дня я найду работу, которую не нашла за шесть месяцев?..

– И… теперь?.. – нервно сглотнув, спросил я.

– Теперь?.. – моя девочка стрельнула в меня глазами, как прирожденная кокетка. – До четырнадцатого февраля еще четыре дня. Немного, да. Но я хотела бы провести эти четыре дня без слез, без грызущей тоски, без забот и тревог. Я хочу петь и плясать от радости, наслаждаться каждой оставшейся мне секундой и разделить блаженство с тобой. Так что, это ты, дорогой решай: как ты будешь веселить свою даму?..

Моя милая лукаво улыбнулась.

Над моей головой точно блеснула молния, от которой прошла трещина по небесам. Я снова прилег на постель, думая, что так скорее уйму дрожь, электрическим разрядом пробегающую по моему телу.

О боги, боги!.. Ширин признала очевидное: работа не найдется, виза не будет продлена. До роковой даты четырнадцатое февраля – всего несколько дней. Но моя девочка не трепещет при мысли о запланированном нами суициде. На зависть эпикурейцам, милая хочет напоследок вкусить сладких плодов этой короткой жизни. Смерть, как будто, вовсе не пугает Ширин.

А я?.. Сказать, что я сухой хворостинкой был брошен в жаркий костер ужаса – значит ничего не сказать. Весь мир для меня скукожился до размеров будто бы надетого мне на голову мешка из буйволовой кожи, в котором я задыхался, как рыбешка на раскаленном песке. Казалось: жирный жестокий судья, стукнув три раза молотком по столу, огласил вердикт: «Виновны!» – и дюжие стражники уже волокут нас за руки и за ноги к эшафоту, возле которого, с блестящим наточенным топором на плече, лениво прогуливается палач в красной маске-чулке.

Мне хотелось прижать кулаки к вискам и малодушно кричать, будто мой кошачий вопль уловит Вселенная: «Нет!.. Нет!.. Я не хочу, чтобы мы умирали. Мы ведь только-только начали жить, как первые пробившиеся сквозь рыхлый снег весенние цветы. Почему цветы должен растоптать чей-то грубый ботинок?..».

Пока моя девочка с бешеным усердием искала работу – вылавливала из интернета, как из мутного озера, подходящие вакансии, звонила по объявлениям, ездила на интервью – я мог надеяться, что все, в конце концов, образуется. Вожделенное трудоустройство таки упадет в руки Ширин, моей милой продлят визу, мы заживем спокойно.

Но сегодня все наши скромные мечты с хрустом сломались, как высохшая ветка. Моя девочка не нашла работу. А через четыре дня, если не отступать от нашего плана, мы должны добровольно, без слез и стонов, покинуть этот полный страданий подлунный мир, в котором оба были точь-в-точь незваные гости.

Так что делать?.. А ничего!.. Не надо даже лишний раз напрягать извилины. Я просто последую за моей нежной, прекрасной Ширин. Как согласился я следовать за ней, когда она впервые высказала идею самоубийства. В какую бы панику не ввергала меня одна только мысль о смерти, я понимал: жизнь без любимой будет в мириады раз хуже пустоты небытия. Я провел рядом с моей красавицей всего-то пять месяцев – но возлюбленная успела стать для меня точно деревцем, которое я оплетаю гибкой лозой. Если деревце вырвать с корнем, лоза тоже зачахнет. Милая сказала: «Хочу провести последние четыре дня без тревог и забот» – значит, так тому и быть. Я устрою для моей родной султанские выходные. Даже приговоренному к виселице дают перед казнью стакан рома или кубинскую сигару. А мы, прежде чем умереть, покатаемся на карусели, поедим в японском ресторане, полюбуемся животными в зоопарке.

И еще одна трусливая мыслишка проползла слизнем мне в мозг. Что если эти четыре дня будут насыщены такой упоительной радостью, что Ширин раздумает себя убивать?.. Не захочет расставаться с небом – хоть солнечным, хоть серо-облачным?.. С деревьями, присыпанными снежным порошком, которые в апреле должны покрыться зелеными листочками?.. Наконец, со мной – преданным, как раб, любовником?.. О, пусть, пусть моя девочка решит, что лучше быть нелегалкой – вечно прячущейся от всего мира, но живой – чем даже не успевшим полностью раскрыть бутон цветком, увядшим и втоптанным во прах!.. В моей квартире Ширин надежно укроется от колючих глаз жандармерии. А там, глядишь, президент объявит миграционную амнистию. И моя милая, в числе сотен тысяч «нелегалов», получит второй шанс устроиться на официальную работу и продлить визу.

Распластанный на постели поверх мятого одеяла, я шумно вздохнул. Мысли наплывали одна на другую.

Моя девочка – в трусиках и футболке, с распущенными волосами – по-прежнему сидела на краю постели. Сказала задумчиво:

– Ты знаешь, дорогой… Ведь эта лисица Юлия Владимировна не бросила слов на ветер. Заявила, что добавила мои данные в черный список. И что ты думаешь?.. Ни одно кадровое агентство для мигрантов не захотело иметь со мной дела. Стоило мне назвать мои фамилию и имя, меня (как бы это выразить не грубо?..) отправляли в далекую пешую прогулку. Вот так… Менеджеры кадровых агентств не разводят с приезжими рабочими китайских церемоний. На одного бедолагу, добавленного в игнор-лист, моментально найдется сотня таких же парий, которые готовы уцепиться за самую тяжкую и плохо оплачиваемую работу. Хоть собирателя порожних пивных бутылок и сигаретных окурков на площадке перед входом в гипермаркет, хоть мойщика туалетов…

В тихих словах Ширин не было ни намека на грусть или сожаление. Милая точно не свой опыт анализировала, а отвлеченно рассуждала – как очкастый социолог, уткнувшийся в сухие столбцы цифр. Казалось: она, как сказали бы психологи, «отпустила» всю свою боль, всю ярость против обводивших нас вокруг пальца мошенников, все огорчения и обиды. Не без холодной дрожи я подумал о том, что таким умиротворенным, на зависть Будде Шакьямуни, человек становится перед самой смертью. Видимо, моя девочка всеми фибрами души настроилась на то, чтобы умереть. У меня отчаянно ныло сердце, в которое будто всадили ржавую иглу.

– О, я решила, что мы сделаем!.. – оживилась Ширин. – Ты сходишь в магазин. Принесешь продуктов – а я тогда приготовлю тебе шикарный завтрак. Ты, наверное, замучился утром, днем и под вечер возиться со стряпней. Я, конечно, не делю домашние хлопоты на мужские и женские – но, думаю, парня нельзя надолго загонять на кухню. Так что обед и ужин – тоже с меня. Ну а сейчас – пока мы на кровати…

Моя девочка томно посмотрела на меня, чуть приоткрыв нежные лепестки губ. Ее агатовые глаза заблестели. Без деланого стеснения, она стянула с себя футболку и трусики и села на мои горячие бедра.

Последнее время – пока Ширин интенсивно искала работу – мы, конечно, занимались любовью, но как-то скомканно, впопыхах, кое-как. Это было как проглотить кроъотный ролл: вроде бы и неплохо, да на один зубок – почти не уловишь вкус. И вот любимая вознаградила меня за долгие дни «поста»: подала целое блюдо роллов, да еще мисочку с соевым соусом и плоскую тарелочку с васаби. Я чувствовал себя счастливым шмелем, купающимся в нектаре в раскрытой чашечке благоуханного цветка.

Моя девочка и сама все сильнее распалялась. Как от опьянения, у нее закатывались глаза. Между створками рубиновых губ показался кончик языка. Наконец, тряхнув густыми длинными волосами, моя милая застонала особенно протяжно и громко. И, изможденная, повалилась на постель рядом со мной. Долго лежала лицом вниз, шумно дыша. Черные локоны Ширин красиво разметались по белой подушке. Расслабленный, довольный, я тоже почти не шевелился, еще не отошедший от нашей огненной любовной битвы.

Моя звездочка подняла голову и тихонько рассмеялась своим заливистым родниковым смехом, который размягчил бы и железное сердце. На щеках Ширин играл нежный румянец, а в глазах танцевали веселые чертики. За окном было уже светло.

– Ну а теперь к делу, – в шутку важничая, сказала милая. Она подошла к тумбочке, взяла блокнот и ручку. – Иди-ка умой лицо и почисти зубы, а я пока набросаю список покупок, с которым отправлю тебя в супермаркет.

Вернувшись из ванной после гигиенических процедур, я получил от Ширин вырванный из блокнота, весь исписанный ровным почерком моей девочки, листок. Пробежал глазами: хлеб, яйца, копченая колбаса, торт «Змеиное молоко», апельсины, куриные ножки… Продукты в обширном перечне предназначались явно не только для приготовления завтрака. Но я не стал задавать милой вопросов. Просто влез в майку, в кофту, в подштанники и джинсы, и переместился в прихожую, где надел куртку и шапку, обул свои зимние ботинки.

– Скоро буду!.. – сказал я громко, чтобы Ширин было слышно в спальне. И вышел из квартиры.

В супермаркете меня охватила странная эйфория. Я бодро толкал перед собой тележку, чудом не врезаясь в широченный зад какой-нибудь откормленной тетки, и, не сбавляя шаг, хватал с полок продукты, которые заказала моя звездочка. Вот колбаска, вот бекон, вот маринованные огурчики, вот пучок укропа…

Мир виделся мне, отчего-то, в радужных красках. Должно быть, после упоительных, срывающих крышу игр в постели у меня зашкаливало количество «гормонов счастья». Я точно не шел, а парил вдоль заставленных товарами стеллажей. Кому может быть так же легко, как мужу, которого любящая жена отправила за покупками?.. Страшная мысль о том, что через четыре дня мы с Ширин должны принять по смертельной дозе снотворного, забилась в самый потаенный уголок моего сознания. Ну не верил я, не верил, что восхитительная красавица с огнем в глазах, которая с утра подарила мне сказочное наслаждение, всерьез готовится умереть.

С полными пакетами всякой всячины, я притопал домой.

– Дорогая, я пришел!..

Ширин, уже заплетшая волосы в косы и накинувшая тонкий халатик, выглянула с кухни:

– Ну, неси, неси все сюда.

Мы переложили продукты из пакетов в холодильник. Выпускал струю пара и свистел электрочайник. Пока я переодевался в домашнее и мыл руки, милая налила мне ароматный кофе с молоком. Я сделал пару глотков и засиял от восторга. Впервые за много дней моя девочка приготовила мне чашечку кофе. Пока любимая с головой зарывалась в поиски работы, стряпня и напитки были на мне. Кофе, который получался у меня, был – конечно – получше, чем в бистро, но и изысканными вкусовыми качествами не блистал. А кофе, который подала мне Ширин, был – воистину – угощением для богов и праведников. Я бы сказал, что кофе чуть похуже Эрот подавал Зевсу на Олимпе, а Мадана – многорукому, в ожерелье из черепов, Шиве, если б кофе (да еще растворимый) был известен древним грекам и индийцам. Даже цвет напитка в моей чашке был приятный светло-коричневый, за который всегда боролась моя милая, когда делала кофе.

Пока я смаковал кофе, Ширин принялась стряпать завтрак. На сковородке зашипело растительное масло. Керамическим ножичком измельчая на доске ингредиенты, любимая что-то напевала на своем родном – таком мелодичном – тюркском языке.

Скоро завтрак был готов. Моя девочка поставила на стол фарфоровые тарелки с яичницей. Да не с простой яичницей, какую сто раз варганил и я, а с дольками помидора и вареной колбасы, с полосками поджаристого бекона и посыпанную тертым сыром и мелко порубленным темно-зеленым укропом. На отдельном блюде милая разложила бутерброды: одни – с копченой колбасой, кругляшкой помидора и прикрытые капустным листочком; другие – с сыром, беконом и зеленью. Налила в чашки молочный кофе, ничуть не уступавший (я знал) тому, который я только что выпил. Живот мой заурчал, а рот наполнился слюной. Ширин с нежной улыбкой наблюдала, с каким аппетитом я накинулся на еду. Сама моя девочка ела, как всегда, мало.

– Знаешь, солнце, – сказала Ширин, – давай сегодня развлечемся дома. А уж завтра ты сообразишь, куда сводить меня погулять.

– Угу, – не вполне членораздельно ответил я, перемалывая очередной бутерброд.

– А какую книгу ты мне сегодня почитаешь? – беря меня за руку и заглядывая мне в глаза, спросила любимая.

– Не знаю… – я успел дожевать свой бутерброд. – Махабхарату?..

– Махабхарату!.. Махабхарату!.. – обрадованная, как ребенок, захлопала в ладоши моя милая.

– А завтра сгоняем в зоопарк. Или в палеонтологический музей, где скелеты динозавров, – вдохновленный моей красавицей, выдал я идею.

– Завтра в зоопарк, а послезавтра – к динозаврам, – улыбаясь, решила Ширин.

– А еще есть музей изобразительных искусств, – сильнее оживился я. – Там греческие и римские статуи, египетские саркофаги, вавилонские барельефы…

– И туда сходим на следующий день после динозавров!.. – с горящими глазами воскликнула моя девочка.

– А еще на следующий день… – начал было я, но осекся.