Кризисное управление Россией. Что поможет Путину

III. Понимает ли лидер на содержательном уровне непригодную сущность самой модели?

Есть ли у него внутренняя, соответственно, профессионально-психологическая мотивация критически относиться к модели и желать ее изменений? Дополнительный вопрос на пути ответа на этот вопрос. А кто эксперты вокруг президента? Это Высшая школа экономики, уже охарактеризованная и хорошо известная. Это РАНХиГС, не менее хорошо известный. Это лучшие мировые эксперты, о которых он заявил публично, оценив решение Центрального банка России о плавающем курсе как единственно правильное и верное. Китайские ли это лучшие мировые эксперты? А может быть, это иранские лучшие мировые эксперты? Разумеется, нет, потому что их представления о финансово-экономической политике, о денежно-кредитной политике совершенно иные. Значит, это лучшие мировые эксперты Запада, которые уже 23 года консультируют либеральные реформы в нашей стране.

Каковы официальные документы, которые свидетельствуют об отношении на верхнем уровне к действующей модели страны? Прежде всего, это «Стратегия 2020», это бюджетный план на предстоящее трехлетие, которые исполнены либеральной риторики и либеральных управленческих целеполаганий и инструментов. Там нет никаких исключений в следующем перечне. Монетаризму – да. Плавающему свободному курсу рубля – да. Деавтаркизации, поддержке вступления в ВТО – да. Деэтатизации и по госрасходам, и по приватизационным делам – да. Асоциальности затеи плоской подоходной ставки налога – да. Исключений практически нет. Нет ни одного свидетельства критической оценки лидером ключевых позиций либеральной космополитической модели.

* * *

IV. Ценности и стратегии.

Есть ли у лидера представление о системе ценностей, которая формирует систему целей и позволяет сконструировать стратегию развития страны, в которой изучаемый «цезарианский поворот» был бы логично допускаемым элементом? Относительно высших ценностей в платформе лидера присутствуют либеральные ценности: свободы и права человека. Они доминируют и доминируют до последнего времени. В последнее время появились исключения в виде цивилизационно-исторической русской тематики, но я уже высказывал аргументацию в пользу того, что это технологии, которые применяются с латентными целями.

Есть ли у Путина в принципе стратегии и стратегические планы, цели, объявляются ли они? Когда лидер говорит: «Мы не отказываемся от своих стратегий и целей», – то ответить, что подразумевается под этим, совершенно невозможно, потому что в посланиях они не формулируются, стратегических документов, кроме некондиции под названием «Стратегия 2020», в стране попросту нет. Такие стратегические документы, как стратегия национальной безопасности, военная доктрина и т. д., с управленческой точки зрения дефицитны, в них нет на уровне 70–80 % необходимых признаков и содержаний.

* * *

V. Есть ли хоть один признак критики, опровержения и плана реконструкции по базовым постулатам модели?

Что переоценено? Есть ли хотя бы какие-то перепевы с известным лозунгом «головокружение от успехов»? Переоценка положения, в которой находится страна? Ничего подобного, если даже взять последнее Послание, не имеется. И последняя тема. Может ли? Она особенно интересна в связи с активной кампанией, которую развивает Евгений Федоров – депутат Госдумы. Запущен спецмиф. «Он хочет, но не может. Страна оккупирована, страна управляется извне, он даже законы принять не может, вообще ничего не может». Наш тезис иной. Лидер на сегодня может все. Он может снять любого кадра и, соответственно, назначить. Он может посадить любого олигарха – что Ходорковского, что Евтушенкова, но когда говорится «он», то имеется в виду лидер, его команда, политический режим, вся система, которая пирамидально связана с возможностью лидера.

Может быть проведена рейдерская атака на любого масштаба капитал и корпорацию. Что «ЮКОС», что АФК «Система». Ровно так же он может национализировать актив, что показала операция с «Башнефтью». Но это половина операции. Следующая будет – вновь ее приватизация. Он может сформировать или запретить формирование любой партии, потому что судебная система, система юстиции подконтрольна фактически Администрации президента. Он может провести любой закон, даже тот, который противоречит ряду действующих. И это мы наблюдаем в практике Государственной Думы и Совета Федерации.

Он может принять любое решение. Например, о вводе войск. А через день решение прямо противоположное. Монополия на функции независимого, казалось бы, законодательного органа стопроцентная. Он может пойти на конфликт на грани войны с сопредельными странами. Примеры – Грузия, Украина. Может – это не в том смысле, что это злодейское желание и предрасположенность. Может в смысле прагматическом. Как возможность осуществить государственно-управленческие действия.

Наконец, рейтинг у лидера уникальный – около 80 %. И практически любое его действие на этом основании народ, в общем, склонен поддерживать. Таким образом, вероятнее всего, из этого анализа вытекает, что самый вероятный исход – это инерционная модель, которая уже аналитиками Кремля объявлялась как модель консервативная, иногда динамически-консервативная, но это сути не меняет.

На сегодня путинская модель – «никого и ничего не меняем». Значит, соответственно, оценка шансов на то, что ВВП захочет, сможет и осуществит переход от нынешней либеральной модели к постлиберальной, является минимальной. И уже за рамками методической задачи я делаю вывод не для протокола, что инерционный вариант, который считаю самым вероятным, ведет с высокой вероятностью к масштабному, многомерному финансово-экономическому, социальному, политическому кризису с высоким риском коллапса страны по схеме Советского Союза. Но в то же время имеются явно ненулевые шансы на то, что мобилизация внутренних свойств, способностей и потенциалов русского народа, российского населения большой и с большой историей страны позволит в этом потрясении выйти на механизм оздоровления. Пусть с потерями, утратами и жертвами, но такой шанс все равно имеется.

Спасибо за внимание.

2015 г.

Все мы патриоты

Агитпроп

Когда ситуация в стране подходит к грани устойчивости, как сейчас, в памяти всплывает прежде всего аналогичный опыт. Так уж человек устроен – отыскивает свой опыт, исторический опыт, воспоминания отцов и матерей. Что вспоминается из конца 80-х, когда наша страна СССР, ведомая группой предателей во главе с Горбачевым, окормляемая глупой непрофессиональной политикой, шла к гибели? Что за словарь тогда в народе накапливался?

1. Маразм крепчает.

2. Театр абсурда.

3. Верхи не могут, а низы все больше не хотят.

4. Глаза видят одно, а уши слышат другое.

5. Будет водка 25 – Зимний снова будем брать (это по поводу цен).

6. Лучше помалкивать, а то…

7. Лишь бы не было войны…

8. Номенклатура, партийные бонзы, партаппаратчики, привилегии, спецбуфеты, спецполиклиники, спецтранспорт, спецлифт, спецдома.

9. Строим социализм с человеческим лицом (первая мысль – значит, только что, до этого был социализм с нечеловеческим лицом?).

10. Не высовывайся. Это когда я впервые избирался народным депутатом СССР: польза сомнительна, а вред очевиден.

И еще много – сами вспомните, кто тогда уже родился. А разве сегодня не то же самое? Чем кончилась тогда подобная мудрость? Наряду с политической неграмотностью, пятой колонной во главе с Горбачевым и частью высокопоставленных партийцев (КПСС, естественно, других не было, как сейчас реально ЕР), уже почуявших свои новые гешефты, мощной внешней пропагандой и политическим манипулированием, финансовой поддержкой пятой колонны, сепаратистов и попросту бандитов? Распадом страны.

Читатель, положа руку на то место, где должны быть сердце и душа (если там они, конечно, а не кошелек, например), скажем – разве сейчас не так? Только гораздо хуже и опаснее?

И тогда, и сейчас пространство совести, профессионализма наблюдателя, аналитика, комментатора было разделено на два подпространства, два выбора, две платформы, две модели жизни и поведения. На две главные части. Совестливую и бессовестную. Аналитическую и пропагандистскую. Подзабытое это слово – агитпроп. Означает – агитация и пропаганда.

Поразительно, как политический режим, не способный менять существо негодной модели страны, ведущей ее к коллапсу, родившийся на отрицании доктрины, социально-политической методологии и практики КПСС, стал копировать ее предсмертный опыт. Как от отрицания государственной идеологии к ней фактически открыто перешли. Сначала в виде оголтелой либерально-космополитической несуверенной модели, деформировавшей страну до грани устойчивости. А сейчас и к агитпропу. Его характерные принципы следующие.

1. Все, что у нас, – хорошо и правильно, все, что у них, – плохо и неправильно.

2. Все, что делает какой-нибудь сукин сын, – плохо, но если этот сукин сын наш сукин сын – то это блестяще, гениально, замечательно, правильно, неоспоримо, победительно, необсуждаемо, блестяще, гроссмейстерски, сомнению не подлежит. Даже если что-то просто в ум не идет, непонятно, то… «не нам судить, мы же не все знаем… но наверняка там все гениально».

А если кто-то видит и предупреждает, и доказывает с аргументацией и с логикой, что это нелепо, глупо, непрофессионально, неправильно, спорно, сдача позиций, закулисная сделка, – то что тут начинается!

3. Соврать не грех, если это в нашу пользу.

Нет вопроса, когда в условиях смертельной опасности, войны, необходимости мобилизации всех сил, подъема духа и сил пропаганда становится видом оружия. Нет вопроса, когда речь идет о достойной дискуссии, споре, доказательстве правоты собственной идеологии и в мирное время. Но для этого нужно иметь собственную ценностную платформу, собственную идеологию, собственную цель. А если их запрещено иметь в конституции, а ее в юбилейные сусальные дни расхваливают на все лады, подтверждая, что ценностной базы стране не нужно иметь? И ни идеологии, ни ценностей, ни целей развития, ни слова «русский» так и не могут выговорить?

В такой ситуации смыслом агитпропа становится обслуживание, апологетика, оправдание всего, что делает начальник. Или политический режим. Режим (для озабоченных) – это не ругательное слово, а политологический термин. Он спасает, когда фамилии называть не след, поскольку есть достоинство страны, есть понятие государственных символов, и они останутся и тогда, когда от сукиных сынов и памяти (по крайней мере доброй) уже не останется. Политический режим – это и фамилии, и партия правящая, и порядки, которые они установили, и риторика, и идеология, и реальная практика. Фамилии известны, партия тоже, порядки все на своей шкуре испытывают, практика все более обнаженная. Все все понимают. Что происходит на самом деле с уважением к стране в мире, что с зарплатами и инфляцией, что с инвестициями, что с вползанием в очередной кризис, что с прямиком к коллапсу по типу украинского. Богатства страны точно так же разделены между семейными и приближенными и качаются в карманы и за рубеж. Идеи и идеологии, идентичной и национально-ориентированной, способной целеполагать, – точно так же нет. Деформация экономики, демонетизация финансов, зависимость от зарубежа, официальное строительство постиндустриализма (то есть деиндустриализация) такие же; пятая колонна, полувражеские СМИ, полусуверенность, деградация образования, культуры, погром РАН и обезденеживание науки – возможно, даже посильнее, чем на Украине. Но главное – нарастающее вранье и апологетика.

Это вещи манипулятивные и профессиональные. Например, когда российская финансовая система становится совсем бессмысленной и разрушительной – в Вашингтоне вручают награды лучшему министру финансов мира – и это «случайно» оказывается российский министр финансов, и не один раз. Когда Горбачев сдал страну, отдавал ее территории, разрушал оборонные комплексы и в конце концов добился ее развала – награда побольше: Нобелевская премия.

Когда ВШЭ и РАНХиГС написали по просьбе Путина «Стратегию 2020», не выдерживающую никакой профессиональной и политической критики (фуфло редкостное) – ее авторов наградили государственными наградами. Смысл? Поддержать разрушительные механизмы в стране. А за что еще платят пятой колонне деньгами, щенками, счетами и тайными или явными прописками в Лондонах, Хельсинках и прочих куршавелях?

Однако возник так называемый нелинейный эффект. Настоящие заокеанские хозяева перешли к стадии форсирования финиша для нашей Родины. Они-то профессионалов уважают – хорошо мониторят Россию и знают, до какой грани деградации она уже доведена. Нужен рывок – нужен форсаж. А тут вдруг в чем-то, немножко, политический режим в России с этим не согласен. Почему? Потому, что его сменить собираются в части фамилий. Более управляемые и менее вообще хоть на что-нибудь самостоятельное способные понадобились. Режим открывает некоторое сопротивление. То говорил, что наши ценности от европейских не отличаются, то вдруг в зачитываемых бумажках появились патриотические и исторические российские мотивы. То один президент вещал, что России всего 20 лет и «мы построим новую молодую нацию», надо понимать, вместо исторической России и русского народа, то в стране празднуют ее 1150-летие. То отсердючивали армию, то об оборонзаказе обеспокоились.

И это правильно. С нашей точки зрения. Системности, идеологичности, искренности нет, конечно, но хотя бы есть прагматика в пользу страны. Она откуда взялась? От патриотизма и совести? Скорее от страха. Почему? Потому, что настоящий хозяин стал недоволен режимом и засобирался фамилии менять, а процесс коллапса России ускорять. Как ускорять – еще поговорим, признаки появились вполне убедительные. Так возникало стремление посопротивляться. Так собачонка, когда вдруг ее тянуть хозяин за сворку начинает, чтобы на живодерню отвести, упираться начинает. И гавкать громко. Так открывается новая версия агитпропа. Его инфраструктура такова.

1. Официозные СМИ на госбюджете. И отдельные высокосодержимые говорящие головы.

2. Специальные монополизированные ИА. И тоже на госбюджете.

3. С Интернетом сложнее, поскольку запустили это дело, много лет говоря, что правительство интернет регулировать не собирается. Свобода слова, знаете ли. Решают вопрос пока так, что нанимают блогеров, или вербуют их, или по службе озадачивают (не важно, легально он служит там или нелегально, – есть в этих пространствах такой термин и такая форма скрытой жизни, известная еще как сотрудничество или стукачество), снабжают методическими заготовками (под копирку), поддерживают пропагандистские поделки на форумах, и это правильная технология манипуляции, если кто-то хочет управлять общественным мнением.

4. Информация о событиях заменяется апологией.

5. Аналитика заменяется пропагандистской апологетикой.

Что это по существу, если, повторю, мы еще не на войне? Если еще есть шанс оздоровления страны на пути суверенности, патриотизма, научной и профессиональной состоятельности планирования целей, государственного управления. Еще есть шанс. Еще действует предложение и возможность выбора – каким путем идти. Путем полусумасбродного смешения служения внешнему хозяину, заигрывания с ним и продолжения губительства страны с парадоксальным сопротивлением ему же. Или путем восстановления собственного достоинства, очищения авгиевых конюшен от пятой колонны и просто мародеров политических и финансовых, от откровенных профессиональных неумех и троечников. Этот шанс еще есть.

Что это, если, повторю, мы еще не на войне? Это деградация информационно-аналитического потенциала страны. Это квазиинформационно-квазианалитическое холуйство. Очень плохая услуга режиму и стране. Услуга скорее тому – настоящему хозяину. Наши-то ведь там, наверху, сами начинают верить в эти сусальные подделки и славословие. Это, как говорят психологи, закрытие отверстий разума. Ослабление. Поэтому такой выбор не просто бессовестный и глупый, он опасный. Конечно, я понимаю, что апологеты иной раз действуют искренне или наивно полагая, что стране своей услугу оказывают. Но на сегодня это не услуга – фактически это соучастие в деле борьбы с нею.