– Я задам ещё раз, отка…
– Нет, – рявкнула девушка из последних сил.
– Ах ты тварь! Ладно, можешь продолжать верить в своего Христа, но только стань служительницей дома Эроса, ублажи наших мужей и жен.
– Нет…
Жрец приставил ей к голове эпохальный револьвер «.44 Ремингтон Магнум» и приготовился сжать курок.
– Ох, дочь моя, я пытался направить тебя к истинному пути, но ты сама выбрала забвение.
Щёки девушки покрылись солёной влагой. Как же она не хочет расставаться с жизнью, как же ей не охота терять Данте и оставлять Марту одну и у сердца всё дрожит от чувства скорого соприкосновения с вечностью. Муж и дочь наверняка будут гордиться ею, но что для неё этот почёт… она бы с удовольствием поменяла бы его на то, чтобы быть спасённой. Чтобы снова увидеть Данте и Марту, чтобы с ними провести время. Но уже поздно и она слышит как с той стороны мироздания доносится спокойное пение… это конец.
Внезапно на поле боя вырвалось нечто – в красном балахоне, с коротким клинком в одной руке и автоматом в другой. Металлической ногой он сокрушил грудь отступника, а второму, в лицо он выпустил пятую часть обоймы. Клинком он насадил сепаратиста, выкрасив в алое белую рубашку врага. Жрец испугался и его палец дрогнул. Револьвер гаркнул и дал выстрел, Сериль упала и тело её не подало признака жизни, присоединившись к груде мертвецов.
Когда Андронник узрел смерть беззащитной женщины, матери ребёнка не поднявшей оружия против жестокого врага, что-то в нём замкнуло. Был ли это провод или ярость в душе, но киберарий превратился в жестокую машину войны. Его меч тут же нисходящим ударом рассёк ключицу мятежнику, автомат превратил двух сепаратистов огненным шквалом в жителей горнего мира. Резко перекатившись он опустошил обойму, напичкав ещё двух противников свинцом. В один прыжок, как хищник, он настиг пытающегося удрать и пустым оружием, орудуя как дубиной, обратил его в неузнаваемое олицетворение жестокости битвы.
Жрец попытался закрыться посохом, но меч его рассёк, а затем опустевший автомат одним сокрушительным ударом по голове помог служителю культа узнать все истины загробного мира.
Андронник только хотел броситься к Сериль через поле мертвецов и пропаханного асфальта, как по нему заработали орудия «Поборников справедливости» – множество стрел света. Киберарий резко к ним обернулся и по его щеке пронесся луч, оставив жжёную рану, и ещё пара попаданий угодили в мантию.
– Уходим, – стал оттаскивать его, выбравшийся Тит. – Мы уходим. Сейчас из тебя решето сделают. – Флоренций ещё сильнее стал тянуть киберария за истрёпанный, рваный и грязный балахон. – Наша оборона прорвана во многих местах, уходим!
Через пару минут на этих позициях уже хозяйничали сепаратисты, обыскивающие тела и ищущие выживших, но все поиски тщетны. Один из них приблизился к девушке и склонился. Аккуратным прикосновением он перевернул её и засмотрелся. Секунды четыре прошло прежде чем из шлема появились слова:
– Хм, это же Сериль, жена некого… эм-м-м, Данте Валерона.
– И что?
– Да, это точно она, – держа перед собой архаично сделанное на бумаге фото говорит боец. – А то, что сам Фемистокл приказал найти её, живую или мертвую.
– Это значит…
– Да, нам придётся её доставить ему, – воин поднялся во весь рост и активировал устройство, нажав на кнопку под шлемом. – Санитары, нужна ваша помощь!
Слова «Поборника» утонули в сопении немногих громкоговорителей, которые стали возвещать слова далёкого проповедника:
– На связи кардинал южнобалканской епархии Бенедикт Джаско! – говорящий словно уставший запыхавшийся человек – молвит медленно, на фоне, но слов нет ни музыки, ни разговора, только далёкий свист пуль и гром работы артиллерии. – Ради мира, ради любви прошу вас не слушать той лжи и фальши, которую распространяют Алэксандэр и Круг Жрецов. Мы не призываем к уничтожении греков, не желаем, чтобы целый народ был уничтожен. Согласно указу Канцлера №12 «О должностях в Балканской Автономии» посты руководителей могут занимать выходцы греческого происхождения. Не слушайте эту ложь! Я вас умоляю, положите оружие и давайте придём к миру. Я обращаюсь ко всем – помогите раненным, пусть они и ваши враги, исцелите раны страдающих, накормите голодающих. Все мы – люди. Оставьте ваши жертвенники, ибо они требуют крови и только крови, опустите оружие и давайте поговорим, ибо столько людей отдало уже жизни на алтарь ненужного конфликта. Я призываю вас к миру, братья и сестры!
Слова далёкого пастыря смолкли, оставляя город только в распоряжении звуков битвы и сепаратной пропаганды. Снова пули и разрывы снарядов сольются со словами Алэксандэра в единую симфонию войны, где первые направлены против врага, а вторые на разжигание гнева в сердцах людей, дабы они пополняли ряды бойцов. Из-за клубов дыма не видно солнца, оно скрыло золотое сияние за хмурыми небесными завесами. Город готовится опуститься в руки ночного мрака, где хоть на какое-то время бои остынут, давая сторонам небольшую передышку.
Глава 16. По собственному желанию
Утро. Девять часов.
Томительное ожидание превратилось для Данте в адские муки – в груди всё свело, едва тошнит, а волнения охватили нервной сетью всё тело. В тускло освещённой зале, откуда и началась операция в Новой Приштине, собралось несколько человек. В чёрных официальных одеждах – Данте и Яго, в кофте и брюках, с панамой на голове – О’Прайс; с гипсом на ноге, белых штанах и футболке – МакКаллин и где-то в углу, укутавшись в тени, нацепив на себя пиджак с туфлями, серой рубашкой и тёмно-синими штанами – Комаров.
– Что-то у тебя совсем плохой вид, – раздался голос О’Прайса, который взирает на хмурое лицо Данте. – С тобой всё в порядке?
– У меня жена в Великом Коринфе. Я не знаю, что с ней! – вырвалась гневная речь Валерона, и он сложил руки на груди. – Не знаю. Кажется, ещё немного, и я сойду с ума.
– Парень, может тебе у врача проверится? – продолжает О’Прайс. – А то не хватало, чтобы ты в бою головой тронулся.
Поляк смолк, но другой голос возобладал в пространстве и это было только вопросом времени – когда он снова заявит о себе, только на этот раз вместе с ним появился мужчина в чёрном облачении, по лицу – полная копия Данте. Он вроде бы плывёт над землёй, каждый его шаг мягок и воздушен, ведёт прямиком к съёжившему от обвинительных ощущений и страха Данте.
«– Вот и утро, а бедная Сериль до сих пор тебя не дождалась. Не думаю, что она пережила эту ночь, а всё из-за тебя».
«– Ты опять пришёл меня обвинять?» – спокойно говорит Данте, подавляя эмоции. – «Может, уже, хватит?».
«– Нет, мы только начали, но обвинений с меня хватит. Насчитало время жестокой мести, и я пришёл, чтобы убедить тебя – она мертва… все они в Коринфе умерли, и ты можешь в этом не сомневаться. Твоя цель теперь – принести мести, как можно более страшную. Ты не хочешь бежать и предать командование, так сделай так, чтобы враг твой страдал. Воздай им! Отныне я взываю к твоей жестокости».
– Полковник в расположении! – скомандовал солдат у входа и все выровнялись по стойке смирно, а голос вместе с образом исчез, оставляя Данте наедине с своим сознанием.
– Вольно! – скомандовал офицер, осмотрев зал; все стулья вынесены и кроме трибуны ничего нет, даже экран потух, а сейчас так нужна была бы тактическая карта.
– Господин полковник, что по ситуации?
– Всё неплохо. Вражеские подразделения были отброшены на юг, аж пятые точки видны. Мятежники, при давлении шестой и восьмой армии отступают из Македонии к Салоникам. Наш десант приступил к высадке на побережье, и передовые части скоро войдут в Великий Коринф и Афины.
– В Великий Коринф? – с надеждой спросил Данте.
– Да, а что?
– Можно как-то попасть туда? В Великий Коринф? – при этих вопросах «мотор» в груди парня трепетно задрожал.
– Так, успокойся, мальчик. Приказы, перемещение войск и кого куда сунуть это прерогатива командования, а не сиюминутных желаний. Вы нам нужны здесь, что б вас. Мы готовим наступление на Салоники.
У Данте всё вспыхнуло в сердце, и он был готов наброситься на полковника, растерзать его прямо здесь, следуя зову изнутри своего тёмного эго. Но что-то удерживает его от этого, и только неимоверным усилием воли он приказывает себе держаться, только издав сдавленное рычание.
Полковник ощутил сдавленный комок ярости у капитана, поэтому не стал дальше третировать его, лишь склонив голову в лёгком кивке и отступив.
Каждая минута ожидания для Данте становится мучением, он понимает, что сможет получить облегчение, когда увидит наконец-то жену, узрит её живую и невредимую, но у него пока нет и крупицы информации о её состоянии. Что он может? Только ждать, выжидать момента, когда окажется в том городе, но ожидание превращается в мучительную пытку для сердца. Это чувствует все – Яго от того, что знает своего брата, Комаров от того, что пережил нечто подобное, а О’Прайс и МакКаллин от того, что у них зоркий глаз и огромный опыт жизни.
– Ладно, – полковник помахал какой-то папкой в руках, – тут у меня примерный план зачистки Салоник. Когда мы её возьмём с помощью первого десантного корпуса при поддержке России и Польши, то македонские владения станут нашими.
В зале раздалось звучание каблуков, когда дверь распахнул высокого роста мужчина. На нём развивается пурпурно-фиолетового цвета плащ, брюки и рубашка темно-синие, а по полу стучат туфли. Данте нашёл нечто знакомое в лисьем выражении лица этого мужчины, в его чёрном стриженном волосе.
Он сблизился с присутствующими и открыл уста, изливая мягким тембром речи суть пришествия:
– Господин полковник, вы можете быть свободны.
– Кто вы, чтоб вас, – возмутился офицер и обратился к воину у двери, – солдат, выведи этого полоумного.
В помещении тут же оказались пехотинцы не из части этого штаба. Данте с удивлением на них посмотрел и не узнал символики – это не из орденов, не пехота Империи и не одно из элитных подразделений. Одноглавый геральдический орёл на фоне двух клинков – неизвестный для присутствующих символ.
– А-а-а, – понимательно выдал полковник и отдал честь, – Полковник Рифат Андрос, третий мотострелковый полк. «Штурмовики Канцлера», что вы сразу не сказали, что пожаловали от нашего повелителя, и тёрок бы не было.
– Ступайте, – напористо, но с тенью лукавой мягкости сказал человек.