
Судный день
Высоким был помощник шерифа[1] Леонард. У него были рыжие волосы, усы и внушительная манера держаться. Особенно когда дело касалось Энди. Вторым был помощник шерифа Шипли, маленькие темные глазки которого словно улавливали свет под какими-то странными углами – как будто в глубине его глазных яблок то и дело вспыхивал яркий огонек. Он был не таким вспыльчивым и импульсивным, как Леонард, но Скайлар подозревала, что из этих двоих он более опасен.
Оба были постоянными посетителями и всегда устраивались на высоких табуретах прямо за стойкой, так что им не приходилось раскошеливаться на чаевые официантке. Своими барными чаевыми Райан не делился. Все, что давали за столами, предназначалось Скайлар и Энди, а любая зелень, которой шлепали о стойку, принадлежала ему.
– Эй, Скай, а твой старик по-прежнему работает на этом заводе? – спросил Леонард.
Он опять назвал ее Скай. Больше никто ее так не называл, но она все равно улыбнулась – как, впрочем, и всегда.
– Ну да, конечно, – отозвалась Скайлар.
– Многим теперь придется туго, – заметил Шипли, и они вернулись к своему разговору.
Когда Скайлар загрузила посудомоечную машину, Том собрал свои бумаги, расплатился по счету и направился к выходу. Райан начал выключать свет, и тут Шипли с Леонардом наконец-то поняли намек и тоже ушли. Скайлар и Энди прибрались в баре, а затем Райан сказал им, что они могут идти.
Вышли они вместе, примерно в половине первого, окунувшись в теплую атмосферу летнего вечера. Скайлар помахала Энди на прощание, когда тот двинулся домой пешком – путь ему предстоял неблизкий, – и тут гуднул ее телефон. Пришло текстовое сообщение.
Ответ от Тори: «Какое еще веселье?»
Запустив пальцы в волосы, Скайлар выругалась. Быстро сделав скриншот сообщения Тори, она уже собралась отправить его Гэри с комментарием «ЧЗХ? Ты соврал насчет вечеринки?», когда зазвонил ее телефон. Это была Тори. Скайлар ответила на звонок.
– Господи, прости! Пожалуйста, приезжай, я просто не сразу поняла, – сказала Тори, перекрикивая громкую рок-музыку на заднем плане.
– Что вообще за дела? Гэри уже пару недель прессует меня по поводу какой-то грандиозной вечеринки у тебя дома…
– Ну да, просто подгребай, – последовал ответ. Почему-то прозвучало это несколько нерешительно.
Скайлар дружила с Тори еще до того, как познакомилась с Гэри. Хорошо ее знала и могла понять, когда та чего-то недоговаривает.
– Что вообще происходит? Давай выкладывай, не то я сейчас позвоню Гэри и…
Тори оборвала ее:
– Я в баре у Бадди. Гэри у меня дома. Один. Скорей поезжай туда, и…
– Скажи мне, что, черт возьми, происходит, иначе я…
– Он купил кольцо! – выпалила Тори.
Рука Скайлар взлетела ко рту, когда она изумленно хватила ртом воздух, набрав его полные легкие, и задержала там, плотно сжав губы пальцами и как будто не смея выпустить наружу даже малую толику. На миг замерла, не отрывая пальцев от губ.
– Прости, я все испортила… – продолжала Тори. – Пожалуйста, просто сейчас же поезжай прямо туда. Он ждет, чтобы сделать тебе сюрприз. Так что сделай вид, будто ужасно удивлена, и не говори ему, что я тебе все рассказала.
– Просто не могу поверить, что он это сделал…
– Он планировал это уже несколько недель. Ровно пять лет прошло с тех пор, как вы с ним познакомились. В моем доме. Он хотел сделать тебе сюрприз.
Теперь в голосе Тори звучала теплота, и Скайлар почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы, а радость разливается по всему телу, подступая к горлу. Оказывается, сегодня у них с Гэри годовщина – с момента их первого свидания… Она даже не помнила, когда они впервые встретились, но это было невероятно мило с его стороны, тем более что он пошел на такие хлопоты.
– Теперь мы с тобой станем сестрами, – сказала Скайлар. – Типа, по-настоящему.
– Это значит, что ты собираешься сказать «да»? – отозвалась Тори.
– Ну конечно же, я собираюсь сказать «да»!
Они поговорили еще немного, после чего Скайлар дала отбой. Ей не терпелось поскорей увидеться с Гэри, и она с трудом сдерживала волнение.
Бар Хогга располагался на Юнион-хайвей, в двух милях от Бакстауна, рядом с заправочной станцией. Скайлар стояла на обочине шоссе, размышляя, как лучше поступить.
Можно было пойти в город пешком. В конце концов, не впервой. Но вечер был слишком жарким и душным, а она провела на ногах десять часов подряд. На шоссе всегда оживленное движение, а здесь, на въезде в Бакстаун, скорость ограничена до тридцати пяти миль в час. Она запросто кого-нибудь поймает.
Скайлар уже делала это раньше. В городке имелась всего одна таксомоторная фирма. Ни одна из интернет-компаний, оказывающих подобные услуги, до этой алабамской глубинки пока что не добралась. Люди здесь ездили на собственных машинах, даже когда были пьяны в лоскуты.
Скайлар стояла на обочине дороги, ожидая трезвого и дружелюбно настроенного водителя. Она уже принялась набирать текстовое сообщение своему отцу, в котором просила его не ждать, когда показавшийся на дороге дальнобойный грузовик с полуприцепом начал замедлять ход. Мигнув фарами, он остановился рядом с ней, и пассажирская дверца кабины распахнулась у нее над головой. Ухватившись за ручку, Скайлар поднялась по ступенькам, чтобы заглянуть в темную кабину.
Водитель был в бейсболке, поэтому разглядеть его лицо было сложно. Одну руку он держал на руле, другую – на бедре.
– Подбросить, малышка? – поинтересовался он.
Что-то было не так с этим человеком. В кабине стоял неприятный запах. Ее отец и сам был дальнобойщиком, поэтому она привыкла к ароматам пота, жевательного табака и кофе. Дело было не в этом. Тут было что-то другое. Что-то отвратительное.
Ее отец терпеть не мог, когда она так поступала. Очень волновался за нее. Говорил, что она слишком доверчива. Что ей нужно быть пожестче, иначе люди начнут ноги об нее вытирать, или того хуже. Естественно, Скайлар решительно отметала подобные заявления, но в данный момент подумала, что ее отец, пожалуй, в чем-то и прав. Она представила, как садится в этот грузовик, а затем, через несколько минут, которые потребуются, чтобы добраться до города, чья-то рука потянется по сиденью в ее сторону. А потом этот грузовик не остановится в городе, и она не встретится с Гэри, и никогда не обручится с ним, и в итоге ее лицо окажется на картонной коробке с молоком [2]. Хотя, с другой стороны, Скайлар не была уверена, что на молочных картонках изображают людей ее возраста. Наверное, теперь этого вообще больше не делают – или, может, это вообще только для детей…
Затем включилась аналитическая часть ее мозга. Вероятность того, что с ней что-либо случится во время короткой поездки с незнакомым ей человеком, была невелика. Крайне невелика. Типа, один к миллиону. Ей нужно просто перестать дергаться и залезать в эту чертову кабину.
Водила уже протянул руку, чтобы помочь ей забраться внутрь. Кожа на ней была покрыта въевшейся грязью, и Скайлар видела, как вспотели его ладони и как он ерзал и подрагивал – наверное, в предвкушении того, что сейчас в его кабине окажется молодая женщина. И симпатичная к тому же.
Что-то внутри нее громко кричало: «НЕТ!»
– Знаете что – спасибо. Простите, сэр, но я только что получила сообщение от своего парня, он сейчас заедет за мной, – сказала Скайлар, спускаясь обратно на асфальт на краю дороги.
Водитель выругался, но она этого не услышала, так как дверь кабины уже захлопнулась. Пару раз газанув, отчего мощный тягач выпустил густые клубы вонючего дыма, он тронулся с места, оставив Скайлар переводить дух на обочине.
И тут она услышала, как к тому месту, где только что стояла фура, подъехал легковой автомобиль. Она заглянула внутрь, посмотрела на водителя. На сей раз все было в порядке. Это был не какой-то там проезжий чужак. Хотя, наверное, это был последний человек, которого она ожидала здесь встретить. И перспектива сесть в эту машину не вызывала у нее совершенно никакого беспокойства. Скайлар знала водителя. Слышала, как он разговаривал с кем-то в баре Хогга не более двадцати минут назад – прямо перед тем, как начать собирать грязные стаканы.
Естественно, он предложил ее подвезти.
Скайлар села на пассажирское сиденье, сказала, что ей надо просто в город, и начала писать сообщение отцу:
«Не жди меня, ложись спать. Я еду в город с…»
Скайлар не закончила это сообщение.
Когда водитель ударил ее по лицу, телефон соскользнул в щель между пассажирским сиденьем и центральной консолью. Где и остался.
Скайлар не успела ни закричать, ни подумать о чем-то, ни что-либо почувствовать.
Она уже никогда не доберется до дома Тори. Ей уже не суждено опять поцеловать Гэри, или услышать его предложение, или дать ему свой ответ и пообещать свою руку и сердце.
Три месяца спустя
Глава 1
ЭддиЯ не ищу неприятностей. Да мне это и не требуется.
Они и сами меня прекрасно находят.
Если б только они приносили еще и деньги, то, пожалуй, все было бы не так уж плохо. Некоторые люди становятся адвокатами в надежде заработать целую кучу бабла. Деньги – это просто замечательно, не поймите меня неправильно. Я, как и любой другой нормальный человек, очень даже не прочь иметь в кармане толстенькую пачку купюр, но еще я столь же не прочь иметь возможность спокойно спать по ночам. Чем больше бабла у тебя в кармане и чем больше отморозков ты выпускаешь на улицу, тем трудней заснуть. Богатство адвоката по уголовным делам можно измерить по его банковскому счету – и по тому весу, который он несет в своей душе. До того дня, того волшебного дня, когда ему просто станет на все насрать. Тогда останутся только деньги, которыми можно спокойно наслаждаться, не терзаясь угрызениями совести.
Однако что-то такое – это не по мне. Снимать виновного клиента с крючка всегда было для меня против правил. Моих собственных правил. Что делает меня либо худшим адвокатом защиты на свете, либо лучшим – в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Время от времени я и сам задаюсь подобным вопросом – хотя, что касается денежной стороны дела, то если меня реально припрет по этой части, я всегда могу скататься на выходные в Вегас, чтобы попытать счастья за игорным столом, и этого будет вполне достаточно, чтобы поправить дела. Предыдущий опыт профессионального мошенника и разводилы всегда в тему, когда на адвокатском фронте временное затишье. Пока что все у меня шло как по маслу. Моя новая партнерша, Кейт Брукс, – это просто натуральный клад. Хотя, думаю, в крупных юридических фирмах наверняка не разделяют это мое мнение, поскольку специализируется она в основном на том, что подает на них коллективные иски о сексуальных домогательствах. Наша главная по расследованиям, Блок, которую привела с собой Кейт, – это, пожалуй, самый крутой и башковитый частный детектив, какого я когда-либо встречал. Блок и Кейт – подруги с самого детства, и это явно помогает растопить лед на языке у Блок. Она у нас не из разговорчивых. Общается в основном с Кейт. Хотя это не значит, что она какая-то там бука, – просто открывает рот, только когда у нее реально есть что сказать, и тогда ее реально стоит выслушать.
Моя уголовная практика процветала. Гарри Форд, верховный судья Нью-Йорка в отставке, а ныне мой консультант, мог принимать клиентов в офисе, в то время как я стаптывал подметки в коридорах Сентер-стрит [3] и в здании Бруклинского суда. Гарри предпочитал торчать в офисе, чтобы не расставаться со своим псом Кларенсом, которого теперь уже с некоторой натяжкой можно было считать служебно-розыскной собакой.
Единственное, чего нам не хватало в новой фирме, – это грамотной секретарши, которая отвечала бы на звонки, печатала письма и документы и вообще слегка привела в порядок царящий у нас бумажный бардак. Адвокат хорош настолько, насколько хороша его административная поддержка, – умственные способности порой тут даже не на первом месте.
Так что Кейт разместила в интернете объявление о вакансии секретаря со знанием особенностей юриспруденции и теперь принимала соискателей. Сегодня утром кто-то опять должен был явиться на собеседование, и Кейт хотела, чтобы я при сем присутствовал. Мы с ней равноправные партнеры, и всё у нас поровну, включая решения – как хорошие, так и не очень. Назначено кандидату было на девять пятнадцать. Контора наша располагалась в Трайбеке [4], прямо над тату-салоном. Кейт мечтала об офисе в сверкающей башне неподалеку от Уолл-стрит – сплошь из стекла, сосны и натуральной кожи. Я просто не смог бы работать в таком месте, и Кейт сжалилась надо мной, позволив нам снять пару комнатушек над тату-салоном под названием «Прикольные наколки».
Кейт и Блок перекладывали пачки бумаг возле ксерокса, Гарри сидел с Кларенсом на диване в маленькой приемной. Он только что купил Кларенсу манерный новый ошейник с GPS-трекером и безуспешно пытался активировать эту приблуду уже в течение последних десяти минут. Я пытался заставить кофеварку приготовить что-нибудь, от чего с моего нёба не слезло бы сразу три слоя слизистой оболочки, когда внизу раздался звонок.
– Эдди, не откроешь? Готова поспорить, что это Дениз! – крикнула Кейт.
– Кто-кто?
– Дениз Браун, претендентка на должность секретаря. Разве ты не читал ее резюме?
– А ты мне его показывала?
– Еще на прошлой неделе. Наверняка оно все еще у тебя на столе.
Я не помнил, читал ли его. Из чего вовсе не следует, что я его не получал. Административно-хозяйственная деятельность – не самая сильная моя сторона.
Я нажал на кнопку, чтобы открыть входную дверь, а затем подождал, стоя на верхней площадке лестницы.
Тяжелые шаги внизу заставили меня задуматься, не носит ли эта Дениз болотные сапоги. Я перегнулся через перила. По лестнице поднимался человек, которого я меньше всего на свете хотел бы видеть.
На нем были мягкая фетровая шляпа и старенький серый плащ – судя по всему, подарок ныне покойной супруги, поскольку это было единственным возможным оправданием для его ношения. Под плащом был костюм, шитый на заказ, а под костюмом – сто восемьдесят пять фунтов [5] серьезных неприятностей.
– Если только ты здесь не по поводу работы секретарем, то, боюсь, тебе придется уйти, – сказал я.
Мужчина поднялся по лестнице, приподнял шляпу и улыбнулся мне так, что очень напомнил мне крокодила, готового откусить кусок моей задницы.
– Мои секретарские навыки уже не те, что прежде, – отозвался он.
– Ты умеешь печатать на машинке и готовить кофе? Если да, то ты принят. Платим мало, но и работа не бей лежачего.
– Я здесь как раз по поводу работы, Эдди. Но это не имеет никакого отношения к машинописи. Можно мне войти?
Звали его Александр Бе́рлин. Когда я видел его в последний раз, он работал где-то в Госдепе. Я слышал, что с тех пор Берлин сменил множество мест: ЦРУ, АНБ [6], Министерство юстиции… Он был так называемым «решальщиком» и специалистом по тайным операциям, который запросто обходил любые законы, когда требовалось добиться результата для какого-либо подразделения федерального правительства, в котором на тот момент ему довелось работать. Он знал, где зарыты тела всех тех людей, которых прикончили по приказу правительства. И если у него имелась для меня работа, то она меня совершенно не интересовала.
– Мне не нужна работа. Чем бы это ни было, ты услышишь от меня только отказ.
– Ты еще не знаешь, о чем идет речь. Впусти меня на десять минут и на чашку горячего кофе. А если и после этого не захочешь – о’кей, я сразу же уйду. Без всяких обид. И зла держать не буду.
– Думаю, несколько преждевременно давать обещания не держать зла, не попробовав мой кофе… И тебе не понравится мой ответ. Мне это неинтересно, Берлин.
На улице шел дождь. Его старенький плащ промок насквозь, и с него капало на ковер на лестнице. У нас еще не было времени почистить ковры, и под его мокрым плащом среди натоптанной тут грязи уже понемногу образовывалось чистое пятно.
– Выслушай меня, Эдди. Пожалуйста, – сказал Берлин.
– Назови мне хотя бы одну вескую причину, по которой я должен тебя выслушать.
Он снял шляпу, посмотрел на меня своими тяжелыми влажными глазами и объявил:
– Потому что в противном случае погибнет девятнадцатилетний парнишка. Вернее, будет убит.
– Убит? Кем убит?
– Формально говоря, мной.
Глава 2
ЭддиС плаща Берлина, висящего на вешалке в углу моего кабинета, по-прежнему капала вода. Он достал из кармана очки и принялся протирать их широким концом галстука. Если старый плащ был высоко ценимым даром от любимого человека, то галстук выглядел как подарок от смертельного врага. Я дал ему устроиться, закрыл папку, которая лежала открытой у меня на столе, и уделил ему все свое внимание.
– Кто этот парнишка и почему это ты будешь ответственен за его смерть?
– Это долгая история. Ты в курсе, чем я занимаюсь в правительстве? – спросил он.
– Вообще-то не могу сказать.
– Я тоже. Не разгласив секретную информацию и таким образом не совершив государственную измену. Все, что я могу тебе сказать, это что я вращаюсь во всяких государственных департаментах, решая различные проблемы.
– Да, я в курсе, что ты какого-то рода решальщик. И какого же рода проблемы ты решаешь?
– Такого рода проблемы, которые возникают у компаний из списка «Форчун-500» [7] с государственной политикой… Такого рода проблемы, с которыми сталкиваются правоохранительные органы, когда у них связаны руки, и такого рода проблемы, какие мы поимели два года назад.
Впервые я столкнулся с Берлином на севере штата Нью-Йорк, после того как там застрелили федерала. Берлин помог расхлебать заварившуюся при этом кашу.
– Один из ваших псов опять взбесился? – спросил я.
Он покачал головой, сказал:
– Скажем так: частично моя роль заключается в том, чтобы сохранять статус-кво. Правительство не любит перемен. И неважно, кто сейчас сидит в Белом доме, – повседневные задачи полиции и правосудия требуют порядка и стабильности. Как на уровне штата, так и на федеральном. Сфера действия у нас не ограничена. Есть один окружной прокурор в округе Санвилл, штат Алабама, некий Рэндал Корн, и мне достаточно ясно дали понять, что он должен быть избран на следующий срок.
– Так вы там мухлюете с результатами выборов на уровне округа?
Берлин закатил глаза.
– Я тебя умоляю, Эдди… Нам доводилось мухлевать с результатами выборов на национальном уровне, и в большем количестве стран, чем я могу сосчитать. Это-то как раз мелкая сошка… Есть компании, которые финансируют наших политиков, и они всегда прикладывают руку к местным выборам. Кто-то, обладающий авторитетом и деньгами, решил составить конкуренцию Корну, и я сделал несколько звоночков его сторонникам – намекнул, что стоит слегка тряхнуть мошной. Вот и все, что потребовалось. В США выигрывают выборы, тратя деньги. И обычно побеждает тот, кто тратит больше всех.
– Ладно, а дальше-то что?
– А дальше мне стало немного любопытно. Корн был окружным прокурором округа Санвилл последние семнадцать лет. И за время своего пребывания в должности привел статистику преступности к рекордно низкому уровню для округа. Вот почему он нам так нравился. Это хорошо для бизнеса, хорошо для цен на недвижимость в этом районе, хорошо для инвесторов. Позволяет сохранять статус-кво. Надо было мне оставить все как есть после выборов, но с этим мужиком что-то не так. Я копнул глубже, и то, что обнаружил, меня здорово напрягло.
– И что это было?
Не успев ответить, Берлин помедлил, отвлекшись на какой-то шум за дверью моего кабинета. Обычное дело в нашей лавочке. Я встал и приоткрыл дверь, чтобы посмотреть, что там происходит. Гарри крыл почем зря этот новый цифровой ошейник, который он купил для Кларенса, поскольку по-прежнему не мог активировать встроенный в него GPS-трекер через свой телефон, и его возбуждение передавалось псу, который тявкал всякий раз, когда Гарри прибегал к ненормативной лексике. Ксерокс опять зажевал бумагу, и Блок самозабвенно колотила по стенке аппарата кулаком. Надрывался телефон, и Кейт наконец ухитрилась снять трубку, держа в другой руке лэптоп и прижав свой мобильник головой к плечу. Организованный хаос, одним словом. Я закрыл дверь. Сел. Жестом предложил Берлину продолжать.
– Живенько тут у вас, – заметил он.
Берлин тянул время. Ему нужно было что-то сказать, но он чувствовал, что не способен это сделать. Пока что.
– Просто расскажи мне все как есть. Здесь на тебя распространяется привилегия адвокатской тайны в отношении клиента. И эта комната защищена от прослушки.
Берлин покосился на фотографию у меня на столе. Моей дочери Эми – в летнем лагере, на каноэ с веслом в руках. С некоторых пор я перестал выставлять здесь фото своей бывшей жены. Она ушла к другому мужчине.
– Симпатичная девчонка, – сказал Берлин. – Сколько ей сейчас?
– Пятнадцать. Ну так что: ты уже достаточно набрался духу, чтобы все выложить?
Его глаза на миг встретились с моими. Они были встревоженными и красными. Мешки под этими глазами вдруг показались мне еще более набрякшими.
– Округ Санвилл лидирует в США по количеству смертных приговоров. Мелких и не особо мелких городков там пруд пруди, но крупных городов нет. Рэндал Корн отправил в камеру смертников больше людей, чем любой другой окружной прокурор в мировой истории. В настоящее время каждый двадцатый из числа приговоренных к смертной казни в Соединенных Штатах – это работа Корна. Сто пятнадцать обвинительных приговоров за семнадцать лет.
Я ничего не сказал в ответ. Мне уже приходилось слышать о чрезмерно рьяных прокурорах на Юге, которые превыше всего ценят брак, церковь, семью, огнестрельное оружие и смертную казнь. Но даже в данном случае эти цифры вряд ли могли соответствовать действительности.
– Всего лишь два-три процента округов Соединенных Штатов ответственны за подавляющее число обитателей камер смертников по всей стране. И округ Санвилл тут в безусловных лидерах. Когда я узнал об этом, мне пришло в голову то же самое, что сейчас и тебе: чушь собачья. Это не может быть правдой. Однако, Эдди, это на сто процентов точно. Я лично проверил статистику.
– Это, должно быть, какая-то ошибка.
– Послушай: ты же знаешь, что прокурор вправе по своему усмотрению решать, заслуживает ли какое-либо тяжкое преступление переквалификации в разряд тягчайших, наказуемых смертной казнью. Так вот: Корн никогда не привлекал к ответственности за убийство, не требуя высшей меры наказания. Эти приговоры ни разу не были успешно обжалованы, и он не проиграл ни одного дела.
– А на кой черт ему всякий раз требовать смертной казни? И почему никто этого раньше не замечал?
– О, еще как замечали… Когда я проверял Корна, то наткнулся на кое-какие хлебные крошки, оставшиеся от предыдущих расследований. Все они закончились ничем, потому что Корн по-прежнему является окружным прокурором исключительно благодаря мне. Ты спрашиваешь, почему этот хер всякий раз требует смертной казни? Разве это не очевидно?
– Только не для меня, – сказал я.
– Почему люди становятся военными? Большинство говорят, что хотят служить своей стране, многие из них выбирают эту стезю из-за того, что служил их отец или дед, еще больше из-за зарплаты или обучения; но есть еще крошечный процент людей, всего два процента, которые идут в армию по одной простой причине – они хотят кого-нибудь убить.
– Ты хочешь сказать, что этот деятель, Корн, подался в окружные прокуроры, чтобы убивать людей?
– Нет, это не то, что говорю я, – это то, что говорит он сам, причем все время, черт бы его побрал! Он – король камеры смертников. Носит эту свою репутацию как медаль. Мне уже приходилось иметь дело с плохими людьми. Через некоторое время уже видишь это у них в глазах. Корн – убийца. И занимается этим прямо у меня на виду.
– Кто этот парнишка, которого собираются казнить?
– Его зовут Энди Дюбуа, через неделю он предстанет перед судом за убийство. Он невиновен, а Корн просто хочет посмотреть, как этот парнишка поджарится на стуле. Когда я узнал про Корна, то поставил кое-кого присматривать за его делами. Этого Энди обвиняют в убийстве молоденькой официантки из придорожной забегаловки. А он не способен даже прихлопнуть муху на собственной заднице! Сейчас я уже ничего не могу сделать, чтобы слить Корна. Шанс упущен. Поэтому я нанял одного адвоката в Санвилле, чтобы он представлял интересы Энди. Его зовут Коди Уоррен. Он скопировал для меня все материалы по этому делу. Они сейчас у меня в машине. И знаешь – я уже неделю не могу связаться с ним. Три дня назад его секретарша заявила о его исчезновении. Я думаю, что его уже нет в живых.
– Ну ты загнул! Адвокат куда-то пропал, а ты сразу решил, что он мертв, – так, что ли? Думаешь, это Корн его кокнул?
Не знаю, не было ли это просто игрой света от жалюзи на моем окне, но мне показалось, что у Берлина потемнело лицо, когда он произнес, понизив голос:

