Снайпер

Теперь ему надо было пойти и хоть как-то расслабиться.

Такой была Майра. Она никогда не просила ничего лишнего, да ничего лишнего и не видела в своей жизни, спокойно переживая все выпавшие на ее долю трудности. Она никогда не жаловалась на жизнь, как это делали те, которые имели гораздо больше, чем она. Он очень хотел, чтобы она сейчас оказалась рядом с ним, потому что за долгие годы совместной жизни он привык полагаться на нее в трудных ситуациях, впрочем, так же, как и она на него. Боже, что за глупость: он хочет, чтобы его жена помогла ему пережить ее смерть!

Ник встал и, подойдя к Хэпу Фенклу, сказал, что ему надо ненадолго отлучиться и, возможно, он немного задержится.

– Майра? – спросил тот.

– Да, наконец-то. Она отмучилась.

– Ник, старина, хочешь немного валиума или еще чего-нибудь, а?

– Нет, не надо, все нормально.

– Какие у тебя проблемы? Может, в твое отсутствие я смогу заменить тебя и выполнить какое-нибудь особое задание? Что-нибудь крутое? Арестовать одного или двух с поличным? Ты же меня знаешь, я люблю такие приключения. В духе спецназа.

Это была шутка. Хэп был ростом пять футов и весил всего около 150 фунтов, в то время как Ник был человеком крепким и сильным, к тому же являлся чемпионом по дзюдо – имел черный пояс – и считался самым лучшим стрелком в Управлении. Но Ник даже не улыбнулся – в этот момент он как бы отключился на секунду. Он встряхнул головой и постарался прийти в себя:

– А? Нет, не надо. Все как обычно. Я слежу с Мики Сантагом за колумбийцами по всему городу, вот и все. Сегодня Мики на стрельбище, сдает зачет по программе спецназа. Я просто собирался до его возвращения протолкнуть тут кое-какие бумаги.

Хэп был главный инспектирующий агент в Новоорлеанском управлении полиции, к тому же очень классный парень. С ним было легко найти общий язык по всем вопросам. Он специализировался по организованной преступности, а Ник отвечал за наркотики. Работа Хэпа всегда проходила бок о бок с деятельностью УБН. Он обладал редким умением дипломатично обращаться с людьми плюс умел ладить с теми, кто работал в так называемом «суперкрутом Управлении». В общем, на него можно было положиться.

Поэтому у Ника не возникло никаких проблем с тем, чтобы оставить свое рабочее место и съездить в госпиталь.

Они ее еще не трогали.

– Если вы не против, я бы хотел на минутку остаться с ней наедине, – сказал он сестре.

– Да, конечно. Но нам скоро надо будет везти ее в морг.

– Да, я знаю.

Сестра вышла. Ник осмотрелся по сторонам, чувствуя, что ненавидит эту проклятую комнату. Она была такая же, как и все те комнаты, в которых он провел свою жизнь, – огромная и безликая. На стенах висело несколько репродукций, и в воздухе стоял сильный запах дезинфицирующих средств и пластика. Да, он ненавидел эту комнату, Майре же, насколько он помнил, все это было безразлично. Ее никогда не волновали вещи подобного рода.

– В тот день мне было предначертано умереть, – однажды сказала она ему, – так же, как и другим двум девушкам и тому парню, что ограбил страховую компанию. Но твоя пуля спасла меня. Она вывела меня из круга смерти. Она дала мне тебя, Ник Мемфис, и сделала меня миссис Мемфис. То, что я получила, было слишком хорошо. Сладкое счастье. Шесть лет сладкого счастья.

Черт, он сидел и плакал. Она запрещала ему это делать. Когда стало ясно, что болезнь прогрессирует, и доктор Хилтон сказал, что никаких шансов на выздоровление нет, Ник был в отчаянии. Майра тогда призналась ему, что не может видеть, как он плачет.

«Что ж, теперь ты должен быть счастлив, – говорил он сам себе. – Нет больше леди в инвалидной коляске. Ты еще молод. Гуляй, веселись, пей и ходи на вечеринки».

Он подошел к койке, на которой под простыней лежала Майра. Конечно, он в своей жизни уже не раз видел трупы: во время выездов на место преступления, в моргах, когда умерла его мать… Были еще, конечно, и те три трупа в Талсе. Несмотря на это, сейчас, отворачивая простыню, он чувствовал легкую дрожь и думал, правильно ли он поступает. Но он хотел. Он хотел увидеть ее еще раз.

Кома убрала с ее лица все признаки румянца и выбелила его, как простыню. Живые, веселые, полные задора и огня глаза были закрыты. Незадолго до его прихода они коротко обрезали ее длинные каштановые волосы, и теперь она выглядела совсем как мальчик. Но это была Майра.

Она была похожа на маленькую птичку. Бледная матовая кожа и тонкие, хрупкие косточки маленького тела… Но боль уже ушла. Живя шесть лет бок о бок с постоянной болью, она все-таки хорошо держалась. Она не чувствовала ни рук ни ног, только одну сплошную боль. Сейчас на ее лице застыло такое умиротворение, лицо было таким спокойным, каким никогда не было при жизни.

«Прости, дорогая, – думал он, – я действительно все порчу своими слезами. Ты не велела мне плакать, но я не могу сдержаться, не могу, не могу…»

– Ник? – Это был доктор. – Ник, может, принести чего-нибудь?

– Не надо, все нормально.

– Нам надо ее забирать.

– Хорошо.

Он отвернулся и позволил им увезти тело своей жены.

Ник вышел на солнце, зажмурился и достал сигарету. Потом вспомнил, что бросил курить, и засунул пачку обратно. Чтобы скрыть покрасневшие от слез глаза, он надел солнцезащитные очки. Ник задумался о том, что в подобных обстоятельствах необходимо предпринять, но потом вспомнил, что беспокоиться не о чем – все уже распланировано: он знал, куда ее отвезут и где и когда состоятся похороны. Это займет два дня и произойдет во вторник.

До этого момента все будет делаться автоматически.

Надо было, наверное, пойти домой, потому что мог прийти кто-нибудь из знакомых, ребята из Управления, может, их жены. В течение всех этих лет он брал Майру с собой на вечеринки, и потом такие же они устраивали дома. Это помогло им пережить неловкость и сложность всего того, что окружающие, видя их, называли Трагедией с большой буквы. Постепенно ребята полюбили ее, их жены очень сдружились с Майрой, и у них уже стало привычным забегать к ней поболтать о своих делах.

Он почувствовал желание вернуть назад те старые добрые времена, но сразу же постарался выбросить из головы эти нелепые мысли. Думать об этом было безумием, которое рано или поздно опять завершится очередным потоком слез. Он пытался сдержаться. В такой ситуации лучшим было бы, наверное, сесть в машину, рвануть в Билокси и там пару дней просто поваляться на пляже. Может быть, как сказала Майра, он найдет там девушку, успокоится и наконец-то придет в себя.

Но он никогда не сможет так поступить. В настоящий момент Ник просто не знал, чем ему заняться. Ужасное состояние. Может, сходить в кино или придумать еще что-нибудь в этом духе, чтобы хоть на несколько часов отвлечься от всех этих ужасных мыслей. Но в фильмах были сплошные драки и убийства. Сейчас ему не хотелось на это смотреть.

Наконец он решил поехать к озеру. Подъехав к самой кромке воды, Ник сразу же ощутил приятное спокойствие и прохладу. Он просто сидел и наслаждался пейзажем, чувствуя, как солнце ласкает кожу лица и внутреннее напряжение потихоньку спадает. Внезапно он вспомнил, что забыл сделать один срочный звонок, и выругался.

Найдя телефонный автомат, Ник опустил монету.

Ответил Фенкл.

– Эй, Хэп, – начал Мемфис, – я собираюсь слинять, так что меня не будет целый день. Хорошо?

– Ну, в общем-то, не очень хотелось бы… потому что ребята тут думают собраться и…

– Слушай, это совсем не обязательно. Ей уже ничего не надо. Так что ни к чему поднимать шумиху по этому поводу, о'кей? Хотят собраться – пусть собираются, не хотят – тоже ничего. Просто помяните ее в своей душе. Это будет намного лучше. Мне бы очень хотелось именно этого.

– Хорошо, нет проблем. Кстати, у тебя есть осведомитель по имени Эдуард о?

– Как?

– Где-то полтора часа назад звонил парень, назвался Эдуардо. Сказал, что хочет переговорить с тобой. Очень волновался. Латиноамериканский акцент. Скорее всего, ничего серьезного, но ты лучше все-таки позвони.

Ник порылся в памяти. Эдуардо? Он сейчас вел около пятнадцати дел, главным образом по небольшим партиям контрабандных наркотиков. Предполагалось, что большая часть людей, засветившихся по этому делу, работает на Джилли Стефанелли, крестного отца всей новоорлеанской мафии. Но он не мог припомнить, чтобы в его каталоге мошенников, воров, шулеров и всякой шушеры попадалось имя Эдуардо. Хотя звучало оно подозрительно знакомо.

Наконец он вспомнил. Это было на еврейскую Пасху. Уолли Дивер, который ушел из УБН, чтобы заняться частным бизнесом, тогда сказал ему, что это вымышленное имя одного из его осведомителей и что он специально не называет их настоящими именами, потому что не хочет, чтобы парни из конторы, где он работает, контролировали его агентурную сеть.

– А какой номер?

– Э-э… сейчас, секундочку… девять, восемь, девять, двадцать, двадцать, номер пятьдесят восемь.

– Судя по телефонному справочнику, это где-то в районе аэропорта, не так ли?

– Да, я слышал шум пролетающих над ним самолетов. Знаешь, старина, может, тебе плюнуть на все это? Не такая уж большая величина этот твой парень. Мне такие звонят каждый час и лезут со всяким дерьмом. Подожди немного, если это так важно, он перезвонит, а если нет – выбрось его из головы и спрячь пушку: стрельба отменяется. Прости за то, что побеспокоил тебя этим, не надо было даже вспоминать.

– Нет, мне надо позвонить этому человеку. Ты ничего не знаешь.