Игра снайперов

– С другой стороны – ровная поверхность, как будто специально разгладили. Бетона нет, но там явно прошлись грейдером, убрали траву, укатали землю. Наводит на мысль о нашей цели, хотя участок узкий.

– Совсем узкий, – согласился Гольд.

– Но ему много и не требуется. Обычно мы представляем стрельбище как широкую площадку, но их устраивают для тренировки солдат или полицейских, для состязания охотников, когда одновременно стреляют несколько человек. Джуба один, и ему нужна прямая линия, а что по бокам, уже не важно. Если ищете поле для стрельбы, можете бросить эту затею. Искать нужно прямую линию. Думаю, там нет никаких норм и правил, поэтому Джуба может стрелять через дорогу или даже через чужой участок. Стрелок он отличный и вряд ли попадет в какого-нибудь крестьянина. Да, от несчастного случая никто не застрахован, но Джубу это волнует меньше всего. Повторяю, если увеличить разрешение, я смогу заметить признаки стрельбы из положения лежа или отметины от колесиков передвижного стрелкового стенда. С такой высоты ничего не разобрать. Если нужна полная уверенность, пусть ваши дроны пролетят пониже. Или поставьте на них камеры получше.

– Что-нибудь еще? Температура, влажность, солнечные зайчики, поправки на вращение Земли?

– Вряд ли. Это ведь не стрельба по бумажкам, когда стараются уложить пять пуль одна в одну. Он стреляет по людям. Ему нужно попасть в грудную клетку, повредить сердце, легкие, позвоночник или селезенку, так что его зона поражения – квадрат восемнадцать на восемнадцать дюймов. Стрелять точнее нет необходимости.

– Как насчет стрельбы по ночам? Он пользуется прибором ночного видения?

– Только не на большом расстоянии. Такие приборы годятся для пары сотен ярдов, не больше. Для снайпера в городе – самое то, но Джубе нужна дальность. И это меня тревожит, причем сильно.

– Почему?

– Он тренируется в стрельбе издалека – с расстояния, не закрытого службой безопасности. И даже из-за пределов досягаемости обычной пехоты. Такое нужно не для войны, а для убийства. Думаю, последний выстрел – тот, в Дубае, – был для Джубы новым этапом в карьере. Он учится стрелять без предварительной подготовки. Задача не из простых, скажу вам. В Афганистане результативный выстрел, скорее всего, был последним в серии, или же снайпер пристрелялся к месту днем раньше. Но при работе с важной целью в мирной обстановке Джуба не может позволить себе серию выстрелов. Даже если на винтовке есть глушитель, он тут же выдаст свою позицию и через пару секунд ему ответят по полной программе, всей королевской ратью, вертолетами и спецназом. Поэтому он учится делать один-единственный выстрел с холодного ствола. Вот еще одно преимущество земляного вала.

Все присутствующие тяжело сопели, обдумывая эту тираду. Наконец Коэн подал голос:

– Спрошу еще раз: вы окончательно определились с этим снимком? У вас нет ни малейших подозрений? Ни тени сомнения?

Боб постучал пальцем по А-4511:

– Здесь ваша ягодка, здесь. Я только что перечислил необходимые условия для тренировки снайпера, и тут всё есть. Взгляните на юг: там сделали вал, то ли бульдозером, то ли экскаватором, чтобы стрелок видел фонтанчик пыли в том месте, куда попадает пуля. Расстояние вам известно? Я бы сказал, что здесь около тысячи ярдов.

– Примерно, – кивнул Коэн. – Если точнее, тысяча двадцать семь.

– Раз вы моментально уточнили, значит над снимком уже потрудились ваши специалисты. Тоже выбрали этот участок и рассчитали точную дистанцию.

– Сержант Свэггер не дурак, – сказал Коэн. – Ничего не упускает. Что ж, продолжайте.

– Тысяча ярдов. Для боевого столкновения очень дальний выстрел, для современного снайпера – не особенно. В Афганистане дистанции были посерьезнее, гораздо больше тысячи ярдов, а то и больше мили. Еще пара моментов: если он стреляет на такое расстояние, ему нужна другая винтовка, получше. На тысяче ярдов у «дракона» с патроном семь шестьдесят два проседает баллистика. Сколько-то раз можно попасть, но промахов будет значительно больше, поэтому Джубе пришлось обновить железо.

Угрюмый старик шепнул что-то Коэну. Тот кивнул и повернулся к Свэггеру:

– В отличие от меня, наш директор – человек немногословный. Поэтому за него распинаюсь я. Он только что попросил подвести итоги. Итак, что вы можете сказать по поводу нынешней ситуации с учетом того, что разглядели на снимках? При каком сценарии из этой информации можно извлечь реальную пользу? Такой сценарий вообще существует?

– Конечно. Джуба пока не собирается уходить на покой. Я бы сказал, что он выбрал это место не без причины. Готовится к выполнению какого-то задания, причем весьма непростого: взгляните, сколько денег во все это вбухано. Прочесали всю страну, нашли идеальное место, приняли серьезные меры по обеспечению секретности. А мы наткнулись на него лишь потому, что миссис Макдауэлл…

– Да хранит ее Господь, – встрял Коэн.

– Послушайте, – продолжил Свэггер, – может, я слишком много на себя беру? В конце концов, это ваша страна. Но Джуба, очевидно, к чему-то готовится, и сейчас настал предпоследний, а то и заключительный этап тренировки. Значит, Джуба может исчезнуть в любой момент. Это не мое дело, но на вашем месте я завтра же отправил бы туда пару вертолетов с крутыми ребятами, чтобы те угондошили этого мерзавца. Во-первых, он заплатит за все те беды, что натворил. А во-вторых, и это главное, не натворит новых. Короче, завтра – это крайний срок.

– Но почему завтра, сержант Свэггер? – поинтересовался Коэн. – Мы что, похожи на волшебников? Не уверен, что мы сможем достать его завтра.

– В таком случае когда? – спросил Свэггер, и тут заговорил директор:

– Через два часа. Что скажете?

Глава 9

Окрестности Ирии, Южная Сирия

Он ненавидел и отца, и мать, и медресе с докучливыми учителями, ненавидел побои, наказания, оскотинивание, бесконечное и безнадежное отчаяние, ненавидел все, что было «раньше». Все, кроме пшеницы.

Он состоял из пшеницы, был рожден от нее.

Когда солнце скрылось за западными холмами, он был в нескольких сотнях метров от дома. Отзвучали молитвы, рабочий день подошел к концу, и теперь он сидел среди колосков. Тьма была красивая, глубокая; вокруг – тишина, в небе – множество звезд. Пшеница шуршала на ветру, словно нашептывала какие-то слова. Развернувшись, он взял в пригоршню несколько колосков и поднес их к глазам.

У них потрясающе сложная структура, такое чудо мог придумать один лишь Аллах. Чешуйки крохотные, совершенно одинаковые, и в каждом колоске зреет жизнь. Зерно превратится в муку, мука превратится в хлеб, хлеб насытит мусульманина и придаст ему сил.

Не будь пшеницы, не было бы его самого. Нужно было нагибаться за колосьями, и спина стала крепкой, нужно было искоренять сорняки, и ноги стали проворными, нужно было орудовать серпом, и руки стали безжалостными, нужно было молотить урожай, и координация движений стала идеальной. Позже появились механизмы, но в его времена всё делали вручную – ты находил правильный ритм, всегда направлял свой цеп туда, куда надо. Таким был его дар: он работал цепом быстрее и точнее всех в округе. Позже, на потеху братьям и односельчанам он стал показывать фокусы, и тоже получалось недурно: например, он выкладывал на стол три куриных яйца и разбивал их тремя меткими ударами цепа или подбрасывал яйца – одно, второе, третье – и не давал им упасть на землю, расшибал цепом прямо в воздухе, с правой руки, с левой, даже за спиной, и желток брызгал на окружающих, и все радостно смеялись. Да, он был одаренным парнишкой и с теплом вспоминал праздники урожая. Пожалуй, это были самые приятные моменты в его жизни.

Но потом, конечно же, наступили суровые времена. Что за война? Он не помнил, войн было слишком много, да и какая разница? Повсюду страх смерти от недоедания, матери укачивают голодных младенцев, а те никак не умолкают. Хотя воевали где-то далеко, власти забирали весь провиант для армейских нужд, а имамы требовали повиновения, ибо повиновение – залог выживания и грядущего господства. Легко сказать, да трудно сделать.

Вдобавок ко всему землю выжгла засуха, тяжелые черные тучи не проливались дождем, система ирригации была примитивной, воды катастрофически не хватало. Многие задавались вопросом, как Аллах мог отвернуться от Его послушных детей, но снайпер об этом не думал. Он взращивал свои страдания, наблюдая, как они распускаются цветком ненависти, и укреплялся в решении следовать по выбранному пути. «Если будет на то воля Аллаха, я выживу. Если будет повеление Аллаха, я стану сражаться и умру смертью мученика. Смилуйся, Аллах, не обрекай меня на крестьянскую смерть от голода в забытом Тобою углу, что когда-то был великой империей, ведь это пустая, бессмысленная смерть, и какая от нее может быть польза?» Он знал, что такие мысли – это вероотступничество, но ничего не мог с собой поделать. Аллах непременно уготовил ему иное будущее, Он придаст снайперу сил, позволит ему вырасти и созреть, словно пшеничному колосу, а потом сделать то, что следует. А если нет, зачем Аллах даровал ему умение так ловко орудовать цепом?

Теперь же, много лет спустя, после великих подвигов во имя Аллаха, он старался все позабыть, ибо какая польза от этих воспоминаний?

Значение имеет только завтрашний день. Задание. Ты выжил во многих битвах, воин ислама, и завтра предстоит еще одна. Ты стал тем, кем ты стал, и тебе дозволено прожить свою жизнь не зря.

«Аллах акбар», – подумал он. Аллах велик.

И услышал шум вертолетов.

Глава 10

Причин отказать было множество, одна весомее другой. Все их терпеливо перечислили в «рейнджровере», мчавшемся сквозь ночной Тель-Авив в сторону аэродрома.

– Вы старик. У вас медленная реакция, слабое зрение, стальное бедро, способное подвести в любой момент. Ваша физподготовка не соответствует требованиям Тринадцатого отдела. Вы не знаете иврита и не поймете приказов. Или думаете, что в нынешних обстоятельствах к вам приставят переводчика? Это вряд ли, а даже если и так, перевод приказов на поле боя – дело крайне сомнительное. Далее матчасть. Вы совершенно не знакомы с нашим вооружением. Чтобы эффективно пользоваться им, нужны тысячи тренировок в обстановке, приближенной к боевой, и в полном соответствии с нашими правилами ведения боя. Ребята из Тринадцатого отдела прошли такое обучение, а вы – нет. Далее процедурный вопрос. Во время операции все члены опергруппы обязаны знать задачу как свои пять пальцев, действовать в соответствии с тактической раскладкой, учитывать намерения руководства. В случае импровизации они постараются не отклоняться от плана, а если и отклонятся, то при первой же возможности вернутся к нему. Плана вы не знаете. Далее личный состав. Все будут беспокоиться не за успех операции, а за жизнь высокого гостя. Незнакомец в отряде – это всегда лишние неудобства. Вешать на ребят еще одно ярмо попросту невежливо. Далее дипломатические нюансы. Вы – гражданин США. Правительство не давало вам разрешения участвовать в израильской спецоперации. Не знаю, как это выглядит с юридической стороны, но, если при выполнении боевой задачи погибнет американец, политические последствия будут тяжелыми. Многие в Америке относятся к Израилю с нескрываемым презрением и воспользуются этой трагедией, чтобы ухудшить отношения между нашими странами. Теории заговора расплодятся, словно микробы. Там, где необходима максимальная прозрачность, появятся новые барьеры. Далее журналисты. Газетные крысы начнут копаться в обстоятельствах вашей смерти, выставят ваши секреты на всеобщее обозрение, не дадут прохода выжившим, прощупают оборону Тринадцатого отдела, пробьют ее и вытащат наши операции на свет, а это нам нужно меньше всего. Не могу даже представить, при каких обстоятельствах этот человек, – Гольд указал на директора, чопорно сидевшего рядом с ним, курившего сигарету и, очевидно, пропускавшего почти все мимо ушей, – даст свое согласие.

– Ну ладно, – сказал Свэггер. – Теперь послушайте меня. Если уж на то пошло, зрение у меня и правда ухудшилось: раньше я видел двенадцатую строчку, а теперь только десятую, как и все люди с абсолютно здоровыми глазами. Я езжу верхом по три часа в день. Видели когда-нибудь заплывших жиром ковбоев? Нет, не видели, потому что верховая езда нагружает все мышцы, как комплекс упражнений в спортзале. Тело остается сильным и гибким. Что касается оружия, это моя специализация. Я могу потягаться с любым стрелком на свете. Или одолею его, или сыграю вничью – погибну, но и противник не выживет. Процедурный вопрос? Я довольно долго был во Вьетнаме, в составе Группы исследований и наблюдений ЦРУ, а это, если вдруг не знаете, подразделение спецназа. Мы планировали спецоперации, воплощали их в жизнь и планировали новые. У меня это в крови. Отец воевал на пяти японских островах, а дед полтора года кошмарил фрицев во время первой большой войны. Поспрашивайте у немцев, они до сих пор помнят его имя. В тридцатых он работал на ФБР, решал проблему с грабителями банков, колесившими по провинциальным городкам. И как видите, решил, причем вполне успешно. Жаль, конечно, что вы не можете послать на задание отца и деда, зато у вас есть я. Что касается дипломатии, я подписал контракт. В глазах всего мира я всего лишь очередной наемник в поисках адреналина. Рядовое явление, такое встречается сто раз на дню.

Директор равнодушно смотрел на него. Похоже, эти речи не произвели на него особого впечатления.

– Но все это мелочи, – продолжил Свэггер. – Я могу остаться здесь, с моссадовскими раввинами, и свято уверовать, что все пойдет по плану. Кстати говоря, напомните, такое хоть раз бывало? Даже в Энтеббе – а это, на минуточку, лучшая спецоперация в мировой истории – ваш отряд потерял командира. Поэтому, если дело примет нехороший оборот – к примеру, у Джубы будет серьезная охрана или местное ополчение окажется расторопнее, чем надо, – вам понадобится лишняя пара глаз. Может, вы и возьмете Джубу, но это не факт, а если дело не выгорит, вам все равно нужно узнать о его планах. Для этого потребуется снайпер вроде меня, специалист по винтовкам. Я взгляну на его оружие, патроны, мишени, оптику, и мы сможем сделать кое-какие выводы, после чего займемся подготовкой или сразу выдвинемся наперехват, как вам угодно. Главное, что у нас будет шанс спасти людей. Поэтому я бы расставил приоритеты так: прищучить главного фигуранта, а если не получится, собрать разведданные и прикинуть, что он задумал. Иначе время и силы будут потрачены впустую, и это не фантазии, а суровая правда жизни. Я знаю эти штуки вдоль и поперек. Понимаете меня? – добавил он, глядя на директора.

– Думаю, понимает, – сказал Гершон. – Он окончил Гарвард.

Директор долго смотрел на Свэггера и наконец произнес:

– Операцией руководит лейтенант-коммандер Моттер. Решение за ним.

– Все будет хорошо. – Коэн улыбнулся Свэггеру. – Моттер тоже учился в Гарварде.

Моттер был лейтенант-коммандером, а не майором. Значит, Тринадцатый отдел – подразделение ВМС, что-то вроде американских «морских котиков». Обмундирование соответствующее: шлем похож на шляпку гриба, бронежилет увешан осколочными и светошумовыми гранатами, метательными ножами и прочими полезными штуками, на груди – «глок» в кобуре фирмы «Кидекс», раскрашенное лицо черно, как ночь. Так выглядит любой спецназовец: «морской котик», боец отряда «Дельта», рейнджер в секторе Пуэнт-дю-Ок, спартанец при Фермопилах, троянский всадник под командованием сержант-майора Одиссея. Времена меняются, но война – это всегда война. Моттер курил сигарету и спокойно выслушивал директора. Взгляд его был пустым, а отношение к миру – чем-то средним между невозмутимой готовностью к чему угодно и экзистенциальным осознанием тщетности всего сущего.

– Сержант Свэггер, – наконец сказал он, – я читал рапорты о столкновении снайперской группы «Ромео-два-браво» со Вторым батальоном Третьей ударной армии Северного Вьетнама в горах неподалеку от Нячанга. В семьдесят четвертом вы задали им перцу. Но тогда вам было двадцать шесть, а сейчас – семьдесят два.