С волками жить

– Бывало и лучше. – За один миг он уже знал все, что можно было знать: о водителе, об устройстве тела, о пределе прочности души на разрыв – остальное было несущественными подробностями, – и ничего в этом особом знании не содержалось в словах или не касалось их, ни говорения, ни думания ими. Любопытство его удовлетворилось. Особой нужды разговаривать не было. Он с преувеличенным интересом наблюдал, как под капот убегает дорога, словно бы слишком робел или стыдился предъявить характер своего взгляда на осмотр другому. Его маленькие болтавшиеся кисти тряслись между ног от дрожи двигателя. Никаких мыслей он не думал. Ум его лежал совершенно открытым для отпечатка этого мгновения. Важно быть спокойным.

– Дождь отсюда до Чикаго, – сказал водила.

– Мерзкий день.

– Мерзкие дни, мерзкие ночи, мы в нашем деле вот какие песенки поем. – Водила то и дело поворачивался, обращая к нему крупный выжидательный взгляд, словно бы знал его или видел его прежде и теперь рассчитывал на такой же знак узнавания.

– Свисти за работой, – произнес стопщик.

Водила сообразил, что не знает, как ему ответить на это замечание, поэтому испустил хохоток, который можно было бы принять за фырчок согласия или тот звук, с каким прочищают горло, и эта краткая сцена знакомства двух человечьих посторонних возникла, продлилась своим чередом и тихонько издохла вместе с доброй толикой возможности, теперь вовеки неведомой. Встреча их обретала свои особенные очертания.

– Куда направляешься? – спросил водила и обнаружил, что его пассажир дерзко уставился ему в глаза таким взглядом, точно в его тайных вещах роются грязные пальцы.

– На запад, – последовал ответ. – На самый запад.

– Ладно, – отозвался водила. – Наверное, с этим мы управимся.

– Эй. – Стопщик показал на вспыхивающие датчики уровня на компакт-диск-плеере, вмонтированном под приборную доску. – Вы не возражаете?

– Но это ж Мадонна. Тебе не нравится Мадонна?

Стопщик показал себе на голову.

– Уши чувствительные.

– А потрахаться бы с ней не отказался, а?

Стопщик пожал плечами.

– Для кого угодно я так не делаю, – объявил водила, двинув кулаком по кнопке «выкл.», – поэтому очень надеюсь, что ты хороший собеседник, поскольку мне требуется развлечение – мегадозы развлечения, пока свой груз по дорогам тягаю. – Он все время поглядывал вбок, выискивая хоть малейший утвердительный знак. – Я не шучу. – Опять поглядывал. – Ё! – завопил он.

Стопщик посмотрел на него.

– Ты что-то сказал? – Высыхая, одежда его испускала постоянный тихий душок, что-то вроде испортившегося бекона.

Водила покачал головой.

– Сколько ты уже так вот?

Стопщик сидел молча, либо раздумывая над вопросом, либо нет.

Водила вздохнул.

– Дорога, чувак, – на ней никому не место. – Он вытянул руку. – Рэнди Соерз.

– Билли Прах, – ответил стопщик, пожимая.

– Ну, Билли Прах, поговори со мной. – Он подождал, последует ли реакция. Не последовало. – Я ж не шутил, когда сказал. Не потерплю я, чтобы кто-нибудь, даже мой собственный брат, с которым мы уже двадцать лет не разговариваем, пятьсот миль кис тут со мной рядом на сиденье и хоть изредка ломтика в общий котел не кидал. Мне от такого нервно, понимаешь? Очень нервно. Не болтаешь – так гуляй. – Водила умолк, довольный собственными словами.

– Ага, – произнес стопщик. – А что с волосами?

Водила издал звук, не уверенный, что расслышал правильно.

– С твоими. Я такой ботвы не видал с эпохи динозавров.

– Если не стричь, отрастает.

– Хиппи-дальнобой.

– Мы повсюду.

– А я думал, когда рейганочь пробило, вы все превратились в яппи и давай сосать друг у друга кровь.

– Кое-кто из нас в горы сбежал. Слышь, «Вудсток», кино, видал когда-нибудь?[41 - Имеется в виду документальный фильм американского режиссера Майкла Уодли «Woodstock» (1970) о контркультурном музыкальном фестивале, происходившем в августе 1969 года.]

– Не знаю. Наверно. Ну да.

– Помнишь там сцену, где все с голыми жопами в грязи барахтаются? Я парень слева, с бородой и здоровенной елдой. Боже, вот мы там оттягивались. Операторы, эти братья Мейслес?[42 - Братья Альберт (1926–2015) и Дэвид (1931–1987) Мэйслес – американские кинодокументалисты, работавшие в документальном жанре «прямого кино». Рэнди путает: «Вудсток» они не снимали – они были режиссерами документального фильма о гастролях «The Rolling Stones» в США, закончившихся катастрофическим выступлением группы на бесплатном концерте в Алтамонте 6 декабря 1969 года, «Дай мне кров» (Gimme Shelter, 1970).] Я думал, они какие-то правительственные агенты, приехали снимать, как мы ширяемся. – Он потрясенно дернул крупной головой. – Планета чудес. Хотелось бы еще разок ее навестить, пока живой. – Он глянул на своего слушателя. – И вот теперь я увековечен на целлулоиде, поди ж ты, а?

Стопщик шевелил губами, играя с улыбкой или стараясь выковырять кусочек пищи, застрявший между зубов.

– Шикарные тогда были замыслы. Думал, врачом стану. Когда вся балеха свернется. По книгам вдарю будь здоров. Практику себе заведу где-нибудь в гетто, спасать бедных, угнетенных стану, а меж тем бесплатно раздавать рецепты на контролируемые вещества себе и избранным друзьям. И вот подумать только – я окажусь на верхотуре в кабине, стану возить коровий сок в Омаху. Чё такое-то? А хуй его знает. Узлы на веревке этой я до сих пор распутываю. Бросил планировать, экономить, надеяться – всю эту буржуазную херню уже давно. Теперь просто по ухабам гоняю, на равнинах газу поддаю, на поворотах мило и легонько, надеюсь, тормоза сдюжат, коли передо мной что начнет громоздиться. Это и есть счастье, ближе к нему никого из нас уже не подпустят. Конечно, тут одиноко иногда, но стараться обогнать – это как пытаться дышать без воздуха. Колымага – моя, знаешь. Еще б. Много лет назад за эту клячу расплатился. Семью из-за нее потерял, переехал семейство всеми восемнадцатью колесами, просто скосил всех и дальше себе попыхтел. А что я еще мог сделать? Вот ты мне скажи. Все равно никогда этого дела не понимал. Детишек пару раз забирал. Никаких тасок. Звезде, похоже, больше нравилось, чем мальчишке. Кто знает. Может, она баранку у старого своего папаши перехватит. Но отметки у нее хорошие, может, станет врачом, знаешь, как это мана-мана-тарам-бум-бум…

Скрежещущая монотонность голоса этого человека сливалась со смесью дороги, с ветром, машиной, шинами, движением, и в успокаивающей темноте за прикрытыми глазами стопщика возникли ясные ленты мягкого света, желтого, как малярная краска, они перемежались симметрично расположенными полосами тьмы, и полосы эти, как ни странно, были горизонтальны и без видимого окончания. Он мог выползти между них. Он открыл глаза, и водила на него взирал.

– Ты храпел, чувак. Громко.

– Мне это уже говорили.

– Можешь вообразить развлекательную ценность.

– Да без всякого. Имеющим на руках билеты следует обратиться в ближайшую кассу для полного возмещения их стоимости.

– Так ты забавник.

Стопщик пожал плечами.

– Женат?

Стопщик рассматривал свои сапоги, скромненько сидевшие бок о бок на полу кабины, их умеренный размер – частый источник стыда, детские ноги у него вообще-то, ни к чему им прикрепляться к обычному взрослому телу.

– Уже нет, – ответил он.

– Так и знал. Я всегда знаю. Такой род занятий, как у меня, – великий учитель. Узнаешь о человеческой природе, как распознавать в ней определенные аспекты. И дорога, конечно, – это колоссальная аллея раскуроченных браков.

Стопщик получил это наблюдение без единого замечания.

– Так расскажи мне про себя.