Затерянные во времени: Лунный Ковчег
Золотые спирали на её тонкой, почти прозрачной коже начали беспокойно пульсировать, отражая её внутреннее смятение. Она посмотрела на голографическое изображение Марса, каким он был до Катастрофы Колец – планеты-сада, планеты-храма, планеты-мечты. И её решимость окрепла. Она не позволит этому новому, хрупкому ростку надежды, который они с таким трудом взрастили на этой мёртвой Луне, быть затоптанным чужаками, осквернённым их низменными генами. Если слова и убеждения бессильны, если её сын оказался слишком слаб, чтобы противостоять искушению, придётся прибегнуть к более… действенным методам, к древним знаниям Зианна, способным оградить её сына от пагубного влияния, очистить его разум и душу, даже против его воли. Цена не имела значения, когда на кону стояло само существование их расы.
Откровение о Геноме и Точка Кипения
Кейран вошёл в её покои, и на мгновение сердце Элиры дрогнуло. Он был так похож на своего отца – тот же высокий рост, та же благородная осанка, тот же глубокий, проницательный взгляд. Но сейчас в его глазах горел новый, незнакомый ей огонь – огонь энтузиазма, почти фанатичной веры в то, что он говорил.
– Мать! – его голос был полон волнения. – Мы на пороге невероятного открытия! Того, что может изменить всё!
Он быстро, сбивчиво, но страстно начал рассказывать ей о «спящем гене», который они с Лией обнаружили в ДНК людей. О его поразительном сходстве с генами Зианна, о ещё более древних «вставках», возможно, ведущих к самим Молчальникам. Он говорил о потенциале этого открытия для обеих рас, о возможности найти общий язык с таинственными Хранителями Луны-Ковчега, о новой, общей надежде для всех.
– И Лия… – закончил он, его голос смягчился. – Она первой почувствовала это, мать. Её интуиция, её связь с этими энергиями… она помогла нам это понять. Она – ключ.
Элира слушала молча, её лицо оставалось бесстрастным, как маска из древнего фарфора. Но внутри неё всё кипело. Откровение о «спящем гене» не вызвало у неё радости или удивления. Она знала. Или, по крайней мере, догадывалась. Древние тексты Зианна были полны намёков на «семена», оставленные Создателями в других мирах. Но она видела в этом не благо, а ещё большую опасность. И то, что именно Лия Морган, человек, стала катализатором этого открытия, лишь укрепило её худшие опасения.
– Лия… – наконец произнесла она, её голос был холодным, как лёд кратера Шеклтона. – Эта женщина – человек, Кейран. Носитель хаоса, разрушения и примитивных страстей. Она ослепила тебя, сын мой, своими ложными надеждами и своей показной открытостью. Её «открытия» – это лишь путь к нашему забвению, к растворению нашей уникальной сущности в этом «генетическом мусоре», которым является её раса.
Кейран отшатнулся, словно его ударили.
– Мать! Как ты можешь так говорить?! Лия…
– Ты забываешь, кто ты, Кейран! – голос Элиры повысился, золотые спирали на её коже вспыхнули яростным, почти красным светом, выдавая гнев, который она сдерживала лишь силой воли. – Ты – последний принц Зианна! Ты – надежда нашего народа на возрождение! А не игрушка в руках примитивной женщины, которая ищет лишь способ использовать нашу силу и наши знания в своих корыстных целях! Ты думаешь, она видит в тебе равного? Нет! Она видит в тебе лишь инструмент, экзотический артефакт!
Запреты и Манипуляции
Слова Элиры были жестоки, но она верила в их правоту. Она не могла позволить Кейрану поддаться этому опасному очарованию.
– Я запрещаю тебе, – её голос снова стал ледяным, властным, – продолжать эти… совместные исследования с Лией Морган. Я запрещаю тебе делиться с ней нашими сокровенными знаниями, нашими архивами, нашими технологиями. Твоё место – здесь, среди твоего народа. Ты должен сосредоточиться на восстановлении силы Зианна, на изучении нашего истинного наследия, а не на пустых играх с людьми, которые в любой момент могут нас предать!
Её взгляд скользнул к скрытой нише в стене, где в стазисном поле хранился герметичный сосуд с переливающимся серебристым веществом. «Слеза Забвения» – вирус, который она создала для очищения своего народа от скверны технологий. Но теперь, глядя на непокорность сына, она впервые подумала, что дозировку можно изменить. Адаптировать штамм. Сделать его смертельным не для машин, а для углеродной органики людей. Если Кейран не опомнится, ей придётся выжечь саму причину его болезни.
Кейран смотрел на мать, его лицо было бледным, в глазах читались боль и недоумение. Впервые в жизни он видел её такой – слепой в своём гневе, в своих страхах.
– Мать, ты не понимаешь! – его голос дрожал. – Лия – не враг! Она… она ищет ответы так же, как и мы. Мы не можем прятаться от мира, замыкаясь в своей скорлупе! Мы должны искать союзников, если хотим выжить! Твои страхи ослепляют тебя, они ведут нас к изоляции и гибели, а не к возрождению!
– Мои страхи?! – Элира горько усмехнулась. – Мои страхи, сын мой, основаны на тысячелетнем опыте нашего народа! На знании о том, к чему приводит смешение с низшими расами, к чему приводит отказ от чистоты нашего пути!
Она попыталась быть мягче, использовать свой авторитет, свою материнскую любовь. Она говорила ему о величии Зианна, о его долге перед предками, о необходимости сохранить их уникальное наследие. Она даже намекнула, что среди молодых жриц Зианна есть те, кто был бы достоин стать его спутницей, кто помог бы ему возродить их род.
Но Кейран был непреклонен. Он уважал её, любил её, но он больше не мог слепо следовать её воле. Он видел мир шире, он чувствовал потенциал союза с людьми, он верил в Лию. Их спор становился всё более ожесточённым, пропасть между матерью и сыном росла с каждым словом.
Обращение к Древним Силам
Видя, что её слова и запреты разбиваются о глухую стену упрямства Кейрана, Элира поняла: время увещеваний прошло. Если разум сына затуманен чарами чужеземки, она должна действовать как хирург, вырезающий гангрену, даже если пациенту это причинит боль.
Её взгляд скользнул к скрытой нише в стене святилища, где за мерцающим стазисным полем парил герметичный сосуд с переливающимся серебристым веществом. «Слеза Забвения» – вирус, который она когда-то создала для очищения своего народа от скверны технологий Аль-Нуир. Он был запрограммирован пожирать наноциты и синтетические нейроинтерфейсы, оставляя плоть нетронутой, но беспомощной.
Но теперь, глядя на непокорность сына, она мысленно перебирала формулу штамма. Если инвертировать белковую оболочку и отключить маркеры поиска металла, вирус станет слеп к машинам. Зато он станет идеальным хищником для углеродной органики. Он будет атаковать синапсы человеческого мозга так же яростно, как раньше грыз микросхемы. Адаптация займёт всего несколько часов.
«Если Кейран не опомнится, – подумала она с леденящим спокойствием, – мне придётся применить эту новую, „грязную“ версию. Я выжгу саму причину его болезни – человечество. Я уже совершила один геноцид ради спасения Марса. Рука не дрогнет совершить второй ради спасения души сына».
Но сначала она попробует исцелить его «Узором».
Элира опустилась на колени в центре мандалы. Она не собиралась атаковать сына грубой силой – это лишь укрепило бы его защиту. Нет, её вмешательство было мягким, вкрадчивым, похожим на яд, капающий в чистый источник. Она начала плести «Узор Забвения».
Она посылала не боль, а диссонанс. Тонкие, едва уловимые энергетические помехи, призванные исказить восприятие, подменить чувства.
В сознании Кейрана образ Лии начал расплываться, терять теплоту. Её голос в их ментальной связи стал звучать чуждо, резко, словно сквозь статические помехи. Элира накладывала фильтр отчуждения, внушая сыну на подсознательном уровне, что эта связь – ошибка, биологический сбой, грязь, от которой хочется отмыться.
Рука Элиры дрогнула, прерывая начертание символа. На мгновение перед её мысленным взором возник не принц-отступник, а маленький мальчик, которого она учила слушать пение кристаллов. Сердце сжалось от острой, режущей боли. Она не хотела причинять ему вред. Она любила его больше, чем саму жизнь. Но именно эта любовь требовала жестокости.
«Прости меня, – прошептала она, и по её щеке скатилась одинокая слеза. – Лучше ты будешь ненавидеть меня живым, чем погибнешь, любимый мною».
Она сжала зубы, подавляя материнскую жалость, и закончила узор.
Но цена за такое насилие над реальностью была страшной.
Элира чувствовала, как её собственные жизненные силы утекают вместе с направляемой энергией. Золотые спирали на её руках не просто потускнели – они начали сереть, приобретая цвет мёртвого пепла. Кожа на высоких скулах натянулась, став тонкой и сухой, как древний пергамент, а волосы, ещё утром сохранявшие иссиня-чёрный блеск, теперь казались ломкой седой травой. Ритуал выпивал её годы за секунды, превращая цветущую женщину в измождённую старуху, но она не останавливалась. Её глаза были закрыты, а губы беззвучно шептали формулы отторжения.
Кейран, находившийся в своих покоях, почувствовал не удар, а внезапный, пугающий холод. Равнодушие. Словно цвета мира поблекли, а эмоции, связывающие его с Лией, превратились в стерильную пустоту. Но именно эта неестественная «стерильность» чувств, эта внезапная тишина там, где раньше была жизнь, и насторожила его.
В это время в другом конце сектора Нимриэль, ребёнок-маяк, внезапно проснулась в своей капсуле. Она не заплакала громко. Она тихо заскулила, сжавшись в комок. Её чистый, незамутнённый разум почувствовал не шторм, а нечто гораздо более страшное – ощущение, будто сам эфир вокруг начал гнить. Она инстинктивно потянулась к Кейрану, пытаясь своим детским светом разогнать наползающую серую мглу.
Выбор Кейрана и Раскол среди Зианна
Кейран замер посреди своих покоев. Он пытался вызвать в памяти лицо Лии, но оно ускользало, словно отражение в мутной воде. Вместо привычного тепла их ментальной связи он ощущал лишь холодную, отчуждённую пустоту. Мысли о ней, ещё недавно приносившие надежду, теперь казались чужеродными, неправильными – как если бы его разум пытался отторгнуть инородное тело.
«Зачем я это делаю? – прошептала ему предательская мысль, звучащая в его голове его собственным голосом. – Она человек. Краткоживущая искра хаоса. Это ошибка. Грязь».
Это не было больно. Это было успокаивающе. Сладкий яд безразличия, вливаемый в душу капля за каплей. Кейран покачнулся, готовый поддаться этому ощущению «правильности» и одиночества.
Но внезапно сквозь серую вату навязанного отчуждения прорвался тонкий, серебристый импульс.
Нимриэль.
Детский страх и чистая, незамутнённая любовь ребёнка-маяка ударили по ментальным барьерам сектора Бета. Нимриэль, почувствовавшая «гниение» эфира, инстинктивно потянулась к тому, кого любила. Её импульс не нёс слов, только образ: Кейран и Лия, стоящие рядом, светящиеся как двойная звезда.
Этот всплеск истинной эмоции подействовал как вспышка молнии в тёмной комнате. Кейран увидел «серую паутину», опутавшую его сознание. Он осознал искусственность своего равнодушия.
– Нет, – выдохнул он.
Он не стал ставить грубые щиты. Вместо этого он сосредоточился на том серебристом луче, что послала Нимриэль, и использовал его как камертон. Он «настроил» свою душу обратно на частоту правды, сжигая навязанный матерью диссонанс усилием воли. Серая пелена лопнула, вернув краски миру и тепло – образу Лии.
Кейран глубоко вдохнул, чувствуя, как дрожат руки. Это было не нападение врага. Это было предательство самого близкого существа.
Он нашёл Элиру в святилище. Она всё ещё стояла на коленях в центре угасающей мандалы, но вид её заставил Кейрана содрогнуться.
Перед ним была не та полная сил Жрица, что утром отчитывала его. Её грудь вздымалась с хриплым, свистящим звуком, словно каждый вдох давался ей с боем. Руки, которыми она опиралась на ритуальный посох, тряслись мелкой, неконтролируемой дрожью, костяшки побелели от напряжения. Золотые спирали на её руках едва тлели, мигая, как умирающие угли.
Она постарела не на век, но на добрый десяток лет за один час.
– Ты отверг дар… – прошептала она, и её голос дрожал от слабости, которой раньше она никогда не показывала. Она попыталась встать, но ноги подогнулись, и ей пришлось всем весом навалиться на посох, чтобы не рухнуть на пол.
– Ты пыталась выжечь мою память, мать, – голос Кейрана был тихим. – Ты заплатила своей жизненной силой, чтобы накормить свой страх. Посмотри на себя. Твой "путь чистоты" убивает тебя быстрее, чем любые технологии людей.
– Я делала то, что должно… – она выпрямилась, пытаясь вернуть себе былое величие, но её дыхание было тяжелым и прерывистым. – Чтобы спасти тебя от скверны.
– Ты не спасла меня. Ты лишь показала, что фанатизм старит душу быстрее, чем время, – ответил Кейран и развернулся к выходу.
– Если ты уйдёшь, ты больше не сын Зианна! – крикнула она ему вслед, срывая голос.
Кейран остановился в дверях.
– Я сын Зианна. Но я больше не твой послушник.
Его уход стал сигналом. Ментальное эхо их противостояния разнеслось по всему сектору. И Зианна, те немногие, что ещё остались, раскололись.
Старейшины и хранители традиций, напуганные переменами и верные Элире, сплотились вокруг её святилища. Они видели в людях угрозу, а в ультиматуме «Возмездия» – знак того, что изоляция была единственным верным решением.
Но другие – молодые, те, кто сражался плечом к плечу с людьми в коридорах базы, кто видел технологии Айко и чувствовал искренность Лии, – встали на сторону Кейрана. Они видели в его союзе не предательство, а эволюцию.
Зианна больше не были едины. В большом зале собраний образовалась физическая пустота. Старейшины в тяжёлых церемониальных одеждах сгрудились вокруг входа в покои Элиры, глядя на остальных с холодным осуждением. А молодые воины и инженеры, те, чьи спирали горели ярко от частых вылазок с людьми, молча переходили на сторону Кейрана, занимая позиции у шлюзов, ведущих к сектору «Селена». Между двумя группами повисла тишина, тяжелее, чем вакуум.
Древняя раса вступила в свою собственную, тихую гражданскую войну.
Глава 31: Танец с тенями
Призраки Прошлого и Кошмары Настоящего
Кибер-лаборатория Айко Мураками на «Селене» всегда была её святилищем, её крепостью, местом, где хаос внешнего мира уступал место упорядоченной логике кода и мерцанию голографических интерфейсов. Но сейчас это святилище было пропитано тревогой. Айко не спала уже несколько циклов, её обычно безупречный розовый ирокез поник и спутался, а под глазами залегли тёмные тени, которые не мог скрыть даже самый искусный AR-фильтр.
На одном из главных дисплеев снова и снова проигрывалась короткая, искажённая помехами аудиозапись – её собственный голос, но звучащий так, словно доносился из могилы: «…ловушка… не та спираль… они знают… предупредить… не повторяйте… ошибку…»
Эта находка – скелет с её QR-кодом на запястье – преследовала Айко. Она, циничный мизантроп, столкнулась с чем-то, что не поддавалось логике. Ещё до этого Лия и другие учёные не раз докладывали о странных локальных искажениях данных сенсоров в глубине Ковчега, о необъяснимых энергетических флуктуациях, которые списывали на возраст и повреждения древней машины. Но Айко, проанализировав эти «сбои» и сопоставив их с символикой Молчальников, начала подозревать, что древние, возможно, критически повреждённые в незапамятные времена системы Луны-Ковчега порождают вокруг себя зону «квантовой нестабильности», своего рода «пространственно-временную рябь». Это не было штатным режимом работы, это была «течь» в реакторе реальности.
Страх, холодный и липкий, смешивался в её душе с почти невыносимым хакерским азартом. Её «клон» пытался её о чём-то предупредить. Дать ей ключ. Но к чему? К спасению? Или к ещё более страшной ловушке?
Не Та Спираль: Гипотеза о Квантовых Помехах
«Не та спираль…» Что, если её «другая я» пыталась использовать этот фундаментальный принцип, но ошиблась?
Айко откинулась на спинку кресла. Что, если можно создать помехи не просто в радиоэфире, а… на более глубоком, фундаментальном уровне, используя эту самую «квантовую нестабильность» Ковчега?
Её пальцы забегали по голографической клавиатуре. Не менять реальность – бред, энергии не хватит. Но поцарапать линзу? Сбить рендер? Да. Если Ковчег фонит, как неисправный сервер, я могу использовать этот шум. Превратить его в DDoS-атаку на саму физику. Заставить их ИИ захлёбываться от «мусорных» данных, гоняться за фантомами из других временных линий? Не взлом системы, а взлом среды, в которой эта система работает. Создать… «квантовый шум», который сведёт их с ума?
QR-код на её запястье, сложный био-интегрированный наноимплант с экспериментальными квантовыми маркерами её собственной разработки, неприятно запульсировал. Она знала, что заставит его работать на пределе, и этот резонанс с аномалиями Ковчега будет болезненным. Возможно, её «клон» пыталась сделать то же самое, и остаточная «квантовая запутанность» между ними усиливала этот эффект.
Это была теория на грани гениальности и полного безумия.
Но у Айко была причина рискнуть рассудком. Перед глазами всё ещё стоял тот скелет в туннеле с её QR-кодом на запястье. Мёртвая версия её самой. Это была петля, удавка на шее времени. Если она будет действовать рационально, осторожно, «правильно» – она придёт в ту же точку и умрёт в том же коридоре. Чтобы разорвать цикл, нужно сделать нечто невозможное. Нечто, что сломает правила игры.
– Если я сожгу себе мозги, то хотя бы не сдохну в том туннеле, – прошептала она, подключая нейроинтерфейс. – Я перепишу этот код, даже если придётся хакнуть саму смерть.
Танец с Тенями: Создание 'Квантового Шума'
Айко Мураками никогда не отступала перед вызовом. Чем безумнее была идея, тем сильнее разгорался в ней азарт. Она начала работу. Её лаборатория превратилась в алхимическую мастерскую, где древние символы Молчальников соседствовали со сложнейшими квантовыми уравнениями, а высокотехнологичное оборудование «Селена» было модифицировано с помощью каких-то странных, вибрирующих кристаллов, которые Лия принесла ей из одного из залов Ковчега.
Она писала код – не обычный, двоичный, а многомерный, фрактальный, который, как она надеялась, сможет взаимодействовать с нестабильной тканью пространства-времени. Она подключала к своему интерфейсу датчики, считывающие её собственные мозговые волны, пытаясь использовать своё сознание как своего рода «камертон» для настройки этих квантовых вибраций.
Создание «квантового шума» оказалось невероятно энергоёмким процессом. Айко пришлось напрямую подключиться к вспомогательным реакторам «Селена», запрашивая у Тани почти пиковые мощности, рискуя вызвать общую перегрузку сети. Даже этого едва хватало для генерации стабильного, хотя бы на несколько секунд, поля искажений. Радиус его действия был крайне мал – не более нескольких сотен метров, – что делало его оружием «последнего шанса» или тактической уловкой в очень ограниченном пространстве, а не панацеей.
Психические риски были ещё выше. Каждая попытка «согнуть» реальность отзывалась в её сознании волной мучительной дезориентации и провалами в памяти. QR-код на её запястье горел ледяным огнём, вызывая острую, пульсирующую боль. Ей казалось, что она физически ощущает, как её связь с привычной, линейной реальностью истончается, становится хрупкой, как паутина на ветру.
Первые эксперименты были… тревожными. Её оборудование начало сбоить, выдавая бессмысленные показания. Изображения на мониторах искажались, покрывались рябью, словно кто-то пытался пробиться из другого измерения. В лаборатории раздавались странные, шорохи и щелчки, хотя там никого, кроме неё, не было. Но Айко, стиснув зубы, продолжала. Она видела, что некоторые из её тестовых сенсоров, настроенных на частоты, используемые Аль-Нуир, начали регистрировать фантомные сигналы – короткие всплески энергии, ложные цели, появляющиеся и исчезающие, как призраки.
Это работало. Или, по крайней мере, что-то происходило.
Но цена была высока. Её начали мучить сильные головные боли, приступы тошноты и дезориентации. Иногда ей казалось, что она видит мир глазами своего «клона», ощущает ледяной холод туннеля, слышит скрежет металла… Она балансировала на грани, и эта грань становилась всё тоньше.
Таня, заглянувшая к ней однажды, чтобы принести еду, застала Айко сидящей на полу, обхватив голову руками, её лицо было бледным, как лунный реголит.
– Айко, что с тобой? – встревоженно спросила она. – Ты выглядишь ужасно. Может, тебе стоит отдохнуть?
– Я в порядке, – прохрипела Айко, с трудом поднимаясь. – Просто… работаю над кое-чем новым. Очень… ресурсоёмким.
Она не могла рассказать Тане правду. Не сейчас. Никто бы не понял. Или, что ещё хуже, попытался бы её остановить.
Первая Проба Сил: Обман Сенсоров Аль-Нуир
Настало время для первой «боевой» проверки. Айко дождалась, когда очередной патруль дронов Аль-Нуир приблизится к границам сектора «Селен», явно пытаясь просканировать их оборону или найти «слепые зоны» после недавней диверсии.
Глубоко вздохнув, она положила руки на консоль.
– Энергопотребление будет чудовищным, – пробормотала она, вводя команды перераспределения мощности. – Мне нужно всё, что есть в резервных накопителях.
Айко принудительно отключила обогрев гидропоники (урожай всё равно не доживёт до сбора, если они погибнут сегодня) и снизила мощность гравикомпенсаторов в жилых отсеках до минимальных 0.3g.
– Максимальный эффективный радиус – триста метров, – констатировала она, глядя на график рассеивания квантового поля. – Дальше когерентность распадается в энтропийный шум. В масштабах современной войны это даже не ближний бой. Это дистанция удара ножом в темноте. Мне придётся подпускать их вплотную к шлюзам, рискуя всем.
Дроны пересекли отметку в 500 метров. Айко активировала установку.
Первый импульс.
Это был пробный шар. Поток данных ушёл в пустоту. Дроны лишь слегка скорректировали курс, компенсируя то, что их сенсоры приняли за магнитную бурю.
– Чёрт, частота не та, – прошипела Айко, её пальцы летали по клавиатуре, переписывая код на лету. Виски заломило от напряжения. – Слишком гармонично. Им нужна не музыка, им нужен хаос. Ещё раз!
Второй импульс.
Айко перестала пытаться взломать код. Вместо этого она начала транслировать в эфир «белый шум» реальности. Представьте, что вы пытаетесь читать книгу, а кто-то постоянно вырывает из неё страницы и вклеивает куски из другого романа. Вот что она делала с сенсорами дронов. Она смешивала данные телеметрии с фрактальным мусором.
Один дрон дёрнулся, его турель беспорядочно крутанулась, но строй не распался. Они продолжали сближение. 350 метров.
– Мало! – крикнула она в пустой лаборатории, выкручивая регулятор мощности до красной зоны. – Ломайте логику, а не связь!
Внезапно в наушниках, сквозь треск статики, прорвался шёпот. Он звучал не в ушах, а прямо в затылке, отдаваясь ледяной иглой в мозжечке. Это был её собственный голос, но хриплый, булькающий кровью:
«…не гармоника… используй обратный резонанс… зеркало… или мы сдохнем здесь снова…»
Вместе с голосом пришла боль – резкая, фантомная вспышка в груди, там, где у скелета в туннеле были раздроблены рёбра. Айко задохнулась, хватаясь за сердце. Это было не предупреждение. Это было воспоминание о смерти, которой она пыталась избежать.
– Обратный резонанс, – повторила она, вводя инвертированный алгоритм.
Третий импульс.
На этот раз она разрядила суперконденсаторы полностью.
Пиковая нагрузка в момент разряда достигла сотен мегаватт – мощности, сопоставимой с одновременным стартовым рывком всех маршевых двигателей грузового шаттла. Но этот пик длился всего четыре миллисекунды. Это была не прямая тяга с реактора, а сброс накопленного заряда, подобный удару дефибриллятора. Чтобы компенсировать мгновенное падение напряжения в общей сети и не допустить аварийного отключения защиты реактора, Айко пришлось принудительно обесточить «прожорливые» гравикомпенсаторы жилых отсеков.
Основной реактор «Селены» отозвался глухим, опасным гулом. По всей станции прокатилась волна перебоев: в жилом секторе на секунду пропала гравитация, заставив спящих людей взмыть к потолку, а в коридорах с треском лопнули лампы дневного света, осыпав пол искрами. В воздухе повис тяжёлый запах озона от перегоревших предохранителей. Аварийные лампы в лаборатории мигнули и погасли, оставив только холодный свет мониторов.
Удар был невидимым, но сокрушительным.
Это была не атака на железо, а атака на восприятие. Айко не пыталась взломать их фаерволы сложными кодами – она просто скармливала их сенсорам логический яд. Дроны начали регистрировать объекты, которые нарушали законы физики: ракеты, летящие сквозь астероиды, тепловые сигнатуры с отрицательной температурой.