ПРОТОКОЛ «ОМЕГА»

– Я готов, – повторил он, сделав микроскопическую паузу, и поднял глаза на Елену.

Она увидела в них то, что хотела видеть: покорность и отчаяние.

Она не увидела холодную решимость стратега, который только что начал свою последнюю партию. Партию, в которой его собственная жизнь была всего лишь одной из фигур, которую он без колебаний принесёт в жертву.

Глава 23: Обугленное Зерно Резонирует

Он сидел в своей камере, но его разум был далеко. Он больше не оплакивал свою судьбу. Он её препарировал. Его новая сверхзадача: найти уязвимость. Не в людях. В самой системе.

Он достал мешочек Доржо. Осколки его прошлой жизни. Камень с дырой, сквозь которую он когда-то смотрел на мир, ещё не зная, что мир сломан. И обугленное зерно риса. Он зажал его в кулаке.

ЗАПРОС: СИМУЛЯЦИЯ: СПИРАЛЬ_ВИЗУАЛИЗАЦИЯ

Он заставил себя вспомнить образ трещины. Не как кошмар – как технический объект. Он направил на него весь свой дар.

И в тот момент, когда образ спирали достиг максимальной чёткости в его сознании, зерно в руке отреагировало.

Сначала – лёгкая вибрация. Затем – волна тепла, пробежавшая по нервам, как разряд статического электричества. На языке появился отчётливый привкус озона, будто он стоял в эпицентре грозы. Одновременно его внутренний сканер очистился от помех. Образ спирали стал невероятно детализированным, словно он смотрел на чертёж в сверхвысоком разрешении.

Он открыл глаза, тяжело дыша. Ладонь пылала сухим, обжигающим холодом, будто он сжимал кусок жидкого азота.

Это был не просто символ. Это был усилитель. Аппаратный ключ, повышающий пропускную способность его дара.

Он вспомнил вспышку и ожог при контакте с чёрным песком. Тогда это был неконтролируемый скачок напряжения. Теперь он должен был научиться им управлять.

Он достал из кармана крупинку монацитового композита. Дрожащей рукой положил её на стол. Затаив дыхание, поднёс ладонь с зерном.

Вспышки не было. Но когда их поля соприкоснулись, зерно нагрелось. Оно тускло засветилось изнутри. А чёрная пылинка… она едва заметно сместилась. Не притянулась. Не оттолкнулась. Она выровнялась по отношению к зерну, как стрелка компаса, нашедшая север.

Это было не взаимодействие. Это была калибровка.

Две силы. Одна – древняя, мёртвая память песка. Другая – маленькое зерно, прошедшее через огонь кармы. И он, Артём, был между ними – живой проводник, замыкающий цепь.

Следующая атака «шёпота песка» пришла без предупреждения. Хаос. Голос из Разлома. Он уже привык к этому. Но на этот раз он не стал пассивно пережидать. Он крепче сжал в руке обугленное зерно.

Хаос не исчез. Но он обрёл структуру. Словно белый шум превратился в зашифрованный сигнал. Зерно работало как фильтр. Оно не блокировало помехи. Оно помогало ему видеть в них паттерны.

У него были инструменты. Камень с дырой – якорь, напоминающий о первородном сбое. Шрам-спираль – биометрический ключ. А обугленное зерно – усилитель и дешифратор.

STATUS: TOOL_EQUIPPED.

Он повесил мешочек на шею. Это были не сувениры. Это была его аппаратура для взлома.

Он лёг. И впервые за много ночей почувствовал не отчаяние. А холодный, хищный азарт инженера, который нашёл в системе недокументированную возможность.

Он был готов. Каким бы страшным ни был следующий день.

Глава 24: Тень «Северного Моста»

Сна не было. Был холодный расчёт. «Северный Мост». Это название, произнесённое Еленой как сакральное заклинание, стало для Артёма главной целью. Не просто удалённый объект. Эпицентр. Он должен был понять, как он связан с «Анатолией». Не из любопытства. Чтобы найти, где перерезать кабель.

Он заперся в своей камере. Это была не медитация. Это было сканирование. Он зажал в ладони обугленное зерно – свой усилитель сигнала – и направил дар, как узконаправленную антенну, на север. Он искал не образы. Он искал канал связи. Физический или метафизический – неважно. Ему нужна была точка входа.

Боль в висках стала невыносимой, но он игнорировал её. Это была цена за доступ. Он продирался сквозь белый шум реальности, сквозь помехи от Голоса из Разлома, который пытался сбить его с курса, предлагая лёгкие ответы. Он игнорировал и его.

И тогда он нашёл его.

Слабый, но стабильный поток данных, идущий от «Анатолии». Невидимая нить, тянущаяся через тысячи километров.

И видение пришло. Не хаотичный кошмар. А чёткий, детализированный разведывательный снимок, полученный по этому каналу.

Он видел ледяные шпили «Северного Моста», но чувствовал на коже холодный, кондиционированный воздух своей камеры. Этот диссонанс между видением и реальностью вызывал тошноту, но и не давал сойти с ума. Он парил над ледяной пустыней. Под ним – гигантский комплекс. «Северный Мост». Не просто реакторы. Гигантские, тёмные структуры, похожие на иглы, вонзённые в тело планеты. Он увидел, как невидимые нити-волноводы, исходящие от спирали в «Анатолии», подключаются к этому комплексу.

«Анатолия» и «Мост» были не просто двумя станциями. Они были единой системой. Двумя полюсами чудовищного оружия.

И предназначение этого оружия открылось ему с безжалостной ясностью инженера.

Это был инструмент для взлома самой ткани мироздания. Для «перезаписи» реальности. Для создания «ворот», через которые в этот мир должен был хлынуть Голос из Разлома, установив свой порядок. Порядок абсолютного небытия.

Видение исчезло. Он сидел на полу, разбитый, но с ледяным пониманием в душе. Всё сложилось. Дневник Черниговского, слова Доржо, ультиматум Крутова.

«Анатолия» была не бомбой. Она была детонатором. «Северный Мост» – боеголовкой. А он, Артём Гринев, был тем самым контактом, который должен был замкнуть цепь.

Так вот оно что… – пронеслось в его голове. – «Анатолия» – это запал. А «Северный Мост» – это бомба. И я… я – тот, кто должен нажать на кнопку.

Внутри него, поверх усталости и боли, запустился процессор холодной ярости. Они цинично использовали его любовь к сыну, чтобы заставить его уничтожить мир.

Он посмотрел на свой шрам-спираль. Это был не просто символ. Это был отпечаток ключа зажигания.

Он должен был действовать. Не для того, чтобы понять. А для того, чтобы разрушить. Найти слабое место в этой адской машине и ударить туда со всей силой.

Он поднялся с койки. В его глазах больше не было страха. Только холодная решимость диверсанта, получившего свою цель.

В дверь властно постучали.

– Гринев, на выход. Вас ждут.

Время на подготовку истекло. Начиналась сама операция.

Глава 25: Доржо: Карма Реактора

Он сидел на полу своей камеры, когда гул «Анатолии» изменился. Стал глубже. В нём появились новые, тревожные нотки, словно гигантский механизм давал сбой. Артём знал: это не сбой. Это была его работа. Его «зондирование» раскачивало систему.

Он достиг точки, за которой простиралось безумие. Он закрыл глаза и, почти не отдавая себе отчёта, прошептал в пустоту:

– Учитель… что мне делать?

И Доржо ответил.

Не как воспоминание. Как прямое подключение. Мир исчез. Он сидел на берегу Байкала. Доржо был рядом, спокойный, как само озеро.

– Ты ищешь ответы там, где их нет, Артём, – голос учителя звучал прямо в его сознании. – Ты пытаешься остановить реку, бросая в неё камни.

– Но что мне делать, учитель?

– Ты забыл, что карма бывает не только у людей. Она есть и у мест. У машин. «Анатолия» – это место с очень тёмной, тяжёлой кармой. Её чёрный песок – аккумулятор страданий. Трещина-спираль – рана, через которую эта тёмная карма сочится в ваш мир.

Артём слушал, но теперь он слышал не философию. Он слышал технический отчёт.

– Они думают, что могут «перезаписать» карму, – продолжал Доржо, и в его голосе прозвучала горечь. – Но карма – это не программа, которую можно стереть. Пытаясь насильственно её изменить, они лишь создают новые, ещё более тяжёлые узлы. Это приведёт не к исцелению, а к ещё большему хаосу.

Он бросил в воду плоский камень. Круги пошли по глади.

– Вот что они делают, Артём. Но пойми, – и здесь голос Доржо стал предельно чётким, почти инженерным, – попытка перезаписать реальность с помощью «Северного Моста» создаст колоссальное, немыслимое напряжение в узле синхронизации. Он находится там, где ты уже был. Сектор Гамма-7. В момент пиковой нагрузки этот узел станет хрупким, как весенний лёд. Удар в эту точку вызовет каскадный системный сбой. Это – уязвимость нулевого дня всей конструкции.

Видение растаяло.

Артём сидел на полу, потрясённый. Доржо не дал ему ответа, что делать. Он сказал ему, как это сделать. Это была не метафора. Это была инструкция. Прямое указание на цель, которую он так отчаянно искал.

Он не просто получил подтверждение своим расчётам. Он получил благословение на диверсию.

Ужас отступил. На его место пришёл холодный, кристально ясный план действий.

Теперь он знал, куда бить.

Глава 26: Первый Разрыв Реальности на «Анатолии»

Несколько дней Артём целенаправленно «прощупывал» станцию. Используя обугленное зерно как усилитель, он посылал короткие, сфокусированные импульсы своего дара в разные сектора, ища слабые места. Он действовал как инженер-диверсант, изучающий конструкцию моста перед подрывом. Он фиксировал ответные реакции системы: скачки напряжения, сбои датчиков, необъяснимые температурные аномалии. Это были не просто странности. Это были уязвимости.

Инцидент произошёл в середине дня.

Сначала – резкий вой локальной сирены. Затем – панические крики техников. Артём вышел в коридор. У входа в лабораторию Штайнера он увидел сцену из дешёвого хоррора: двое инженеров и охранник с лицами цвета мела смотрели в пустоту.

– Чайник… он… он просто… ИСЧЕЗ! – лепетал один из них.

Артём посмотрел. На столе, где только что стоял обычный электрический чайник, зияла пустота. Его дар взорвался ощущениями. Он почувствовал «след» – слабый, но отчётливый энергетический отпечаток трещины-спирали, смешанный с эхом его собственного, утреннего «зондажа» этого сектора.

Он не испугался. Наоборот, внутри него всё похолодело от азарта.

«Так… – пронеслось в его голове, – резонансное зондирование сектора Дельта-3 на частоте X… приводит к локальному коллапсу материального объекта. Интересно. Нужно запомнить этот параметр».

Затем, так же внезапно, чайник появился снова. Он материализовался из ничего, с тихим хлопком. Но не на столе. Он висел в воздухе в углу коридора, покрытый инеем, медленно вращаясь.

Лица техников расползлись в масках первобытного ужаса. Охранник, забыв про автомат, пятился, крестясь дрожащей рукой. Артём же, наоборот, шагнул ближе, игнорируя их лепет. Он сканировал объект, анализировал. Иней. Вращение. Остаточная темпоральная аномалия. Он видел на полу несколько крупинок чёрного песка – побочный продукт разрыва.

Появилась группа реагирования. Штайнер. Люди Крутова. Началась суматоха.

Позже Штайнер попытался списать всё на «скачок напряжения». Артём слушал его и видел, как его внутренний декодер регистрирует ложь. Штайнер был напуган до смерти.

Ночью Артём подслушал яростный спор между ним и Еленой.

– …неконтролируемые феномены! – шипела она. – Мы теряем стабильность! «Резонатор» нестабилен!

«Резонатор» – это он.

Артём отошёл от двери. Он не чувствовал вины или страха. Он чувствовал удовлетворение. Его первый стресс-тест прошёл успешно. Он не просто нашёл слабое место. Он доказал, что может на него влиять.

Система была нестабильна.

И это было хорошо. Это можно было использовать.

В стерильной тишине своего кабинета Крутов просматривал отчёт об инциденте. На одном из мониторов в цикле проигрывалась запись с камеры безопасности: паника техников, вращающийся в воздухе чайник, и неподвижная фигура Артёма, наблюдающая за хаосом с холодным любопытством патологоанатома.

Рядом стояла Елена. Её лицо было напряжено.

– Это провал, Олег Николаевич. Объект неконтролируем. Он создаёт локальные разрывы реальности по собственной воле.

Крутов откинулся в кресле. На его лице не было и тени тревоги. Наоборот, в его глазах появился блеск оценщика, увидевшего, что купленный им актив оказался гораздо ценнее, чем было заявлено.

– Вы называете это провалом, Елена Викторовна? А я называю это успешной демонстрацией возможностей. Наш ключ не просто открывает замок. Он может перестраивать саму комнату. Это не катастрофа. Это бесценные данные.

Он указал на экран.

– Он учится. Адаптируется. И мы, благодаря ему, тоже.

Глава 27: Союз Поневоле

Ужас, смешанный с холодной решимостью, стал его новой операционной системой. Он знал цель – сектор Гамма-7. Но ему нужен был доступ. Доступ к схемам, к данным, к протоколам. Без этого любая диверсия была бы слепым самоубийством.

Крутов был врагом. Штайнер – пешкой. Оставалась Елена.

Она была опасна. Непредсказуема. Но у неё был ключ – доступ к архивам отца. И у неё была уязвимость – её фанатичная одержимость этим наследием. Именно на этом он и решил сыграть.

Он подкараулил её в заброшенном крыле, у кабинета её отца. Место было символичным.

– Елена, – его голос был хриплым. Идеально сыгранное отчаяние.

Она обернулась, рука инстинктивно легла на карман.

– Мне нужно поговорить. Это касается дела твоего отца.

В пыльном кабинете, среди призраков прошлого, он начал свою игру.

– Я знаю, ты считаешь меня нестабильным, – начал он. – Но то, что я чувствую… это не просто игра воображения. Я говорю о секторе Гамма-7. Об аномалии в защитной оболочке.

– Штайнер докладывал о флуктуациях. Ничего серьёзного.

– Это не флуктуации, Елена. Это рана. Рана в форме спирали, – он смотрел ей прямо в глаза.

Он увидел, как её лицо на мгновение изменилось. Он попал в цель.

– Я чувствую, как она влияет на всю станцию. Я уверен, что именно из-за неё провалилась «Омега». Если мы не поймём, что это, и не стабилизируем её, следующая попытка закончится катастрофой. Всё, над чем работал твой отец, всё, ради чего ты здесь… всё это превратится в прах.

Союз поневоле был заключён. Она думала, что получила инструмент. Он знал, что получил доступ.

Вернувшись в свою комнату, Артём не стал ждать. Той же ночью Елена переслала ему на защищённый терминал первый пакет данных: общие схемы энергоснабжения сектора Гамма-7 и логи датчиков за последнюю неделю.

Данные были неполными, вычищенными. Ловушка, замаскированная под помощь. Но там, где обычный инженер увидел бы лишь информационный шум, его дар, откалиброванный болью, регистрировал слабый, повторяющийся паттерн – эхо базовой частоты узла. Призрак в машине, которого мог услышать только он. Даже из этого мусора он смог экстраполировать предполагаемую резонансную частоту узла. Он понимал, что это – единственный выстрел вслепую, который у него есть. Он осознавал риск. Это была перкуссионная диагностика нестабильного боеприпаса. Вероятность фатальной обратной связи была высока. Но другого инструмента у него не было. Крутов и Елена видели в нём лишь пассивный детектор. Он должен был доказать – прежде всего, самому себе – что он активный зонд, даже если цена за первый пинг будет окончательной.

Он сел на пол. Достал обугленное зерно. Его план был прост: не атаковать, а просканировать. Он должен был «прощупать» узел синхронизации, используя зерно как усилитель. Он рассчитывал на слабый ответный импульс, просто чтобы зафиксировать параметры. Но он недооценил всё: мощь своего дара, усиленного зерном; нестабильность самого узла; и главное – параноидальную чувствительность системы. Как раненый зверь, она восприняла его диагностический запрос как прямую атаку и ответила не слабым эхом, а чудовищным аутоиммунным ударом.

Он зажал зерно в ладони, ощущая его жар, и прижал кулак к шраму на запястье. Сконцентрировался. Он представил себе узел не как механизм, а как живое, больное сердце. И сфокусировал свой дар, направив в его сторону короткий, точечный запрос на предполагаемой резонансной частоте узла, которую он вычислил на основе данных Елены. Он не пытался разрушить. Он пытался «услышать» ответ.

Система ответила. Мгновенно.

По его нервной системе, как по проводам, хлынул разряд чистой, сырой энергии. Мир не взорвался. Он схлопнулся в белую, беззвучную точку в центре его черепа. Позвоночник выгнулся в неестественной дуге, кость скрипела о кость. Лёгкие, парализованные спазмом, забыли, как делать вдох.

Его тело, перегруженное обратной связью, рухнуло на пол, бьющееся в конвульсиях. Из носа и ушей пошла кровь. Последнее, что зафиксировал его угасающий разум, – это вой сирены и тяжёлый топот сапог в коридоре.

Его нашли через несколько минут. Для Крутова и Елены картина была ясна: «объект» нестабилен и опасен. Его дар вышел из-под контроля. Перед следующей попыткой «Омеги» его необходимо было не просто восстановить. Его нужно было сломать окончательно и пересобрать заново.

Глава 28: Цена «Восстановления»

СИСТЕМА ОНЛАЙН. ДРАЙВЕРА БОЛИ ЗАГРУЖЕНЫ.

Очнулся в медицинском боксе. Он выжил. Это не принесло облегчения.

Его «восстановление» началось. В его тело вливали коктейль из препаратов. Нейролептики, чтобы подавить хаос. Ноотропы, чтобы усилить сигнал. Он чувствовал, как его «чинят». Калибруют. Превращают из сломанного инструмента в более послушный.

Но они не знали, что его операционная система треснула, но не стёрлась. Они видели лишь интерфейс – апатичное, сломленное тело. Они не видели, как за этим фасадом его разум, холодный и яростный, анализирует каждый их шаг.

На третий день пришёл Крутов. Безупречный костюм. Фальшивая забота.

– Государство вложило в вас значительные ресурсы, Артём Сергеевич, – его голос был лишён всякой теплоты, превращая слова заботы в финансовый отчёт. – И оно ожидает дивидендов. Не разочаруйте его.

Он «случайно» оставил на тумбочке распечатку сводки о состоянии Максима, где были подчёркнуты самые тревожные показатели. Шантаж, поданный под соусом отеческой заботы.

Артём промолчал. Он принял на себя роль, которую ему навязали, – роль сломленной жертвы.

После его ухода начался новый этап. Его дар вернулся, искажённый, изломанный. Видения «Северного Моста» стали агрессивными. Он видел не просто ледяную конструкцию, а гигантского, кристаллического паразита, впивающегося в тело планеты. Эти видения были пыткой. Но теперь они были и источником данных. Его дар, работающий как сканер уязвимостей, показывал ему не просто ужас, а структурные напряжения, энергетические потоки, потенциальные точки отказа в этой чудовищной машине.

Он понял их план. Его не просто «лечили». Его перепрошивали. Готовили к более глубокой синхронизации с «Северным Мостом». Он слышал обрывки фраз медиков: «резонансная калибровка под частоты Моста». Они пытались превратить его в безвольный ретранслятор.

Но каждый препарат, который они вводили, он анализировал. Каждый тест, который они проводили, он использовал для своих целей. Под видом посттравматического бреда он задавал вопросы, получая обрывки информации. Под видом апатии он наблюдал за протоколами, за системами, за персоналом. Он превратился в шпиона, маскирующегося под собственную сломленность. Его разум, холодный и острый, как скальпель, работал. Однажды, во время планового осмотра с участием Елены, он мастерски симулировал припадок. Он начал с малого – лёгкого тремора в пальцах, который он позволил ей заметить. Затем – учащённое дыхание, которое он откалибровал так, чтобы оно соответствовало показателям стресса, но не паники. Когда медики подбежали, он закатил глаза, направив взгляд точно в ту точку на потолке, где, как он знал, была скрытая камера. Пока медики суетились, он начал бормотать, глядя в пустоту отсутствующим взглядом. «Спираль… резонанс… это не амплитуда… это фазовый сдвиг… асимметричная… обратная связь по резонансу…». Он видел, как на лице Елены промелькнул хищный интерес учёного. Она сделала пометку в своём планшете. Приманка была проглочена. Он только что отправил её на несколько дней по абсолютно ложному, тупиковому следу, выиграв для себя драгоценное время.

Цена «восстановления» была высока. Он чувствовал, как его личность стирается, будто шлифовальной машинкой по кости, вытесняясь чем-то холодным и чужеродным. Но где-то в самой глубине он цеплялся за имена: Лида, Максим, Доржо. Это были не просто воспоминания. Это были его пароли доступа к самому себе.

Однажды ночью, во время экстренной смены персонала из-за мелкого сбоя в другом секторе, он получил своё тактическое окно – две минуты хаоса и ослабленного внимания. Когда действие препаратов ослабло, он совершил свой первый акт диверсии: незаметно изъял с лотка ампулу с экспериментальным ноотропом. Холодное, гладкое стекло обожгло кончики пальцев. Он на мгновение прижал её к телу под униформой, ощущая, как этот крошечный цилиндр хранит в себе потенциал бунта или окончательного сбоя. ОБРАЗЕЦ ПОЛУЧЕН. ЗАДАЧА: АНАЛИЗ, РАЗРАБОТКА КОНТРМЕРЫ. Это был не просто акт неповиновения. Это был сбор образцов вражеского ПО для последующего анализа и разработки контрмеры – личного антивируса для собственного сознания.

Он закрыл глаза. Видение «Северного Моста» снова заполнило его сознание. Но теперь это был не просто кошмар. Это была цель. И его «восстановление» было лишь прелюдией. Прелюдией к его собственной, тайной операции.

Глава 29: Призрачный Сканер

Дни в медицинском блоке были войной. Его тело было полем боя, а разум – последним очагом сопротивления. Его «восстановление» было на самом деле медленной, методичной осадой. Препараты, которые в него вливали, должны были подавить его волю, но Артём научился бороться. Он анализировал их действие, искал «окна ясности», симулировал апатию, когда на самом деле его мозг работал с лихорадочной скоростью.

На прикроватной тумбочке появился планшет – «случайно» оставленный. Примитивная попытка манипуляции. Он содержал отфильтрованную, пропагандистскую информацию о «Северном Мосте». Ложь, от которой его внутренний декодер выдавал системную ошибку. Но даже в этой лжи он искал данные. Карта с примерным расположением. Упоминание о «транспортировке особых материалов категории ‘Гамма-7’». Этого было достаточно. Доказательство было получено.

Крутов и Елена думали, что контролируют его дар через препараты. Они ошибались. Они лишь загнали его глубже. Теперь его видения «Северного Моста» стали его единственным инструментом разведки. Он больше не был их пассивной жертвой. Он научился их вызывать.

Под видом посттравматического припадка, который он мастерски симулировал, он создавал хаос. Пока медперсонал суетился, пытаясь вколоть ему очередную дозу успокоительного, он на несколько драгоценных секунд получал возможность для «сканирования». Он посылал свой дар на север, используя полученные координаты как цель.

Образы, которые он получал, были агрессивными, болезненными. Он видел не просто ледяные конструкции. Он видел гигантского, кристаллического паразита, подключённого к планете. Он видел искажение времени. Он видел тёмную «линзу», нацеленную в пустоту. Это была не электростанция. Это была машина для вскрытия реальности.

Складывая воедино данные с планшета, свои видения, воспоминания о шифрах Черниговского и предупреждение Доржо, он, наконец, увидел всю картину. «Анатолия» – детонатор. «Северный Мост» – боеголовка. «Протокол Омега» – ключ зажигания. А он, Артём, – тот, чью руку положат на этот ключ.

В тот вечер, глядя на своё отражение в тёмном экране, он увидел не сломленного человека. Он увидел диверсанта, запертого в одиночной камере, который только что получил полную схему объекта, который он должен уничтожить.