Мой замечательный грузин

Из школьника-бунтаря он уже превращался в революционера.

Романтический поэт становился убеждённым фанатиком с почти мистической верой, которой он посвятил свою жизнь, в которой никогда не сомневался. Сосо, вчитывающийся в марксистские тексты, в то же время грубил в лицо священникам, но ещё не сделался открытым мятежником, как другие семинаристы до и после него. Пока что он был лишь молодым радикалом, только-только заходившим в воды революции.

К началу 1897 года Джугашвили открыто и даже вызывающе враждует с Чёрным Пятном.

Как-то Абашидзе начал обыскивать их вещевые ящики и даже корзины с грязным бельём. Казалось, что неуёмный Абашидзе – Чёрное Пятно – думал только о том, чтобы изловить Сосо с запрещёнными книгами. Он видел, что юноша весьма одарён и отдаляется от церкви. Это его бесило, и он терял над собой контроль, забывая об элементарных рамках приличия.

– Вы, отец Дмитрий, хотите наше грязное бельё в прачечную отнести, разрешите, я вам помогу, – сказал ему Коба как можно вежливее, при этом смиренно наклонившись.

Это ещё больше взбесило отца Дмитрия.

– Пошёл вон, нечестивая душа! – Он почти кричал, потому что собравшиеся семинаристы начали смеяться над происходящей перебранкой.

– Я-то нечестивая душа? – возмутился Коба. – Разве не вы оскверняете своим безбожным поведением все божественные заповеди? Своими мерзкими поступками, которые противны Богу, вы отвращаете от церкви людей. Калечите им души. Вам должно быть стыдно за то, что в ваших жилах течёт грузинская кровь. Вы её недостойны!

– Недостоен! Недостоен! – поддержали ребята.

Отец Дмитрий, ссутулившись, тенью исчез в глубине коридора.

Как правило, на молитве ученики держали Библию открытой, на столе, а на коленях у них лежали книги Маркса, Плеханова, проповедника русского марксизма. Во дворе стояла большая поленница, она тянулась практически вдоль всего забора, в которой Сосо и его друзья прятали запрещённую литературу. Там же они её и читали. Как-то Абашидзе, который долго не надоедал семинаристам после стычки с Кобой, подкараулил их и выскочил, чтобы поймать, но они успели бросить книги в дрова.

Их тут же заперли в карцер, до позднего вечера без ужина. Но голод не тётка, побудил семинаристов поднять шум, и они начали громко стучать в двери, пока монах не принёс ужин.

На каникулы Сосо отправлялся в деревню погостить у младшего товарища Георгия Елисабедашвили, сына священника. Всё лучше, чем возвращаться к матери, с которой отношения у него испортились вконец. Она намеревалась командовать им, как в детстве. Священник попросил Сосо подготовить Георгия к вступительным экзаменам в семинарию. У Сосо всегда был развит педагогический инстинкт, но ещё больше он хотел обратить подопечного в марксистскую веру. В деревню они приехали на телеге, сидя верхом на стопке нелегальных книг. Они устраивали разные проделки, смеялись над крестьянами, с которыми Сосо прекрасно говорил на крестьянском языке. Когда они зашли в старую церковь, он подбил своего ученика на то, чтобы снять со стены икону, бросить её об пол и помочиться на неё.

– Не боишься Бога? – спросил Сосо.

– Боюсь!

– Тогда не надо!

Ученик Сосо провалил экзамены. Разгневанный отец Елисабедашвили винил в этом репетитора. Но мальчик поступил со второй попытки, а впоследствии стал сталинским большевиком.

По возвращении в семинарию Сосо то и дело нарывался на неприятности. В кондуите записано, что он грубил, не кланялся учителю и был заключён в карцер на пять часов. Сосо отказывался стричься и носил вызывающе длинные волосы. Это была мода революционеров. Другие, кто не из семинарии, носили чёрные рубашки с красными галстуками как вызов властям и тоже не стриглись. Он не расставался с длинными волосами даже по приказу Чёрного Пятна. Он смеялся и разговаривал во время молитвы, рано уходил со всенощной, опаздывал к акафисту Богородицы и убегал с литургии. Похоже, что в карцере он проводил немало времени.

В декабре 1898 года Сосо исполнилось 20 лет, и он всё больше терял интерес к учёбе. К началу 5-го класса он был на 20-м месте из 23 и получал тройки по тем предметам, которые раньше знал на отлично. В письме ректору, архимандриту Серафиму, он объяснял снижение успеваемости болезнью, и ректор ни разу ему не отказал, вид у Сосо действительно был болезненный.

Тем временем Чёрное Пятно следил за ним ещё строже. Ученикам предлагали доносить на бунтовщиков, но Сосо с каждой неделей вёл себя всё более дерзко. Когда он с друзьями начал читать вслух смешные стихи из тетради, шпионы тут же донесли об этом Абашидзе, который подкрался к двери и стал слушать. Он ворвался в комнату и схватил тетрадь. Сосо попытался отнять её. Священник и Сосо подрались, но победа осталась за Чёрным Пятном. Он потащил семинариста в свои комнаты, принёс туда керосин и заставил нечестивца самого сжечь крамольную тетрадь. Но нечестивец категорически отказался. Он забрызгал одежду керосином, взял спички и сказал Абашидзе:

– Я сейчас на ваших глазах подожгу себя. А завтра весь Тифлис будет говорить, что это сделали вы, отец Дмитрий. Немедленно верните мне все мои книги и мою тетрадь.

Книги он вернул, но сдаваться не собирался. Абашидзе ещё больше усилил надзор за Сосо. Как-то в 9 часов вечера в столовой инспектором была усмотрена группа воспитанников, столпившихся вокруг Джугашвили, что-то читавшего им. При его приближении Джугашвили старался скрыть рукопись и только при настойчивом требовании решился обнаружить её. Оказалось, что Джугашвили читал посторонние, не одобренные начальником семинарии книги. И такие эксцессы были постоянно.

До матери Сосо дошли слухи, что её сын стал бунтовщиком. Разумеется, Кеке нарядилась и отправилась в Тифлис, чтобы спасти положение.

Здесь он на неё серьёзно обозлился. А как же. Он теперь взрослый и самостоятельный человек. Зачем она лезет в его жизнь? Он кричал, что это не её дело.

Она сказала ему:

– Сынок, ты мой единственный ребёнок, не убивай меня. Как же ты победишь императора Николая? Оставь это тем, у кого есть братья и сёстры.

Сосо успокоил её и обнял. Сказал, что он не бунтовщик. «Так он впервые солгал мне», – с горечью вспоминала Кеке.

Похоже, что с возрастом Сосо перестал бояться и своего отца Бесо. А марксизм сделал его терпимее к нему. Бесо, который теперь тихо работал в ателье, вдвойне полюбил своего сына, всё время говорил о нём. Сосо часто вместе с друзьями навещал его, он не повышал голоса на Сосо и говорил: «Слыхал я, что ты теперь бунтуешь против Николая II. Как будто тебе под силу его скинуть. Пупок не надорвёшь?».

Война Чёрного Пятна с Сосо разгоралась всё сильнее. Кондуитный журнал сообщал, что Джугашвили провозгласил себя атеистом, ушёл с молитвы, разговаривал в классе, опоздал к чаю, отказался снять шапку перед монахами. Он получил ещё 11 предупреждений. Их конфронтация быстро превращалась в фарс, потому что ученики потеряли всякое уважение к своему инквизитору. Однажды Сосо беседовал с друзьями в Пушкинском сквере у Эриванской площади. К ним подбежал один из учеников и сообщил, что Абашидзе опять проводит обыск у Джугашвили. Они помчались в семинарию. Увидели, что инспектор взломал ящик Сосо и нашёл там нелегальные книги. Он схватил их и гордо понёс свои трофеи по лестнице на второй этаж. Тогда один из участников, Васо Келбакиани, подбежал к Абашидзе и толкнул его. Тот едва удержал книги. Но Чёрное Пятно дал храбрый отпор. Семинаристы набросились на него и вышибли книги у него из рук. Тут подбежал Сосо, подхватил книги и бросился наутёк. За это ему запретили выходить из семинарии, а Келбакиани исключили. Но, как ни странно, успеваемость Сосо улучшилась. По большинству предметов он получил «очень хорошо», четвёрки и пятёрку по логике. Он по-прежнему с удовольствием ходил на уроки истории. Учителем истории был Николай Махатадзе. Из всех семинарских преподавателей Сосо восхищался только им. Он так любил Махатадзе, что впоследствии спас ему жизнь в советские времена во время репрессий и выпустил из тюрьмы.

Тем временем Чёрное Пятно потерял контроль над Джугашвили, но не мог перестать преследовать мятежника. Дело близилось к развязке. Однажды монах подкрался к нему и застал его за чтением очередной запрещённой книги. Он накинулся на Сосо и отнял у него книгу. Но тот попросту вырвал её у него из рук, к немалому удивлению других учеников. После этого он продолжил чтение. Абашидзе был изумлён:

– Как? Ты меня не видишь?! – воскликнул он.

Сосо протёр глаза и ответил:

– Как же, вижу какое-то чёрное пятно.

Но в этот раз он хватил через край. Чёрное Пятно, должно быть, мечтал, чтобы кто-нибудь помог ему отделаться от этого буйного семинариста.

Был почти конец учебного года, Сосо получил последний выговор 7 апреля за то, что не поздоровался с учителем. Через два дня семинарию распустили на каникулы. Сосо в неё больше не вернулся.

В мае 1899 года в журнале появилась лаконичная запись: «Увольняется за неявку на экзамены».

Как всегда, с Сосо всё было не так просто. Возможно, Чёрное Пятно докопался до кое-чего более пикантного, чем грубые выходки в церкви или марксистский кружок в городе.

Ученики, у которых водились карманные деньги, а у Сосо они водились, так как его финансово поддерживал дядя Яша, снимали комнаты на Святой горе для того, чтобы проводить заседание кружка вольнодумного чтения. Но не только это.

Семинаристы – грузинские юноши, для которых любовные похождения были предметом особой гордости. Как без этого? Вполне вероятно, что в этих же комнатах устраивались вечеринки с вином и девушками. Священники, и особенно инспектор Чёрное Пятно, прочёсывали город, чтобы вылавливать своих подопечных в театрах, кабаках и притонах. И это было обычной практикой. Тем более что проверяющие и сами были не прочь заглянуть в злачные заведения.

Наивно полагать, что такой жизнелюб, как Сосо, мог быть в стороне от всего этого.

Позже его мать Кеке скажет: «Я забрала его из семинарии, он не хотел её покидать». Но наверняка она была горько разочарована. И вот что интересно: после исключения он сохранял с семинарией дипломатические отношения. В некоторых биографиях говорится, что он был отчислен за неявку на экзамен. Однако церковь делала всё, чтобы его облагодетельствовать. Она позволила ему не возвращать стипендию за пять лет. Сосо даже предложили пересдать выпускные экзамены и занять место учителя. Другие считают, что правда заключается в том, что отец Абашидзе нашёл удобный способ избавиться от своего мучителя. Мне же кажется, что Кобе, вставшему на путь революционной борьбы, сан священника был совершенно ни к чему. Как сказал один известный герой: «В кругах, где мне часто приходится общаться, это звание не пользуется популярностью!»

А вот его друг Авель Енукидзе, ещё один бывший семинарист, с которым Сталин познакомился в то время, выразился так: «Он вылетел из семинарии, но всё было не так однозначно». Так что сколько людей, столько и мнений. Оставим это на их совести.

Книги, которые Сосо взял в семинарии, остались у него. С него попытались взыскать 18 рублей, а осенью 1900 года ещё 15, но тогда он уже был в подполье, вне досягаемости семинарского начальства. Церковь так и не получила денег, а Чёрное Пятно – своих книг.

Складывается впечатление, что Коба, покинув семинарию, твёрдо знал, чем он будет заниматься. Он ведёт себя словно птица, вырвавшаяся на свободу. Если обратиться к хронологии жизни молодого Сталина тех лет, то не успеваешь проследить за динамикой его деятельности: то он руководит марксистским кружком в железнодорожных мастерских, куда входят Василий Баженов, Алексей Закомолдин, Леонид Золоторёв, Пётр Монтин, Яков Кочетков. То организовывает там же забастовку рабочих. То проводит занятия с рабочими фабрики Адельханова. В другой раз – на заводе Карапетова или на табачной фабрике Бозарджянца.

В ходе политической работы он знакомится и начинает тесно сотрудничать с представителем Петербургского отделения союза борьбы за освобождение рабочего класса Михаилом Калининым.

Вскоре вместе с П. А. Джапаридзе, А. Г. Цулукидзе, С. В. Джибладзе организовывает типографский выпуск листовок от имени Тифлисского крыла Российской социал-демократической партии. Эти листовки всколыхнули весь Тифлис. Забастовки прошли практически на всех заводах и фабриках города. В них приняло участие более 4000 человек.

А уже 22 апреля 1901 года Коба руководит первомайской демонстрацией возле Александровского парка, у Солдатского базара. Практически в самом центре города. Власти были предупреждены провокатором и готовились к этому мероприятию, потому демонстрация и длилась всего 45 минут. Но газета «Искра» дала ей самую высокую оценку, как событию, имеющему непреходящее значение для революционного движения Закавказья.

А уже летом Коба вместе с Ладо Кецховели при финансовой поддержке бакинского купца Петра Исаевича Багирова организовывает открытие типографии «НИНА» и выпуск социал-демократической газеты «Брдзола» (Борьба). Впоследствии Пётр Багиров профинансирует открытие подпольных типографий в Тифлисе, Батуми, Кутаиси и Баку. А сейчас в первом номере газеты Коба напишет обращение: «Мы призываем всех грузинских социал-демократов принять участие в судьбе «Брдзола». Оказать всяческое содействие в её издании и распространении и тем самым превратить первую грузинскую свободную газету «Брдзола» в орудие борьбы».

И вот 11 ноября Коба избирается в состав первого Тифлисского комитета РСДРП. Сбылась его мечта. У Сосо Джугашвили появилась профессия. Он стал профессиональным революционером.

А уже второго декабря комитет РСДРП направляет его в Батуми для организации марксистских кружков и революционного движения.