Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Мистер Робинсон кивнул. Мистер Норрелл желал получить от них точно такое же обещание. Другими словами, если он докажет свои магические способности, то они должны беспрекословно распустить Ученое общество и не претендовать более на звание волшебников. В конце концов, сказал мистер Робинсон, это будет только справедливо, ведь мистер Норрелл докажет свое право именоваться единственным волшебником в Йоркшире.

– Можем ли мы взять с собою третье лицо, некую независимую сторону, которая решит, было ли волшебство? – спросил мистер Торп.

Вопрос, казалось, озадачил мистера Робинсона. Он выразил надежду, что они не сочтут его слова за обиду, но он полагал, что все здесь присутствующие джентльмены – волшебники.

О да, закивали члены Йоркского общества, они все волшебники.

В таком случае, сказал мистер Робинсон, они призна?ют волшебство, когда его увидят? Кто справится с этим лучше их?

Другой джентльмен спросил, какое волшебство Норрелл намеревается показать? Мистер Робинсон рассыпался в учтивых извинениях: на этот вопрос он ответить не может, поскольку сам ничего не знает.

Не стану утомлять читателя перечислением всего, что члены Йоркского общества сказали перед тем, как подписать документ. Многими двигало тщеславие: они публично объявили, что не верят Норреллу, и публично бросили ему вызов; в таких обстоятельствах глупо было бы менять позицию – по крайней мере, так они полагали.

Мистер Хонифут, с другой стороны, подписался именно потому, что искренне верил в Норрелла. Мистер Хонифут надеялся, что мистер Норрелл получит всеобщее признание и употребит свое волшебство на благо страны.

Некоторых джентльменов толкнула на подписание мысль (высказанная Норреллом и подспудно переданная Робинсоном), что в противном случае они не вправе именоваться волшебниками.

Так, один за другим, все волшебники Йорка подписали документ. Остался только мистер Сегундус.

– Я не подпишу, – сказал он. – Ибо магия – моя жизнь, и хотя мистер Норрелл справедливо называет меня невеждой, что я буду делать, если ее лишусь?

Тишина.

– О! – сказал мистер Робинсон. – Хорошо… вы уверены, сэр, что не хотите подписывать документ? Все ваши друзья его подписали. Вы остаетесь в одиночестве.

– Уверен, – ответил мистер Сегундус. – Спасибо.

– О! – вновь промолвил мистер Робинсон. – Должен признать, что не знаю, как поступить. Клиент поручил мне совершить дальнейшие шаги лишь в том случае, если все подпишутся. Я посоветуюсь с клиентом завтра утром.

Доктор Фокскасл довольно громко шепнул мистеру Харту не то Ханту, что снова от новоприбывшего одни неприятности.

Однако через два дня мистер Робинсон явился к доктору Фокскаслу с известием, что мистер Норрелл принимает отказ мистера Сегундуса; он считает, что заключил контракт со всеми членами Йоркского общества, за изъятием мистера Сегундуса.

В ночь перед назначенной встречей пошел снег, к утру городские слякоть и грязь исчезли, сменившись безукоризненной белизной. Люди и лошади ступали почти бесшумно, и даже голоса йоркцев звучали как-то необычно. Мистер Норрелл назначил очень раннее время. В своих домах члены Йоркского общества завтракали поодиночке, молча глядя, как слуга наливает кофе и мажет маслом белую булочку. Жена, сестра, дочь, невестка или племянница, которая обычно брала на себя эти заботы, еще не встала с постели; милая женская болтовня, которую члены Йоркского общества на словах так презирали и которая на самом деле звучала уютным и тихим рефреном к музыке их обыденной жизни, отсутствовала. Да и сами комнаты, в которых эти джентльмены завтракали, переменились. Зимний полумрак уступил место пугающему свету зимнего солнца, многократно отраженного от заснеженной земли. Розочки на дочерином кофейном сервизе как будто приплясывали. Зайчики били от племянницына серебряного кофейника, а невесткины улыбающиеся фарфоровые пасту?шки преобразились в светозарных ангелов. Казалось, стол накрыт волшебным хрусталем и серебром.

Мистер Сегундус, выглянув в окно четвертого этажа на Леди-Пекитс-Ярд, подумал, что, может быть, мистер Норрелл уже начал колдовать и снег – его рук дело. Сверху что-то зловеще зашуршало, и мистер Сегундус поспешно убрал голову, уворачиваясь от сорвавшегося с крыши снега. У мистера Сегундуса не было слуги, как не было жены, сестры, дочери, невестки или племянницы, однако миссис Плезанс, его хозяйка, вставала рано. Много раз за последние две недели она видела, как он вздыхает над книгой, и надеялась подбодрить его завтраком из двух свежезажаренных селедок, чая со свежим молоком и белого хлеба с маслом на белой с синим фарфоровой тарелке. Из тех же благих побуждений она присела поговорить с ним и, видя отчаяние молодого постояльца, воскликнула:

– Как же я ненавижу этого мерзкого старикашку!

Мистер Сегундус не сказал миссис Плезанс, что мистер Норрелл стар, и все же она воображала его стариком. Со слов мистера Сегундуса она заключила, что мистер Норрелл – скряга, который копит волшебство, как другие копят золото; по мере нашей истории читатель будет иметь возможность убедиться в правдивости этого портрета. Подобно миссис Плезанс, я всегда представляю скряг стариками – не знаю почему, ведь молодых скряг ничуть не меньше, чем старых. Что до мистера Норрелла и его истинного возраста, он был из тех, кто уже в семнадцать кажется стариком.

Миссис Плезанс продолжала:

– Когда жив был мистер Плезанс, он уверял, будто никто в Йорке, мужчина или женщина, не печет хлеб вкуснее моего, да и другие люди по доброте душевной говорили, что лучше хлеба в жизни не пробовали. Однако я всегда стараюсь хорошо готовить, потому что ничего не делаю спустя рукава. И если сейчас из этой чашки вылезет аравийский джинн и предложит исполнить три моих желания, я не попрошу, чтобы другие люди разучились печь хлеб; а если их хлеб окажется не хуже моего, я только за них порадуюсь. Вот, сэр, попробуйте кусочек, – сказала она, придвигая жильцу тарелку с прославленным хлебом. – Не нравится мне, что вы совсем с лица спали. Соседи скажут, Хетти Плезанс разучилась вести хозяйство. Не надо так убиваться, сэр. Вы не подписали этот мерзкий договор. Когда другие джентльмены вынуждены будут бросить магию, вы сможете продолжать, и надеюсь, мистер Сегундус, сделаете великие открытия. Тогда, быть может, самонадеянный мистер Норрелл раскается в своей глупой гордости и охотно возьмет вас в партнеры.

Мистер Сегундус улыбнулся и поблагодарил ее.

– Не думаю, что такое случится. Моя главная беда – скудость материалов. Своих у меня мало, а когда общество распустят… ну, не знаю, что будет с книгами, но вряд ли они достанутся мне.

Мистер Сегундус съел хлеб (и впрямь достойный своей репутации) и выпил немного чаю. Вероятно, их целительное воздействие на измученную душу было и впрямь сильнее, нежели он предполагал, во всяком случае, надевая плащ, перчатки и шляпу, мистер Сегундус чувствовал себя много лучше. Он вышел на снежную улицу и направился к месту, где мистер Норрелл обещал сегодня показать чудеса, – к Йоркскому кафедральному собору.

Надеюсь, все читатели хорошо представляют себе старый английский кафедральный город, иначе им не понять, почему мистер Норрелл выбрал именно это место. Следует помнить, что в старом кафедральном городе главная церковь – не просто одно здание из многих; она многократно превосходит их всех масштабами, красотой и величием. Даже в наше время, когда кафедральные города обзавелись множеством гражданских строений для разного рода собраний и ассамблей (а в Йорке их предостаточно), старый собор по-прежнему высится над ними свидетельством набожности наших предков, как если бы город заключал в себе нечто большее, чем он сам. Спеша по узкой улочке, его легко потерять из виду, но внезапно дома расступаются, глазам вновь предстает собор, выше и больше всех остальных построек; тут-то и понимаешь, что попал в сердце города, что все улицы сходятся сюда, к вместилищу тайн более глубоких, нежели все, что ведомо мистеру Норреллу. Так думал мистер Сегундус, входя в церковную ограду и останавливаясь в густой синей тени западного фасада. Из-за угла, словно толстый черный корабль, величаво выплыл доктор Фокскасл. Заметив мистера Сегундуса, он взял курс на указанного джентльмена и пожелал ему доброго утра.

– Не соблаговолите ли представить меня мистеру Норреллу, сэр? – сказал доктор Фокскасл. – Мне бы очень хотелось свести с ним знакомство.

– Охотно, сэр, – отвечал мистер Сегундус, озираясь.

Из-за погоды большинство жителей сидели по домам, и лишь несколько черных фигурок пробирались через заснеженное поле к собору. При ближайшем рассмотрении это оказывались члены Йоркского общества либо священники, причетники, регенты, пономари, сторожа и метельщики, отправленные начальством по церковным делам, несмотря на холод и ранний час.

– Я не хотел бы разочаровывать вас, сэр, – сказал мистер Сегундус, – но я не вижу мистера Норрелла.

Впрочем, кто-то тут был.

Кто-то стоял на снегу прямо перед собором. Кто-то темный, сомнительного вида, с интересом глядящий на мистера Сегундуса и доктора Фокскасла. Черные спутанные волосы ниспадали на плечи, волевое лицо с длинным и узким носом казалось узловатым, словно древесный корень, и хотя кожа была очень бледной, лицо выглядело темным то ли из-за черных глаз, то ли из-за длинных сальных волос. Через мгновение этот человек приблизился к двум волшебникам, отвесил небрежный поклон и, коротко извинившись, предположил, что они здесь по одному делу. Он представился Джоном Чилдермассом, доверенным лицом мистера Норрелла в некоторых вопросах (хоть и не уточнил в каких).

– Кажется, – задумчиво произнес мистер Сегундус, – мне знакомы ваши черты. Полагаю, мы где-то виделись?

Что-то промелькнуло на темном лице Чилдермасса, но тут же исчезло – усмехнулся он или нахмурился, мистер Сегундус не разобрал.

– Я бываю в Йорке по делам мистера Норрелла, сэр. Возможно, вы видели меня в книжной лавке?

– Нет, – отвечал мистер Сегундус. – Я видел вас… я могу вас представить… где? Ой! Сейчас вспомню!

Чилдермасс поднял бровь, как будто хотел сказать, что сильно в этом сомневается.

– Но, разумеется, мистер Норрелл и сам приедет? – спросил доктор Фокскасл.

Чилдермасс отвечал, что мистер Норрелл не приедет, ибо не видит в этом никакой надобности.

– А! – вскричал доктор Фокскасл. – Так он признал свое поражение? Ну, ну, ну. Бедный джентльмен. Полагаю, он чувствует себя очень глупо. Ну что ж. Сама попытка достойна всяческой хвалы. Мы решительно не в претензии.

От радости, что волшебства не будет, доктор Фокскасл преисполнился несвойственным ему великодушием.

Чилдермасс все так же вежливо отвечал, что доктор Фокскасл, вероятно, неверно понял его слова. Мистер Норрелл непременно будет колдовать; он будет колдовать в аббатстве, а результаты будут видны в Йорке.

– Джентльмены, – сказал Чилдермасс доктору Фокскаслу, – не любят без надобности покидать уютную гостиную. Полагаю, сэр, если бы вы могли увидеть все из своего уютного кресла, то не стояли бы здесь в холоде и сырости.

Доктор Фокскасл сердито втянул воздух и бросил на Джона Чилдермасса взгляд, означавший, что тот ведет себя очень дерзко.

Чилдермасс ничуть не смутился; скорее уж возмущение доктора Фокскасла его позабавило. Он сказал:

– Пора, господа. Прошу войти в церковь. Полагаю, вы бы не хотели пропустить самое интересное.

С назначенного часа прошло двадцать минут, и джентльмены из Йоркского общества уже входили в собор через дверь южного трансепта. Некоторые оглядывались, перед тем как шагнуть внутрь, словно прощались с миром на случай, если не смогут снова его увидеть.

3. Йоркские камни

Февраль 1807 года