Литейный мост

– Эти идеи только мои, если ты, конечно, понимаешь, что говоришь, – сквозь зубы процедила Федя. – Но, может, объяснишь, что ты имеешь в виду, намекая на мою бабушку?

– Легко! – голосом придорожной галки крикнула Катя. – Только без обид. Ты по возрасту могла и не понять, что делаешь…

Катя выдержала убийственную паузу, рассчитывая на Федин темперамент, но смутилась, наткнувшись на почти равнодушный взгляд соперницы. Знала бы она, чего Феде это стоило, у нее было бы больше повода задуматься о своих дальнейших словах. Она продолжила ледяным тоном:

– Но твоей бабушке могли не понравиться идеи, отличные от… – Она ухмыльнулась и закатила глаза, словно подбирала слова поточнее. – Словом, совсем непатриотичные идеи. Ей могло не понравиться, что учитель честно говорит ученикам то, что думает, а не лицемерит, как все, в воспитательных целях. И она просто пришла поговорить об этом с администрацией, а администрации не нужны конфликты с родителями, да еще и на такой скользкой почве. Ведь это противоречит нынешней политике государства относительно талантливой молодежи. Я понятно теперь все объяснила?

– Понятней некуда, – все так же спокойно и холодно проговорила Федя.

– Так ты говорила бабушке или нет? – не выдержал Игорь.

– Нет, – обыденно сказала Федя и повернулась, чтобы уйти.

Но ребята не пустили ее.

– Скажи честно! – настаивал Игорь.

Эти слова оказались последней каплей. Федя с силой оттолкнула Игоря, стоявшего на ее пути:

– Пошел вон!

Игорь потерял равновесие и, дернув Федю за руку, рванул ее на себя.

– Пусти ее! – крикнул Кирилл, хватая Федю за другую руку, и они все трое повалились на пол.

Почувствовав, что хватка мальчишек ослабла во время падения, Федя вырвалась, вскочила на ноги и, боясь назревающей драки, заорала:

– Прекратите вы все!.. – Тут она выкрикнула такие слова, которых от нее никто не ждал и которые были под запретом на территории гимназии. Воспользовавшись мгновенным эффектом, она продолжила: – Вы все то, что я сейчас сказала! Все! Да! Я действительно поверила, что мы индиго! Кто не знает, что это, посмотрите в «Википедии», а вы… – Она снова повторила ругательства.

– Федя, ты чего? – Кирилл уже встал и пытался подойти к подруге.

Но она отпрыгнула, как кошка, и зашипела:

– Пошел вон!

Потом снова обернулась к одноклассникам, смотрящим на нее, как на чертика, неожиданно выпрыгнувшего из подарочной коробки. Ее колотила дрожь, и она снова стала кричать:

– Знаете, что я сейчас думаю о вас?.. Вы только делаете вид, что вы особенные, что вы не такие, как презираемые вами взрослые, лишенные фантазий и чистого восприятия мира. А вас заботит то же, что и их. Ба?бки, чтобы жрать! Бабки, чтобы совокупляться! Бабки, чтобы другие завидовали! Бабки, чтобы выращивать свое никчемное потомство! Вы такие же! И ваш потолок – ваши родители, которых вы считаете отсталыми, вчерашним днем, предками с лиан! Выше вам не подняться, да вы и не будете. Там, выше, возможно, уже нет бабок! А еще вы думаете, что вы – элита, потому, что учитесь в офигенно престижной гимназии, что вы крутые потому, что ваш словарный запас и ваше IQ выше, чем у других подростков. Да вам просто повезло! С вами возились те самые взрослые, которых вы теперь презираете. В чем ваша заслуга? В чем? Вы же пустые внутри, как зомби, а Питер для вас – всего лишь архитектурное сооружение, которое должно быть удобным для добычи бабок. А он, возможно, против такого отношения. А ему нужны ваши души, ваша любовь и зрение не в физиологическом смысле! Но вы ничего не чувствуете: ни его дыхания, ни его голоса. Обыватели, временные обитатели постоялого двора, которые чуть что – съедут и забудут. Вы только говорите о любви к городу. Это для вас лишь метафора. Разве не так?

Они молчали. И она повернулась, чтобы уйти.

– Не многовато берешь на себя, детка? – Голос Кати прозвучал в спину автоматной очередью.

Федя вздрогнула, словно пули настигли ее. Она медленно обернулась.

– Я думала: возродить Город – это для всех. Но раз вы – другие, то есть только я – другая, я могу и сама. Найдутся единомышленники и без вас! И еще. Моя бабушка никогда бы не пришла в школу жаловаться на Валерию Ивановну: она позволяет людям думать и говорить, как им хочется, а меня считает достаточно взрослой, чтобы делать собственные выводы. И если бы я захотела уехать из Питера, она бы очень-очень расстроилась, но приняла бы мое решение. А я никому ничего не говорила. Знаете, почему? Мне было бы стыдно признаться, что я тогда промолчала, когда мы все предавали город!

На этот раз Федю никто не останавливал, и она вышла из класса, хлопнув дверью.

– Что это еще за «индиго»? – нарушил тишину Игорь.

– Люди такие… – со вздохом ответил Кирилл. – У них аура ярко-синяя и сверхспособности. Таких много родилось в тот год… ну, в наш год рождения.

– А-а!.. – усмехнулся Игорь. – Опять непознанное и невероятное. И что? Мы все синенькие, как Аватар?

– Не все. И не как Аватар. А Федя – точно.

– Неужели? – мурлыкнула Катя. – Ты можешь привести доказательства?

– Доказательств нет, – спокойно проговорил Кирилл, – но есть наблюдения. Она действительно чувствует как-то по-другому. Когда мы с ней идем, например, по Невскому, я тоже ощущаю это. Что город – организм. И организм разумный, то есть имеет самосознание, понимаете?

Ребята закивали, и, хотя некоторые смотрели на него весьма насмешливо, он продолжил:

– Но при этом… Вот мы не можем обратиться к нашим клеткам или органам и сказать им: не боли, будь сильным, ты расти, а ты не расти. Они не услышат, или мы не знаем, как с ними нужно говорить. А Федя слышит голос города. Как его разумная клеточка, что ли. Помните, все восхищались ее олимпиадным сочинением про Питер – «Диалоги». Так эти разговоры она не совсем придумала. Она их записала после прогулок по Невскому – там он говорит с ней.

– Ты хоть понимаешь, что за бред несешь?! – смеясь, воскликнул Игорь.

– Это не бред. – Голос Кати был хриплым. – Мне тоже иногда кажется, что до меня пытаются достучаться, и я подозревала, что это какая-то сущность, что-то вроде души города. Но я думала – это последствия родовой травмы. Что я не в себе. Сама себе не верила.

– Можешь и сейчас так думать, – продолжал смеяться Игорь.

– Да заткнись ты! – отмахнулась от него Катя. – Меня мамаша даже к своему психотерапевту таскала, когда я, дурочка, разоткровенничалась с ней. Кирилл, а ты сам ощущал что-то подобное? Только честно!

– Раньше, когда маленький был. Вообще-то я думал, что так и должно быть. Я даже в первом классе, когда проходили одушевленные и неодушевленные, город всегда называл одушевленным, пока не смирился с правилами грамматики. А потом у меня беда одна случилась, не спрашивайте какая, потерял я все эти чувства странные. Но с Федей рядом как будто снова это возвращается. Она очень сильная. Сама не понимает какая.

– Нет, братцы-сестрицы, – не унимался Игорь, – вы про что говорите-то? Я понимаю сверхспособности – это телепатия, телекинез, бесконтактный бой, что там еще? Левитация? А это просто хрень какая-то! Фантазия! Вы и правда все жертвы внутриутробной асфиксии. Кажется, это так называется.

– Возможно, – ответил Кирилл, – но, знаете, я пойду и поищу Федю. Мне не нравится, как она ушла.

– Мы с тобой, – вдруг сказала Катя, не сомневаясь, что почти весь класс поддержит ее.

– Не стоит, – остановил ребят Кирилл, – я лучше один. Вы будьте на связи, если что. И недалеко от Невского.

– Ну сказал! – рявкнул Игорь. – Недалеко от чего: от Дворцовой или от лавры?

– От Литейного, – ответил Кирилл и вышел из класса.

В вестибюле он встретил Валерию Ивановну. Она беседовала с завучем и улыбалась как ни в чем не бывало. Кириллу почему-то стало неприятно, но любопытство пересилило, и он подошел к учителям.

– Здравствуй, Кирилл, – улыбнулась ему Mme Valeria. – Как вы без меня?

– Все нормально, скучали. А вы как без нас?

Учительница засмеялась:

– Немного нездоровилось. Но после каникул мы продолжим учить французский. А на Рождество обязательно поедем в Париж. Я уверена, мы выиграем конкурс. Этот год я с вами точно.

– Отлично, – согласился Кирилл и оставил учителей продолжать беседу.