С высоты птичьего полета

Она хихикнула над его шуткой, убирая выбившуюся прядь волос со лба и придвинулась ближе к своей миске. Внезапно она что-то вспомнила.

– Я забыла, у нас же есть хлеб! – воодушевленно проговорила она.

Вскочив, она подошла к маленькому красному шкафчику с синими ручками, открыла его и вытащила черствую на вид буханку хлеба. Она положила его на доску для хлеба вместе с явно тупым ножом.

– Он немного твердый, трехдневной давности, и у нас нет масла… Но зато он достался нам бесплатно.

Майкл несколько раз пытался отрезать кусок, но безуспешно: тупой нож просто скользнул по жесткой корке, даже не царапнув ее. Отказавшись от ножа, Майкл отломал неаккуратный ломоть и протянул его Эльке.

– Для вас, миледи!

Эльке кивнула:

– Ах, спасибо, великодушный сэр, – пошутила она, и взяв ломоть хлеба, макнула его в суп, чтобы тот размок.

– Как там сегодня обстоят дела? – спросил он, наблюдая, как она запускает ложку в размягченный кусок, а затем ловит пальцами капли густого супа, стекающие по подбородку.

– Сойдет, – сказала она и опустила глаза.

Он долго смотрел на нее.

Она вздохнула. Майкл всегда умел читать ее мысли; она пыталась выбросить это из головы.

– Мистер Меир, мастер по ремонту обуви, сегодня снова разбил окна голландцам, которые поддерживают Гитлера, и никто ничего не предпринял. Мне кажется, что даже полиция сейчас боится противостоять несправедливости. И все потому что появились слухи о том, что, возможно, его отец был наполовину евреем.

Бросив еще один кусок твердой корочки в миску, она взяла ложку и попыталась утопить его, зачерпнув суп с краев. Когда она потянулась за бокалом вина, ее глаза застилали слезы.

Майкл наклонился и накрыл ее руку своей:

– Все со мной будет хорошо. Перестань беспокоиться.

Когда она протянула к нему руку, он нежно сжал ее, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ее ладони.

Эльке подождала и успокоилась прежде, чем заговорить снова.

– Откуда ты знаешь? С каждым днем они находят все больше и больше евреев. Я не могу поверить, что наши друзья, семьи, которые мы знали всю жизнь и которым доверяли, доносят немцам, где их найти. А потом, когда их арестуют… Я понятия не имею, куда они их везут, но слухи ходят ужасные. Я не сплю из-за кошмаров… – ее голос дрогнул, когда она закончила говорить.

Майкл подошел к ней и присел рядом на корточки.

– Люди напуганы. Они надеются, что если дадут немцам, что хотят, им будет легче жить. Ты должна перестать тревожиться. Это уничтожит тебя. Тебе нужно быть жизнерадостной и сильной. Иначе сойдешь с ума. Со мной все будет в порядке, я тебе обещаю. Ты должна мне поверить. Я не знаю, откуда я это знаю, просто знаю и все.

Он протянул ей руку, нежно обнял ее и высвободил волосы из небрежного пучка, чтобы погладить их. Майкл успокаивал ее, пока она тихо позволяла переживаниям выходить изнутри. Он притянул ее ближе и ласково покачивал, пока не стихли ее рыдания.

Он заговорил снова с вызывающей решимостью в голосе:

– Я не боюсь. Я найду способ бороться с этим. Не знаю, как, но я найду. Чтобы я смог снова сделать твою жизнь безопасной, – он нежно притянул ее к себе, чтобы заглянуть в глаза и вытереть большим пальцем остатки слез с ее щек. – Тогда, в один прекрасный день я женюсь на тебе и подарю двух пухленьких еврейских малышей. Хотя, полагаю, наверное, тебе нужно будет перейти в иудаизм, если ты хочешь, чтобы они были евреями. Но в любом случае, мы назовем их Гензель и Гретель!

Эльке поглубже зарылась головой в его плечо, сдерживая смех перед тем, как буркнуть:

– Но мы же голландцы. А это немецкие имена.

– А, точно подмечено, – ответил Майкл, отстраняясь от нее, чтобы достать из кармана носовой платок. – Нам нужны красивые голландские имена. Что насчет Ота и Сиен? – он вспомнил ее любимую голландскую детскую сказку.

Эльке продолжала хихикать, сморкаясь в протянутый носовой платок.

– Звучит здорово, – с сарказмом произнесла она, немного успокоившись. – Идеальные имена для близнецов.

Они вернулись к ужину, смакуя каждую ложку теплого супа, и продолжили говорить о других вещах: о песне, над которой он работал и вспышке сильного гриппа.

Как только они убрали со стола, Майкл объявил, что в ее честь в спальне состоится особенный концерт.

Сложив грязную посуду в раковину как попало, он взял ее за руку и повел в спальню, пока он настраивал гитару, она устроилась в изголовье кровати. Эльке взяла две подушки, чтобы лечь поперек, пока он мягко бренчал по струнам и читал вслух одно из своих стихотворений, положенного на музыку. Она зачарованно слушала, его темные глаза блестели в мерцающем свете свечей.

Когда он закончил петь, она восторженно захлопала в ладоши:

– Это было прекрасно, но, к сожалению, мне нечем вам заплатить.

Отложив гитару, он, по-кошачьи подкрался к кровати, а затем одним быстрым движением обхватил ее за талию. Она потеряла равновесие, и со смехом упала на спину.

Его глаза засияли, когда он откинул с ее лба пряди волос и прошептал:

– Я подумаю, что можно сделать, – он остановился и внимательно посмотрел на нее, без обычного озорного блеска в глазах. – Ты такая красивая.

Она отмахнулась от него рукой:

– Ну тебя, Майкл!

– Нет, я серьезно. Ты невероятно красива, как богиня. Даже не знаю, почему мне так повезло.

Ее сердце растаяло.

– Жаль, что мы не встретились в более спокойное время, – прошептала она в ответ. – Я чувствую, будто многое в нашей любви отравлено и испорчено этой проклятой войной. Каждый раз, когда я вижу или слышу что-нибудь о евреях, у меня сводит живот. Я не могу представить, что бы я сделала, если бы у меня отняли тебя.

– Ш-ш-ш, – сказал он, снова успокаивая ее страхи. – Не беспокойся, моя милая Эльке. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Слушай меня. Если по какой-то причине мне придется уйти, тогда ты должна будешь найти свой собственный путь к миру и счастью. Ты не можешь жить в страхе. Это разрушит изнутри твою красоту. А затем добавил с озорной ухмылкой:

– И тогда к кому я вернусь? К сумасшедшей старухе с растрепанными волосами, живущей в доме-лодке и разговаривающей с самой собой?

Она игриво ударила его по руке:

– Не смей шутить со мной о таких вещах, ты никуда не пойдешь! Ты останешься здесь со мной навсегда. Он снова притянул ее к себе, касаясь теплыми губами ее щеки, чистый запах его мыла задержался на ее коже:

– Конечно, нет. Просто пообещай мне, Эльке, что ты не будешь оглядываться назад, если мы вдруг расстанемся? Что ты найдешь способ быть счастливой. Обещай мне.

Она медленно кивнула.

Он еще больше напрягся:

– Нет, произнеси это. Только так я смогу вынести разлуку с тобой хотя бы на один день. Я должен знать.