Синдром Анны Карениной, или повесть о Слишком с Излишком

Обиженный голос мамы пронзил поток мыслей.

– Вот блин! Вообще ее прослушала! – Подумала я, переключаясь вновь на беседу с матерью.

– Мамульчик, за рулем, поэтому отвлекаюсь. Прости, слегка прослушала. Это все глупости, не обращай внимания, ты же знаешь, что наш папик тебя очень любит. Да он всегда был таким придирчивым, ну не первый раз же?! Что поделать, любит наш Димочка делать замечания? Это у него в крови! Да, блин, мне он тоже постоянно заявляет, что я растрепанная и несобранная или, еще хуже, может ляпнуть, типо у меня мешки под глазами, а цвет помады старит. Ты что, не знаешь нашего эстетичного папика?!

Я сделала паузу в ожидании ответной реплики со стороны матери. Мне было слышно, как она тяжело дышит в каких-то раздумьях, но почему- то она продолжала молчать.

– Мамуль! – Игривым голосом позвала ее.

– Ты со мной?

Тишина. После недолгой паузы она вновь заговорила.

– Дело не в волосах, доченька, а в том, что он постоянно недоволен мной. Чувствую себя старым псом из мультика, который отслужил уже свой век и его держат из жалости, вот и все! Ладно, доченька, не буду тебя отвлекать своим старческим маразмом. Езжай аккуратно, хорошо?! Завтра ты же к нам заедешь? – Спросила мама, резко поменяв тему разговора.

Судя по концовке беседы, она не хотела продолжать эту тему, что соответственно мною было принято с облегчением.

– Мамочка, конечно, приеду! – Нарочито бодрым и веселым голосом произнесла я, для создания видимости того, что все сказанное – глупости и причины для переживаний нет. Обычная игра слов для сохранения поверхностной незыблемости благополучия нашей семьи.

– Хорошо, буду ждать. – Тихо ответила моя мама и так быстро положила трубку, что я не успела выпалить стандартную концовку про свою любовь к ней, что тоже являлось неизменным словесным атрибутом нашего общения, дабы избежать ненужных обид. Услышав гудки, я еще несколько минут заторможено следила за дорогой, переваривая наш разговор с матерью.

Чему тут удивляться? Ситуационный драматизм всегда был присущ ей, особенно в отношении мужа. Хотя уже поздно обвинять и искать виноватых! Мама сама остановила свой выбор на такой жизни, решив из отличницы и популярной передовой красавицы университета стать заурядным учителем, женой и просто матерью. Да, в отличие от нее, мой отец удачно выбрал, на момент своей молодости, самое модное направление пластической хирургии, где и смог добиться неплохих результатов.

– Но кто в этом виноват? – Раздраженно подумала я.

Она сама положила на алтарь семьи все свои амбиции, отдав предпочтение тылу отца, а не передовую своего тщеславия. Пока он достигал профессиональных подвигов, мама обеспечивала его тем уютом и комфортом, который угоден был ему, в первую очередь.

– Ну, разве это не стандартный выбор всех советских женщин, их так воспитывали, им вдалбывали этот строгий мещанский домострой, а от того и трудно, наверное, им понять, что в наше время умение гладить, готовить вкусные пироги, – достаточно малый арсенал для удержания мужчины возле себя? У любого человека есть выбор траектории своей жизни, и моя мать его сделала, решив жить ради моего отца.

– Даже не ради своей единственной дочери! Да, она много занималась моим воспитанием и почти все свое детство, в большей степени, я провела именно с матерью, но, когда дело касалось отца, мы обе всегда предпочитали его, чем друг друга. Для нее любовь к дочери в большей степени была продиктована материнским инстинктом, а не чистым чувством, рожденным не из занавеса долга. В те времена, когда разрозненность семьи еще не сильно чувствовалась, я часто ловила себя на мысли, что мы с матерью моментами становимся соперницами за любовь отца и мне, как дочери, не обремененной самым сильным разрушителем семейного счастья, в виде чувства ревности, эту войну было проще выиграть. В результате, мной был заполучен главный ключ к сердцу моего отца, которым, как мне казалось, я буду владеть вечно. Этот ключ мне достался благодаря товариществу, возникшему между нами. Мы, порой, с отцом объединялись для того, чтобы подтрунивать над матерью, которая не дружила с юмором и постоянно обижалась на наши шуточки. Возникшее доверие отца ко мне стало на тот момент моим главным приобретением. Тайны, в которые он посвящал меня, были соразмерны моему умственному развитию и восприятию подростка, а потом уже взрослой женщины. К 30-ти годам я знала все о жизни отца вне зоны доступа моей матери и очень гордилась своим положением в иерархии его привязанностей, чувствуя себя в безопасности, благодаря своему родственному определению единственной дочери. Это глубокое чувство привязанности смогло образоваться, даже, несмотря на то, что видела своего второго родителя в детстве я очень редко. Он все время мотался по командировкам и курсам обучениям, но каждое его возвращение становилось для меня долгожданным праздником, так как домой отец заявлялся по-купечески с дарами, которые соответствовали детской моде и самым потаенным желанием ребенка того времени. Дорогие, популярные игрушки, наряды и всякая, близкая сердцу девчонки, чепуха влюбляла меня в отца, который становился для ребенка долгожданным вечным Дедом Морозом. Смесь доброй безалаберности, халатности в вопросах воспитания, на фоне постоянной уступчивости и поощрения моих капризом делала его в моих глазах любимым родителем в противовес моей маме с ее постоянными нравоучениями, воспитанием моего духовного и нравственного баланса души. Она с фанатичной настойчивостью и упорством взращивала во мне воспитанную, мещанскую леди и интеллектуалку по своему подобию и образу. Естественно, это сопровождалось принужденным чтением книг, занятиями музыкой и другой скучной воспитательной деятельностью, которой ребенок не хочет заниматься в юном возрасте. Это рождало во мне детское раздражение против нее, в отличие от моего отношения к отцу, с которым любое времяпрепровождения становилось праздником баловства и вседозволенности. Вместо книг – мультфильмы и игровые приставки, вместо музыки и этикета – поедание руками запрещенной еды, вместо каруселей и мороженного – прогулки с моим отцом по разным мужским компаниям, где его друзья воспринимали меня красивым зверьком, которого баловали и во всем потакали. За хохот и умиление, вызванные моими детскими шалостями, на этих мужских посиделках меня всегда щедро награждали чаевыми, на которые я забивала свои карманы жвачкой, конфетами, чипсами и другой вкусной фигней, обожаемой любым ребенком. Наевшись до отвала всей этой вредной едой, счастливая девочка слонялась между ног отца, играющего в карты или выпивающего чего-нибудь горячительного, который частенько забыв, что я рядом увлеченно вел беседы со своим друзьями, при этом куря и матерясь в полный голос. Может, именно в этой халатности и заключалось его притягательное обаяние? В моей памяти отчетливо отложилось ощущение радости, испытываемое мной, когда отец ерошил по утрам мои идеальные прически, которые моя мама заплетала, мучаясь с непослушными волосами. В эти моменты она частенько закатывала истерики, а мне же почему-то эти отцовские шалости доставляли неописуемое удовольствие.

Постоянное сопротивление матери сказалось и на моей дальнейшей жизни, даже в выборе профессии, в противовес ее желаниям видеть меня ведущей новостей в строгом костюме мной был сделан выбор в пользу медицины. В университете я никогда не была передовым студентом с замашками «ботаника», отличаясь от своих сверстников бунтарством высказываний и пофигизмом к учебному процессу. После окончания учебы я пошла на работу к отцу, где моя практика со временем переросла в постоянное рабочее место. Клиника «Андромеда», где он работал, принадлежала его давнему другу, естественно, благодаря таким хорошим связям, здесь быстро нашлась для меня легкая, и не требующая глубоких знаний и умений, работа, которую я исправно исполняла с легким налетом безразличия и постоянным «забиванием» на нее. Естественно, моя халатность постоянно прощалась мне из-за статуса дочери лучшего пластического хирурга. Привилегии моего положения кружили мне голову, рождая во мне спесивое отношение к другим сотрудникам, которые за это меня недолюбливали, но реагировать на все эти нюансы я не считала нужным, мне достаточно было того, что в это время наша духовная связь с отцом из-за совместной работы стала сильней и необходимей ему и ни что не предвещало, как мне казалось, моего падения с этого олимпа. Мои панибратские, и немного вульгарные отношения с отцом, стали настолько откровенными, что мы могли, как два старых друга, обсудить с ним его пассий, с которыми он спал или хотел бы этого, в ответ я так же рассказывала ему о своей личной жизни во всех деталях. За всей этой нарочитой близостью мной не было замечено, как же умело была скопирована и переложена его модель поведения с противоположным полом на мою собственную жизнь, которая во многом сыграла со мной злую шутку. Я настолько в этот период была уверенна в себе и халатна ко всем этим тревожным нюансам, что не заметила, какую опасность несли измены моего отца и не только, как тогда казалось, к чувствам моей матери, но и лично ко мне. Но кто же знал, что, именно тот день, когда я почувствовала вкус предательства со стороны отца, стал отправной точкой, запустившей внутри меня эмоциональный сбой, который и дал ход всему механизму последующих событий.

Незаметно для себя же самой моя машина была уже возле клиники. Кто-то сзади из сотрудников начал мне настойчиво сигналить, ожидая, когда я припаркуюсь и дам ему дальше проехать к его месту на парковке. Сквозь стекло проезжающей машины мной отчетливо по губам был прочитан раздраженный мат, направленный против меня.

– Да пошел ты сам туда! – Произнесла я вслух, всем видом показывая пренебрежение в адрес возмущенного коллеги.

– Так, все, хватит думки гонять, Аллегра! Пора думать о работе, а не о всякой ерунде! Что за день раздумий сегодня у тебя? Как же холодно на улице! Вот уж мерзопакостная погода! – Пробежали мысли в голове, от которых я еще более торопливым шагом устремилась в холл клиники.

На ресепшене с дежурной улыбкой, как обычно, сидела Лиза – наш белокурый, сладкоголосый администратор. Меня всегда забавлял ее самоуверенный вид королевы, сидящей на троне с собственническим взглядом. Она смотрела на все и на всех словно на свои личные владения. Это хозяйское восприятие подпитывалось тем фактом, что Лиза была официальной любовницей хозяина клиники Карена Вазгеновича. Во всем ее поведении чувствовалось, что положение, занимаемое ею, вызывает чувство гордости, а не моральной ущербности. Особенно это отчетливо просматривалось в ее наигранной манере отрицать этот факт, когда кто-то пытался намекать о ее статусе любовницы. В эти моменты, словно маленькая девочка, она начинала краснеть и хихикать, а затем, лениво-певучим голосом, начинала опровергать домыслы, называя их сплетнями, тем самым еще больше подстегивая подозрения о своем «интересном положении». Студентка педфака в свои молодые года оказалась, на удивление всем, умной, цепкой и гибкой женщиной, которая сумела безупречно организовать свою работу администратора так, чтобы ни у кого не было возможности ее обвинить в непрофессионализме. Многих это в начале раздражало, но, в конце концов, ее оставили в покое, перестав судачить по коридорам. Как правило, голый факт промискуитета, лишенный возможности порицательного эффекта, быстро теряет свои краски и обществом он начинает восприниматься как что-то средне моральное. Что могло связать симпатичную 22-летнюю студентку с 45-летним Кареном? Для всех это было загадкой. Я была уверенна, что с ее талантами и внешностью она могла бы найти партию лучше. Может, дело в том, что Лиза была выходцем из глухой, бедной деревни? Наверное, неожиданная фортуна вскружила ей голову после того, как она смогла на свой крючок подсадить богатого Карена, а цепкая, крестьянская боязнь потерять свалившуюся удачу, крепко связала ее с ним в долгосрочные партнерские отношения, в которых Лизе приходилось расплачиваться своей молодостью и красотой в обмен на шаткое положение любовницы, предложенное им взамен. Однако, рабочая философия Карена в отношении всех своих сотрудников была простой и одинаковой: все его вложения должны приносить прибыль и пользу. Поэтому он с легкостью выжимал из Лизы все ее умственные и моральные качества на благо клиники. А вот если бы бедную девочку угораздило сделать хоть один маленький неправильный шаг, то ее любовник, спокойно, несмотря на сексуальную подоплеку между ними, уволил бы свою пассию по прихоти своего характера, заменив на другую, более подходящую на эту роль, симпатичную крестьянку, которая, больше, чем нынешняя фаворитка, страшилась потерять свое положение, и, соответственно, больше выкладывалась, чтоб сохранить свое место под солнцем. Моральная сторона своего положения Лизу не сильно волновала. Помниться, что даже тот факт, что она почти ровесница дочери Карена ее вообще не смутил, обдав всех невозмутимой улыбкой хладнокровного хищника.

– Лизок, привет! – Вальяжно подходя к ней, поздоровалась я.

– Как у нас сегодня дела?

Что-то не вижу очереди за сиськами и губками! Ты что, всех разогнала или просто так плохо нас рекламируешь, что все мотанули к нашим конкурентам? Ох, накажет строгий дядя Карен ремнем, если стойка и дальше будет пустовать!

Лиза с невозмутимым взглядом встретила мой подкол. Пробежав глазами по внешнему виду, нельзя было не заметить, что он, как обычно, был вычурно дорогим. Молодая стройная девушка идеально была уложена в красивое обтягивающее платье, которое демонстрировало все прелести ее фигуры.

– Что не говори, а Карен молодец, вкладывает деньжата в лицо клиники! – Подумала я, рассматривая ее дорогие шмотки.

– Доброе утро, Аллегра! – Заговорила Лиза голосом из коллцентра.

– Нет, сегодня обычная загруженность, даже тебе придется немного поработать! – С легким ироничным подтекстом ответила она, растягивая свои ярко накрашенные губы в улыбку.

– Ты, кстати, что-то сегодня рано? Разве пятница у тебя начинается не со среды!?

Лиза с любопытством посмотрела на меня, пытаясь увидеть мою реакцию на ее язвительный выпад.

– Ну, ладно, подколола меня! С утра, что ли, заучивала шуточку? – Ответила я ей, также иронично улыбаясь.

– Лизок, ты же понимаешь, что мне идеальным поведением надо угождать папе, а не «папику»? Поэтому мне можно сачковать, а вот с «папиками» другого сорта такое не прокатит!

Лиза на пару секунд замешкалась, а затем вновь административная улыбка растянулась на ее лице.

– Согласна, «папики» бывают разные, но однажды любой папа может стать «папиком» иного сорта для другой девочки. За ними тоже нужно приглядывать!

– Намекает на моего родственничка! – Подумала я, продолжая иронично и слегка высокомерно всматриваться в лицо Лизы.

– Как будто у меня нет информации, что у отца есть на работе любовные шашни? Нашла чем задеть, вот, уж, дура!

– Как говорится, седина в бороду, бес в ребро. Пусть иногда папы играются с куклами, это даже для их здоровья полезно! Главное, чтобы родные дети были всем обеспечены и про них никогда не забывали. Так что, пока мы тут вместе, этого не будет! – Обведя глазами клинику, отпарировала я, и всем видом показывая, что эта тухлая перепалка мне уже не интересна.

– Ладно, Лизок, не кисни, давай мои карточки! Что там сегодня у меня за процедурки, надо глянуть!?

– Лиза, зайди ко мне! – Послышался голос Карена, который донесся из приоткрытой двери его кабинета.

Услышав команду своего шефа, она с облегчение протянула мне бумаги и быстрым шагом направилась на зов хозяина.

Из-за двери послышался вечно недовольный тон собственника клиники, который певучим армянским акцентом начал отчитывать свою любовницу.

– Убери этот кофе, его же пить невозможно! Что там, на ресепшене, происходит? Опять болтовню разводишь?

– Как обычно, в своем репертуаре, любитель привлечь к себе внимание своими замашками царя! – Подумала я, проходя мимо цитадели местной власти.

Карен был типичным представителем понятия «из грязи в князи». Его родители переехали из Армении в 80-е годы. Жили бедно, занимались всем, чем только можно было заняться в эту сложную эпоху, чтобы дать сыну высшее образование. Ходили слухи, что его отец занимался ремонтом обуви на рынке, а мать жарила чебуреки по соседству. В итоге, благодаря тесту и набойкам их отпрыск смог поступить в медицинский университет, где, как рассказывал отец, с которым он там познакомился, талантами Карен не блистал, но нравился преподавателям своей несгибаемой усидчивостью. Главным приобретением, с которого началось его возвышение в пищевой цепочке, стала жена Марина, оказавшаяся, чисто случайно, (хахаха) богатой наследницей и единственной дочерью в семье армянского бизнесмена. Наверное, в молодой кавказской девушке взыграл зов генов при виде взрослого и молчаливого студента, который, явно, отличался от окружающей ее молодежи своей холодной зрелостью. Иначе, как объяснить, зачем состоятельной невесте выбирать посредственного парня, не имеющего за плечами нечего, кроме упорства и жажды денег? В отличие от своего будущего муженька, по рассказам отца, Марина, была круглой отличницей с большим потенциалом, которому не суждено было реализоваться по вине вышеупомянутых генов. Карену все-таки удалось «уболтать» на замужество наивную девушку, которая после свадьбы обзавелась двойняшками Альбиной и Альбертом, поставившим крест на ее дальнейшей карьере. К этому моменту умер отец Марины, у которого кроме дочери больше не было детей, а так как в кавказских семьях чтят патриархат, то, по воли удачного стечения обстоятельств, именно Карен смог стать во главе большего семейного состояния. Власть и деньги быстро вскружили ему голову, сформировав у вчерашнего неказистого бедняка замашки Наполеона. Все наследство жены он быстро и хитроумно вложил в свой бизнес, навсегда привязав ее к себе не только детьми, но и своим материальным положением.

– Представляю, как ошалела Марина, впервые осознав, что пока она возилась с подгузниками и сосками, муж фактически лишил ее наследства, а следом, и любви до гроба, которую он так же ей обещал! От ироничных размышлений меня отвлек голос клиентки, которая уже сидела возле моего кабинета в ожидании меня.

Здравствуйте, Аллегра Дмитриевна! – Расплылось в улыбке молодое, красивое лицо девушки.

Пациентка, которая так радостно встречала меня, была местной популярной танцовщицей и инстаграмной знаменитостью. В свои 22 года она уже была нашей постоянной посетительницей, которая за короткий срок перепробовала на себе почти весь спектр услуг нашей клиники.

– Привет, Юля! – Поприветствовала я ее в ответ. Как всегда, просто шикарно выглядишь! Такая молодчина, не перестаю тобой гордиться!

– Ой, ну, скажите! Спасибо, Аллегра Дмитриевна, ну, вообще-то, у меня просто есть с кого брать пример! Смотришь на Вас, и хочется так же выглядеть. Такая сногсшибательная внешность, просто глаз не оторвать! – Протяжным модным говором ответила она мне.

– Заходи.