Ошибка природы (сборник)

Сердце в моей груди затрепетало, как птица, запертая в клетку.

Ответ Гертруды я прочесть не успела. Только первую строчку: «Я лучше свижусь с ней».

Потому что надо мной навис Лариков и, угрюмо посмотрев сначала на книгу, потом мне в глаза, спросил зловещим тоном:

– Александра, свет очей моих! Я просил тебя не ввязываться в это дело?

Я кивнула, пытаясь вернуться к книге, которая сейчас волновала меня куда больше нотаций моего бесценного начальника.

– Тогда какого черта?

О боже! Я и не знала, что Лариков умеет реветь, как подстреленный вепрь!

Удивленно вскинув глаза, я увидела, что он и сам испугался собственного вопля. Во всяком случае, отпрыгнул от меня с таким выражением, будто это я, а не он, орала тут во всю мочь своих легких!

– Андрей Петрович, – тихо сказала я. – Всю глубину вашего гнева я уразумела. Свою позицию поясню, если вы, конечно, выслушаете меня без ваших комментариев.

Он хотел возразить, причем, думаю, с обильным использованием ненормативной лексики, но пробурчал:

– Во-первых, ты идиотка, которая лезет в темный подвал, рискуя жизнью.

– Там были дети, – напомнила я.

– Дети могли оказаться бандитами. Это во-первых. А во-вторых, этот Ванцов не любит, когда кто-то влезает в его дела, а ты еще не знаешь, кто это такой!

– Знаю, – сказала я. – Очень милый молодой человек. И мы с ним обо всем договорились. А теперь, если вы пришли в себя и соблаговолите выслушать меня, попытаюсь объясниться.

Он скрестил руки на груди и слегка наклонил голову, насмешливо давая понять, что он весь внимание.

– Ну так вот, Андрей Петрович… Мне кажется немного странным, что в этой истории с Сониной квартирой есть нечто общее с убийством Гордона. Не спорю, сначала я действительно просто сунула нос не в свое дело. Чувствовала ведь личную ответственность за человека, который намеревался стать моим клиентом. Но теперь к этому прибавилось еще кое-что. Из рассказа девочек я вынесла, что убийца Гордона начитан и артистичен. Не всякому придет в голову загримировать себя бинтами. Второе – этот человек считает себя известным или является таковым. То есть, по моему скромному убеждению, он или артист, или телекомментатор. То есть человек, у которого есть основания опасаться быть узнанным. А теперь перейдем к посетителю Сониной квартиры…

Я помолчала, закуривая. Лариков смотрел на меня во все глаза. Кажется, гнев уступил место любопытству.

Мне удалось его заинтересовать. Впрочем, я и сама была удивлена тому, как плавно получается у меня изложение моих безумных идей.

– Так вот, в этом посетителе наличествует эстетизм. Правда, немного своеобразный – я бы назвала это эстетизмом человека, очень долго обитающего на «дне» жизни, то есть в полной нищете, и мечтающего о красивой «рекламной» жизни. Отсюда страсть к дорогим вещам и запахам. Более того, он как бы бравирует этим. Второе – он знает Шекспира. Это склоняет меня к тому, что он актер. Гамлет – болезнь всех актеров. Если тут нет какой-то другой, более глубоко эшелонированной подоплеки, конечно. И вот тут у нас возникает точка соприкосновения… Два случая сливаются воедино. Понимаешь, Ларчик, может, я и ошибаюсь. Может случиться так, что все мои рассуждения гроша ломаного не стоят, но… Чтобы убедиться хоть в чем-то, мне…

Я вздохнула и закончила свою «объяснительную записку» словами Гертруды:

– «Я лучше свижусь с ней. В умах врагов не трудно ей посеять подозренья».

Он смотрел на меня с таким выражением, которое можно было принять за восхищение, но я вовсе не отличалась такой идиотской самоуверенностью.

Поскольку точно так же смотрят на людей, внезапно на глазах утративших рассудок, я скорее склонна была заподозрить своего шефа именно в таком отношении к моим «откровениям».

– Так, – наконец решился он прервать молчание. – Позволь тебе задать один вопрос. Это все твои личные достижения или результаты спиритуальных влияний поэта-висельника?

– Шекспир, ма шер, не был висельником. Правда, сейчас вовсю муссируются рассуждения о том, был ли он вообще, или наш гений – плод коллективного разума. Хотя лично я склоняюсь к тому, что человечество просто не согласно видеть своих отдельных представителей выше самих себя. Последняя версия относительно бедолаги Вильяма особенно шикарна – будто его создали два голубых «вольных каменщика»…

– Сашенька, – простонал мой босс. – Мне кажется, мы сейчас заняты совсем не Шекспиром!

– Да? – искренне удивилась я. – А чем мы тогда занимаемся?

– Квартирой. Мадам Сони.

– Вспомнила, – хлопнула я себя по лбу. – Если принять во внимание, что рассказать нечто о тайне должна мне «она»…

– Кто? О какой тайне?

– О господи! Соня скрывает страшную тайну! То есть я так думаю, что скрывает ее именно Соня, но может скрывать и Маша, только это вряд ли. Маша не создана для сокрытия страшных тайн…

– Сашка! Я ничего не могу понять! Какая тайна? Что за тайна?

– «Что дело дрянь, нет дыма без огня и здесь следы какой-то страшной тайны», – объяснила я ему со всей возможной доступностью.

– Апсайдаун, – горько покачал он головой. – Если я тебя понимаю, можешь треснуть меня по уху. Откуда этот бред?

– Фи, – сморщила я нос, хватая трубку и набирая номер Сони. – Нельзя же так вот называть шедевр драматургии! «Бред»! Это надо же так сказать! И про что? Про «Гамлета»! Нет, Лариков, тебе все-таки надо хоть немного заняться самообразованием! Нельзя же читать только Роджера Желязны и думать, что единственный принц, когда-либо посещавший нашу грешную Землю, назывался Корвином!

Он засмущался, мой бедный шеф. Трудно ему со мной, сочувственно вздохнула я, слушая длинные гудки. Не каждый выдержит такую интеллектуальную личность рядом!

Можно и закомплексовать…

Гудки. Гудки. Гудки.

Мне стало немного не по себе.

– Похоже, ее нет, – пробормотала я, вешая трубку.

– Позвони попозже, – пожал плечами Лариков.

– А если с ней что-то случилось?

– Тогда съезди, – присоветовал босс.

Но я набрала номер снова. На этот раз трубку взяли. Голос Маши недовольно проговорил:

– Алле?

Господи, у нее даже голос замороженный!

– Добрый день, Маша. Можно попросить к телефону Соню?

– А ее нет. Она пошла попрощаться с Андреем Вениаминовичем.

– С кем? – переспросила я, не веря своим ушам.

– С Андреем Вениаминовичем. Гордоном. Разве вы не знаете, что вчера убили ее друга?