Ошибка природы (сборник)

Соня подняла на меня полные невысказанной мольбы глаза и проговорила:

– Да, пожалуй, сегодня я не готова. Но я провожу вас.

– Что вы, зачем? – перепугалась я.

– Нет, мне надо прогуляться.

Я поняла, что ей хочется со мной поговорить, так же, как и мне с ней. Но при Маше она на откровенность не решается.

Поэтому я пожала плечами и сказала:

– Что ж. Пошли прогуляемся по свежему воздуху.

На пороге я обернулась и бросила на Машу пристальный и быстрый взгляд.

Она сидела, смотря в сторону, и кусала губы. В ее глазах застыла обида и печаль.

«Странная она все-таки девочка, – подумала я. – Понять ее совершенно невозможно…»

Глава 7

На город опускался голубой вечер. Соня шла, как сомнамбула, немного замедленным шагом, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Кроме Гордона. Я это знала. Она еще не осознала до конца, что колодец горя глубок, но уже проваливалась в него.

– За что его убили, Саша? – неожиданно произнесла она хриплым шепотом, чтобы не закричать. – За что?..

Она остановилась, не в состоянии больше двигаться, прислонилась к стене и прижала ладони к вискам.

– Осторожно, стена вас испачкает.

Она посмотрела на рукав, быстро вобравший в себя побелку, и выдавила улыбку:

– Какая разница?

В принципе, я понимала ее. Она отряхнула рукав – не до конца, потому что ей было наплевать, что он испачкан.

– Соня, что произошло тогда в театре?

Мой вопрос прозвучал слишком резко. Она дернулась как от удара и беспомощно подняла на меня глаза. Глубокая морщинка недоумения прорезала ее лоб, придав сходство с брошенным посереди улицы ребенком.

– В театре? – переспросила она. – Ах да… В театре. Маша вам рассказала про наш театр? Только там ничего не произошло. Просто все развалилось. Была весна, и в головах у всех бродила любовь. У меня тоже. Театр погиб, только и всего. Но ведь он не живое существо, правда? Поэтому никто его не оплакивал… Впрочем, это не имело отношения к Андрею. Ах, Саша, как больно, что я его… О господи!

Она подняла глаза, полные слез, к небу, пытаясь скрыть их от меня.

– Я его больше никогда не увижу? – прошептала она, закусывая губы.

Что ей сказать? Ничего, да и к чему! Трагическая формула потери еще действовала на сознание, подчиняя себе всю ее волю к жизни.

– Это пройдет, – я взяла ее руку в свою. Рука была ватная и безвольная. – Вам надо только запретить себе произносить эту фразу. Понимаете?

Она кивнула, делая вид, что верит мне. На самом деле сейчас она находилась в глухом и неверном убеждении, что горе вечно, что жизнь кончилась и теперь ей остается лишь собирать осколки прежней своей разбитой жизни, пытаясь склеить воспоминания.

– Саша, вы найдете его убийцу? – спросила она. – Я смогу вам заплатить! Поверьте, я найду деньги!

Она стиснула на груди свои руки. Сейчас для нее всего важнее было найти того, кто превратил ее жизнь в воспоминания. Гораздо важнее, чем обнаружить того загадочного незнакомца, чьи визиты в неурочный час еще недавно беспокоили ее.

– Я постараюсь. Если вы мне поможете…

* * *

Оставшийся путь прошел в раздумьях. За один только день я выудила столько, что мне хватило бы на целый женский роман, переполненный страстями и любовями, равно как и загадками. Легче от этого не становилось. Мой мозг отказывался перерабатывать всю эту информацию, поскольку вполне справедливо был возмущен. «Вы путаете меня с мусорной кучей, любезнейшая! – заявлял он с обиженной миной. – Мало того, что напичкали этими вашими Шекспиро-Вийонами, так еще и пытаетесь понять, каким, собственно, образом все это увязано?!»

Слава богу, он был еще способен помнить имена людей, которые могли бы пролить на мою «темень» хоть немного света.

Я стояла прямо перед лариковским домом. Луна, конечно, щедро дарила мне свет, но совсем не озаряла мой мозг внезапными мыслями и видениями, как это бывает с нормальными сыщиками в нормальных детективах. Так как я сыщица глубоко ненормальная, я в восторге замерла, уставившись на великолепную в белом своем сиянии царицу ночи, и прошептала:

– О боже! «В туманном отблеске луны»!

Усевшись на лавочку, я достала сигарету, как если бы мне не надо было спешить. Мечтательное настроение будто пришло на выручку усталому мозгу, давая ему передышку. Я не видела ничего, кроме луны. Словно отыгравшие первый акт актеры, отошли в тень, растворяясь в лунной дымке, герои трагедии Чистого переулка.

Вместо них, как Чеширский Кот, завис в моем воображении Франсуа с лукавой усмешкой, непонятным образом подаривший луне свои черты.

– Ну-с, – усмехнулась я. – Что вы мне поведаете, любезнейший? Сообщите, что такой дурехи, как я, даже вы не видывали?

Он растаял. Впрочем, что мог мне ответить Вийон?

Я различаю все, что здесь неразличимо.
Я различаю все, но только не себя!

Что до меня, то я сейчас вообще ничего не различала. Только слабые очертания, отголоски чужих реплик, чужих судеб, связанных шекспировской трагедией и Чистым переулком. Луна, порадовав своим обществом, скрылась в темной завесе туч. Где-то прогрохотал трамвай, возвращая меня к реальности. Я вздохнула, поднялась с лавки и пошла в офис, где уже по меньшей мере сто лет дожидался меня мой несчастный босс.

* * *

Увы мне, грешной!

Я стояла на пороге, а Лариков смотрел на меня своим «принципиальным» взором.

– Привет, – выдавливая из себя улыбку, как зубную пасту из тюбика, сказала я.

– Здравствуйте, Александра Сергеевна! – процедил сквозь зубы Лариков. – Наконец-то вы соизволили явиться! Я уж, признаться, и не чаял увидеть вас нынче!

– А сколько времени? – спросила я.

– Вечность, – по-батюшковски ответил мой босс. – Или семь часов вечера. Вы, моя драгоценная, отсутствовали ровно семь часов. И чем это вы занимались?

Я опустилась в кресло.

– Плодотворным общением, – ответила. – И, знаешь ли, устала. Очень устала. Оказывается, разговоры с людьми – самое утомительное занятие. Особенно откровенные. Такое ощущение, что меня целые сутки заставляли вручную класть асфальт. Я даже подумала, не податься ли мне в ночные бульдозеристы? Теперь же мне придется рассказать тебе все и что-то там придумать, а у меня нет сил ни рассказывать, ни придумывать… У тебя случайно нет кофе? Без кофе я вряд ли смогу шевелить моим распухшим мозгом.

– Ну-таки ты и монолог мне выдала! – развел руками Лариков. – И без кофе, заметь! Может, еще что изобразишь?