Репортаж с того света

Я кивнула, соглашаясь с ним, и нажала кнопку звонка. Веселая трель эхом ответила мне, но никто не торопился отпирать.

– Может быть, он уже сидит в редакции и ждет нас? – предположил Сергей Иванович.

Я сунула ему в руки миниатюрную «моторолу», а сама снова надавила на кнопку. Звонок веселился за дверью, а мне почему-то было невесело.

– Да что он там, заснул, что ли? – я даже не заметила, что говорю вслух.

– В редакцию он не приходил, – Сергей Иванович протянул мне мобильник. – Что будем делать?

– Если бы я знала, – я уже барабанила в ненавистную дверь кулаком. – Черт, – я со злостью, не чувствуя боли, ударила в дверь ладонями, и, уступив напору, дверь вдруг стала отворяться.

Это мне совсем не понравилось, хотя в данной ситуации я ничего так не хотела, как проникнуть внутрь.

Стоя перед разверстой в полумрак дверью, я лихорадочно соображала, что предпринять. Я вспомнила героиню моего любимого сериала, которая, будучи частным детективом, без труда вскрывала самые сложные замки, включая сейфные, и проникала в любые труднодоступные места. Я же стояла перед открытой дверью, не решаясь войти. Одно дело читать об этом в книгах, и совершенно другое – самой быть действующим лицом.

– Войдем? – растерянно обернулась я к Кряжимскому.

– Но, Оля, – строго посмотрел он на меня, – это будет нарушением.

Мне показалось, что и он пребывает в некотором замешательстве. Мой вопрос помог ему частично справиться с ситуацией, позволив заговорить на унылом языке Гражданского кодекса.

– Нарушением чего? – почему-то шепотом спросила я.

В отличие от моего законопослушного зама, я сочла момент не очень подходящим для юридических словопрений.

– Ну… – губы Кряжимского, немного выбитого из колеи моим наивным вопросом, вытянулись в трубочку, – это же частная собственность.

– Какая частная собственность, Сергей Иванович? – нахмурилась я. – Вы где живете-то, в Америке, что ли? Пошли, – я решительно шагнула за дверь. – Может быть, ему требуется помощь.

Последний аргумент возымел нужное действие: Кряжимский не стал больше противоречить, лишь неуверенно пожал плечами: мол, мое дело предупредить.

В полутемной прихожей я наступила на что-то металлическое. Из-под ноги раздался противный скрежет. Связка ключей – поняла я. Это мне не понравилось еще больше.

Для тех, кто ни разу не был в «хрущевских» квартирах, объясняю, что там прихожую с кухней соединяет такой аппендикс, как бы вырост из гостиной. Вот в этом-то аппендиксе и лежал худой человек с кудрявыми всклокоченными волосами. И помощь ему явно уже не требовалась. Потому что он был мертв. Из разбитой головы на деревянный крашеный пол натекло немного крови, глаза остекленело и удивленно смотрели в потолок, огромный кадык выступал на тонкой шее словно Эверест. Карманы брюк покойного были вывернуты, а их содержимое – мелочь и несколько смятых купюр небольшого достоинства – валялись рядом. Я склонилась над лежавшим человеком и, чтобы окончательно убедиться, что он мертв, коснулась кончиками пальцев яремной впадины, механически отметив про себя, что тело было еще теплым.

– Не успели, – прошептала я, выпрямляясь.

Я зябко поежилась, будто попала на Северный полюс.

– Господи! – пробормотал за моей спиной Кряжимский. – Это же Клочков.

– Догадываюсь, – я повернулась в сторону комнаты и обомлела.

Нельзя сказать, что смерть Клочкова потрясла меня меньше, чем состояние комнаты, но бардак там был такой, будто по ней прошлась парочка обкурившихся африканских слонов. Довольно скудная обстановка клочковского жилища была буквально перевернута с ног на голову. Весь пол покрывали фотографии самого разнообразного размера. В правом углу под окном темнела гора серпантина из фотопленок. С полдюжины ящичков, в которых, по-видимому, хранились эти пленки, были свалены в другом углу. Сильно обтрепанный диван опрокинут на бок. Двустворчатый шкаф, единственная створка которого висела на одной петле, буквально выблевал из себя все содержимое на пол.

– Елы-палы, – совсем по-митьковски произнес Кряжимский, – здесь что, происходил шабаш?

– Не шабаш, а обыск, – стараясь сохранять спокойную деловитость, ответила я.

– Что же здесь искали? – задумчиво спросил Кряжимский скорее всего для того, чтобы не молчать.

Жертва журналистики, Кряжимский, как это ни парадоксально звучит, верил в слово или, вернее, словам. Да, да, верил, несмотря на отсутствие иллюзий, солидный жизненный опыт и присущую ему, как, впрочем, и всем его собратьям по перу, долю профессионального цинизма. Верил как раз в силу своей специальности, о которой говорил, используя термины «благородная миссия» и «высокое призвание».

– Искали, как мне кажется, то, что имеет непосредственное отношение к деятельности Клочкова как фотографа, – авторитетно обобщила я, испытующе глядя на Кряжимского.

– Фотографии? – как-то испуганно спросил он, сделав удивленное лицо.

– Чему вы так удивляетесь? – с оттенком раздражения в голосе обратилась я к своему заму. – По-моему, случай классический, и терять голову тут не от чего.

Уловив в моей интонации насмешливое пренебрежение и легкую укоризну, Кряжимский поморщился.

– Дима, – раздался из прихожей бодрый старушечий голос, – у тебя дверь открыта.

– Вы закрывали дверь? – шепотом спросила я Сергея Ивановича.

– Забыл, – виновато произнес он. – Не часто приходится проникать в чужие квартиры.

Что же это так не везет-то? Ну почему в книгах и фильмах все получается легко и просто? Теперь эта старушка поднимет истерику – хлопот не оберешься!

Я ринулась в прихожую. На пороге стояла высокая и на удивленье прямая старуха. Лет семидесяти, насколько я могла определить. В кремовой кофточке из тонкого трикотажа и хлопчатобумажных брюках. Легкие седые волосы, нимбом окружавшие ее голову, были аккуратно завиты и причесаны. Через плечо перекинут веревочный ремешок плетеной пляжной сумки. На ногах – кроссовки. Этакая продвинутая бабулька. Увидев меня, она удивленно остановилась.

– Кто вы? – надменно подняла она голову.

Она была выше меня, хотя и меня бог ростом не обидел (как-никак метр семьдесят три), и смотрела сверху вниз. Вот влипли-то! Это же надо, застукали в чужой квартире с трупом хозяина. Ну не молчи же, Оля, надо что-то говорить.

– Простите, не знаю… – смело посмотрела в ее светлые глаза. Во время паузы я старалась подобрать нужные слова.

– Виолетта Гавриловна, – произнесла старуха, сверля меня взглядом. – Я – Димина соседка.

«Что, в гляделки будем играть?» – читалось в ее взоре.

– Меня зовут Ольга Юрьевна, – с достоинством произнесла я, не отводя взгляда, – я главный редактор газеты «Свидетель». Дима иногда приносил нам свои фотографии.

Она продолжала буравить меня своим пронзительным взглядом, но теперь в нем появилось что-то ехидное.

– Так вот, Виолетта Гавриловна, – продолжала я врать, – мы с моим заместителем пришли к Диме кое-что уточнить… Дверь была открыта, и мы вошли.

– Барышня, – иронично произнесла старуха, – если вы думаете, что все пожилые люди выжили из ума и им можно легко вешать на уши лапшу, то вы заблуждаетесь. Это раз.

– Но… – начала я возражать, но она остановила меня.

– Погодите, я еще не все сказала, – строго и назидательно проговорила она. – Если вы действительно главный редактор газеты «Свидетель», то могу сообщить вам, что я регулярно читаю вашу газету. Эта два.

– Да, вот мое удостоверение, – я полезла в сумочку.

– Не нужно, – она высокомерно махнула рукой. – Если это действительно так, то могу добавить, что не все в вашей газете мне нравится. И третье, – тут она сделала театральную паузу, – Дима никогда не публиковал своих фотографий в вашей газете.

«Вот так вот, милочка», – могу поклясться, что я услышала это, хотя она уже закрыла рот. Впрочем, я могу и ошибаться. А вот бабуля ошиблась определенно, если решила, что поймала меня на вранье.