Жёлтые конверты

– Темно было, – повторил Алешка стоически.

Дядя Вова стукнул кулаком по столу и вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся. В помещении запахло табаком. Больше он с Алешкой не разговаривал. Наверное, понял, что ничего не сможет от него добиться, и теперь сидел и заполнял какие-то бумаги. Вскоре приехал Алешкин отец. Наверное, дядя Вова позвонил ему, когда выходил. Со свойственной ему холодной сдержанностью, хуже любого наказания действовавшей на провинившегося, он поблагодарил школьного товарища и вывел сына из отделения.

По дороге домой они не разговаривали. На душе у Алешки было погано. Он чувствовал, что своим легким избавлением прибавил головной боли дяде Вове, подставил отца, как говорят в этих случаях – опозорил, и не достиг поставленной перед собой цели в виде Ленки. На Рамзеса он вообще сильно обиделся. Как могло случиться, что тот убежал, даже не подумав прихватить с собой раненого друга?

Глава 2

Мама тоже объявила Алешке бойкот. То, что среди молодежи обычно вызывает всеобщий восторг, у людей постарше может вызывать совершенно противоположные чувства. В маленьком городе новости разносятся быстро. Мама работала в одном из папиных магазинов, так что время от времени к ней заходили за покупками (или просто поболтать) друзья, знакомые и даже не совсем знакомые люди. После происшествия в «Клетке» они почти каждый раз со вздохом напоминали ей, что воспитывать мальчиков в XXI веке не так просто, как в былые времена. Или что жестокими современных детей делают зарубежные фильмы, где одно насилие. И мама соглашалась со всеми, но каждый раз переживала в душе негодование от того, что именно ее всегда такой положительный и примерный мальчик вдруг пошел по наклонной.

Сам же Алешка хоть и испытывал некоторое чувство гордости от того, что друзья часто вспоминали его подвиг, все-таки переживал за свое будущее. Он, конечно, понимал, что решающую роль при поступлении в университет играют результаты ЕГЭ и что если он наберет три сотни баллов за три предмета, желанный вуз распахнет перед ним двери. Но все же маленькая назойливая муха неприятно подзуживала где-то в мозгу и заставляла нервничать. В конце концов он не выдержал и решил поговорить с тем, кто был, по его мнению, наиболее авторитетным и в этом вопросе.

Мария Максимовна не могла не знать об Алешкином «геройстве». Но то ли она была слишком деликатной, то ли считала, что к ее предмету это отношения не имеет, но она единственная из всех ни разу не заговорила с ним на неприятную тему. Прошло уже три занятия с тех пор, как это случилось. Разбирая употребление артиклей перед географическими названиями, Алешка вдруг спросил:

– Мария Максимовна, а в школе есть какой-то журнал, где фиксируются правонарушения учащихся?

– Такой журнал есть у каждого классного руководителя. Тот, где оценки ставятся, а сзади – личные данные учеников. А почему ты спрашиваешь?

Вместо ответа Алешка решил уточнить:

– И что, на выходе эти данные каким-то образом передаются в университет?

– Все зависит от того, какие именно сведения там содержатся. – Мария Максимовна внимательно посмотрела на ученика. – Я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь. То-то, я смотрю, ты в последние дни сам не свой. Дело в том, что хвалить тебя за содеянное, конечно, нельзя. Это не позиция педагога. Но по-человечески я тебя понимаю. Мне ведь уже успели рассказать, как все было. Только я не понимаю, чего ты переживаешь? Насколько мне известно, Владимир Иванович близкий друг твоего папы, и он не станет портить тебе жизнь. Это уж точно. Разумеется, если такое поведение не войдет в привычку, – улыбнулась она.

Слушая учительницу, Алешка скользил взглядом по комнате. Невольно взгляд его упал на пол и… Из-под старинного серванта на толстых изогнутых ножках снова выглядывал желтый конверт. Как он мог забыть об этом? Стараясь не показывать своего волнения, Алешка перевел взгляд на учебник и, будто бы между прочим, снова спросил не по теме:

– А к вам, кроме меня, еще много учеников ходит заниматься?

– Немного, – задумчиво ответила Мария Максимовна. – ну все, продолжаем, а то мы так без толку проболтаем все твое время.

– А девчонки есть? – прямо спросил Алешка, не зная, что придумать, чтобы вопрос получился без подтекста. Но к счастью, Мария Максимовна уже погрузилась в объяснение и лишь вскользь промолвила:

– Нет. Только четыре мальчика.

Получалось как-то нескладно. Возможно ли, чтобы кто-то решил подшутить над ним? Или же сама Мария Максимовна? Но зачем? Дождавшись конца урока, когда учительница, по обыкновению, вышла из комнаты раньше его, позволяя ему в одиночестве собрать свои книжки и тетради, Алешка подобрал конверт и засунул его в словарь. Уже на пороге он еще раз спросил про тех четверых, что занимались английским. Оказалось, что все они ему хорошо знакомы. С Мишкой из 10 «В» (теперь уже 11) он знался, потому что они учились в одной параллели. Степа был на год младше, но тоже из его школы. Женя, более известный как Жир, учился в другой школе, но был очень популярен. Не слишком любезная кличка прилепилась к нему в детстве, когда он был толще остальных ребят, да так и осталась несмотря на то, что Жир вот уже несколько лет больше всего на свете ценил свои мышцы и с любовью тренировал их в единственном тренажерном зале. Ну а последний – Саша, маленький неприметный мальчик в здоровенных очках, только что окончил шестой класс. Алешка бы и не знал его, если бы в мае Саша не выиграл общероссийскую олимпиаду по математике и его не награждали перед всей школой.

Выходило так, что один из этих четверых мог с какой-то ведомой ему одному целью разыграть Алешку. Выяснить, кто это, требовалось до начала учебного года.

Как и в прошлый раз, конверт Алешка распечатал, отойдя от дома Марии Максимовны на приличное расстояние.

Алексей!

Все это выглядит жутко интересно! Ты как герой детективного романа в одиночку сражаешься с противником, который численно превосходит тебя. Надеюсь, цель сражения была оправданна? Вот так раньше рыцари бились за честь своей дамы сердца. И иногда умирали. Надеюсь, с тобой все в порядке?

Мне бы хотелось так много всего тебе рассказать, но, боюсь, что, даже исписав целую тетрадь, я не передам и половину того, что творится в моей голове. Кажется, твои занятия английским идут в гору. Но ты уж прости меня за такой непрофессиональный совет, думаю, тебе не хватает легкости. Ведь чужой язык нельзя учить, когда не понимаешь и не любишь культуру, сформировавшую этот язык. И здесь тебе может помочь английская поэзия. Только такие стихи, чтобы содержание обязательно пробирало до дрожи.

Знаешь, я иногда играю на губной гармошке. Не бог весть какой музыкальный инструмент, но все же. Зато легко освоить. Не смейся, потому что на флейте или трубе я бы все равно никогда не научилась. Гармошка – единственное спасение. Ну и, конечно, теперь еще эти письма. Мне бы следовало вести себе тихонечко дневник, как это делают другие, и посвящать одну лишь бумагу в свои секреты, но… К несчастью, дневник я веду уже почти десять лет, и это мне порядком надоело. Не подумай, что я выбрала тебя в качестве носового платка! Просто иногда мне кажется, что мы очень похожи. Я бы могла стать такой же целеустремленной, как ты, такой же храброй, готовой подбить кому-нибудь глаз во имя справедливости, и, уж конечно, такой же любознательной. Вообще-то с любознательностью у меня проблем нет. Но вот первые два пункта хромают. Так что на этой милой ноте, пожалуй, закончу отнимать твое время.

    Хорошего дня, герой!
    М. О.

Теперь в Алешкиной теории появились новые нестыковки. Может… это все-таки Мария Максимовна? Об английском в письме говорится предостаточно и описывается новый метод, так сказать, со знанием дела. С другой стороны, не такой она человек, чтобы делиться сокровенными переживаниями с учеником. Фамильярность не ее стиль. Если даже это писал и не один из четырех подозреваемых (как Алешка окрестил других учеников), то наверняка кто-то из них к этому причастен. Требовалось выяснить все обстоятельно.

Вывернув из леса на улицу, он заметил на углу возле старых, проржавевших качелей детвору. Мальчишки и девчонки, на вид первоклашки, играли в мяч, точнее, не играли, а как-то вяло перекидывали его друг другу. В центре на качелях сидели две девочки, остальные стояли по краям. Все это походило на игру под названием «Семья», когда ведущий сначала кидает мяч и выкрикивает разные смешные имена, затем фамилии, дом, в котором игроку предстоит жить, и многое другое. Задача каждого – поймать либо то, что нравится, либо волшебное слово «семья», что дает право выбирать самому. Вот только игра у ребят никак не шла. Каждый из них, включая ведущего, бросавшего мяч, то и дело доставал из кармана мобильник и вперял взгляд в экран, так что другим приходилось тормошить его.

«И в самом деле, – подумал Алешка, – отчего же ребята не подтрунили надо мной так, по-современному? Почему не отправили сообщение на телефон или электронную почту? Да хотя бы в «Одноклассники»? Ведь куда проще – создай фальшивую страницу, прилепи фальшивую фотографию какой-нибудь красотки и пиши себе на здоровье! Но нет, тот, кто писал, явно старомоден и предпочитает общаться письмами, да еще и конверты клеит самостоятельно».

У Алешкиной мамы до сих пор хранилась стопка папиных писем из армии. Они лежали на шкафу в коробке из-под обуви, вместе со старыми фотографиями. Кто станет писать письма в наши дни? Только тот, кто привык. Например, Мария Максимовна. Почувствовав, что должен прямо сейчас разрешить эту загадку, Алешка быстро развернулся и зашагал обратно. Обычно учительница встречала его у калитки, но после его ухода всегда закрывала ее на засов. Оно и понятно. Одна в доме, да еще почти в лесу. Алешка громко забарабанил в ворота. Долго никто не открывал, но вот послышался скрип входной двери и шлепанье тапочек. «Англичанка» открыла калитку и с удивлением посмотрела на него:

– Ты что-нибудь забыл?

– Да. То есть нет. Я хотел спросить… Вы играете на губной гармошке? – Ну почему ему раньше не пришло в голову обдумать, с чего начать разговор?!

– Я?! – казалось, Мария Максимовна искренне удивилась. – Нет, а что?

– А письма вы раньше писали? Вообще писать письма любите?

– Алеша… – слегка сдвинув брови, она смотрела на него расширив глаза. – С тобой все в порядке?

– Мария Максимовна, это очень важно. Пожалуйста…

– Ну хорошо. – она потерла переносицу. – На губной гармошке, как, впрочем, и на всем остальном, я не играю. У меня нет музыкального слуха.

А письма, письма я всегда любила писать. Но сейчас это немного не актуально. Есть же электронная почта, скайп. Скажи мне наконец, что происходит?

– То есть вы никогда не писали мне писем? – Алешка наконец смог произнести прямо то, что его терзало.

– Ты же получаешь от меня e-mail после каждого занятия. Объясни, что случилось!

В этот момент Алешка почувствовал себя очень глупо. Если она и вправду ничего не писала, что ей следовало подумать? Что он сошел с ума? Извинившись и вяло промямлив что-то несуразное, он медленно побрел домой опустив нос и не смотря по сторонам.

Дома Алешка первым делом пообедал. Вообще-то ему не слишком хотелось есть, но запах запеченной домашней утки с молодой картошкой и свежими овощами заставил бы даже мертвого пустить слюну. Судя по тому, что все еще не успело остыть, мама ушла из дома недавно. Отец обычно возвращался с работы не раньше шести, а мама каждый день выкраивала часа полтора, чтобы прийти домой из магазина, приготовить обед и умчаться обратно. И хотя ее единственный сын из маленького, несамостоятельного мальчика давно превратился почти во взрослого мужчину, который так же, как и остальные представители сильного пола, уже брился по утрам, она неизменно соблюдала свой ритуал. Даже обида не помешала ей изменить привычке.

Алешка понимал, что, возможно, если бы в семье, кроме него, были еще дети, родительская забота не ложилась бы таким тяжелым грузом на его плечи, и он в свои семнадцать лет имел бы чуть-чуть больше свободы и, как следствие, умел бы самостоятельно жарить хотя бы яичницу. Но, с другой стороны, что плохого в том, что за завтраком тебе подают вилку, наливают кофе, не спрашивают, а просто кладут в него заранее известное количество сахара? Ведь все это только освобождает дополнительное время для занятий. Алешка не играл в компьютерные игры, не смотрел часами телесериалы, подобно другим своим сверстникам. Он четко шел к своей цели, осознавая, что усилия, затраченные на учебу в последних классах, пропорционально отразятся на всей его дальнейшей жизни. Он уже давно определил основные вехи в своей биографии.

В семнадцать окончить школу с золотой медалью и великолепными результатами ЕГЭ. Поступить в МГИМО на факультет международных отношений; работать во время учебы, пусть и за небольшое вознаграждение, оттачивая иностранные языки. После университета найти работу за границей, не навсегда, а так, на несколько лет, обеспечив себе стабильную материальную базу в виде дома, машины и счета в банке. Вернуться на родину и ближе к тридцати годам задуматься о женитьбе (образ будущей избранницы виделся ему еще несколько размыто). Дальше он планировал завести (почти как животных, а чего еще ждать от мальчишки семнадцати лет?) двоих, может, троих детей и организовать успешный международный бизнес, основываясь на тех связях, которые он приобретет во время работы за рубежом. Все это казалось ему таким же очевидным, как то, что солнце встает на востоке, а садится на западе. Он не допускал ни малейших проколов в этой четко спланированной системе и со своей стороны задействовал все имеющиеся ресурсы. Тот, кто писал Алешке письма, был прав: немного нашлось бы в его окружении людей столь же целеустремленных и требовательных к себе.

Проглотив обед, он направился в свою комнату и раскрыл учебник истории. Однако мысли о желтых конвертах никак не шли у него из головы. Открыв рюкзак, он извлек из него словарь, в котором лежало второе письмо, и внимательно посмотрел на бумагу со всех сторон так, словно там могли проступить невидимые прежде символы. Ничего не проступало. Тогда Алешка поднес листок к носу. От бумаги пахло чернилами. Он еще раз внимательно посмотрел на почерк, стараясь, подобно Шерлоку, разгадать личность писавшего. Но маленькие аккуратные буквы ни о чем не говорили. Разве что мальчики обычно пишут более коряво. Для подтверждения этой теории Алешка раскрыл свой дневник, лежавший на краю стола, и посмотрел на названия предметов, написанные его рукой. Рядом стояли напоминания и комментарии учителей, в основном Надежды Семеновны – классного руководителя. Алешка пролистал дневник назад. На одной странице он нашел запись и от Марии Максимовны. Почерк совсем не походил на тот, которым были написаны письма. И как он сразу об этом не подумал? Не пришлось бы устраивать всю эту комедию с расспросами.

После этого Алешка собрался с мыслями и с головой ушел в повторение по истории периода перестройки. Только когда часы на кухне пропиликали шесть, он поднял голову от книги. В этот самый момент, словно специально дожидаясь назначенного часа, калитка брякнула и послышались шаги поднимающихся на крыльцо людей. Алешка двинулся в прихожую, и, когда входная дверь отворилась, у него глаза чуть не полезли на лоб. На пороге стояли родители, а вместе с ними Ленка.

– Сыночек, забери пакеты, – с улыбкой проговорила мама, хотя еще утром, уходя из дома, лишь проронила: «До сих пор в голове не укладывается, что ты мог так сделать…»

Он взял пакеты и, кивнув Ленке вместо приветствия, отнес их куда следовало. Отец тут же занял свое любимое место у телевизора, а женская половина, помыв руки, принялась за салаты. Удивленный и словно ожидающий разъяснений Алешка остался на кухне и молча наблюдал за непонятным процессом. Нет, мама, конечно, Ленку знала давно. Она всех его друзей и знакомых знала. Город ведь маленький. Но чтобы приглашать на ужин, да еще и нарезать с ней салаты! Что-то здесь нечисто. Выглядела Ленка, как всегда, блестяще. На ней был белый сарафан в крупных цветах, на шее нитка белого жемчуга и такие же сережки в ушах. А волосы в этот раз она мудрено закрутила, так что правильный овал лица и тонкая шея смотрелись особенно хорошо.

Наконец мама обратила свое внимание на сына:

– Ты знаешь, Лешенька (давно уже она его Лешенькой не называла!), сегодня Леночка зашла ко мне в магазин и рассказала, как все было тогда на дискотеке. Я ведь даже и подумать не могла, что ты у меня настоящий герой. Теперь понятно, почему ты дяде Вове ничего не захотел говорить.

– Серьезно? – недоверчиво промычал Алешка и посмотрел на Ленку. Та только загадочно улыбнулась. – И что же именно она тебе рассказала?