Глаза их встретились...
И героини километров и килотонн прочитанных романов в один голос возопили от восторга, а вокруг стали распускаться метафизические розы и запели аллегорические соловьи.
– С тобой все в порядке, о доблестный юноша?.. – автоматически прошептали дрогнувшие губы Мими прочитанные где-то и когда-то строки.
– Благодарю тебя, о прекраснейшая из дев, – срывающимся голосом ответил стеллиандр, – за мое спасение...
– Для меня великая честь – спасти такого мужественного воина, как ты...
– Для меня честь – быть спасенным такой красавицей, как ты... – кажется, он тоже это где-то читал, но никогда не думал, что это может где-нибудь и когда-нибудь пригодиться...
– Твои слова для меня, безусловно, лестны, – зарделась она и потупила взор.
– Это не лесть... Ты действительно... Такая... Необыкновенная... – в поисках нужных слов молодой человек, у которого в школе любимым предметом была физкультура, экстренно перетряхивал мозги, но ничего больше не выпадало подходящего, кроме:
– Но твои косички... косички... они так похожи на змей... иногда...
– Что?!
Соловьи испуганно замолкли, а розы попытались забиться обратно в клумбу.
– Я говорю, твои косички, – продолжал ничего не подозревающий Ирак. – По-моему, они просто замечательные! Я никогда таких раньше не видел! Это ты сама придумала?
– Сама, – от удивления и неожиданности соврала Медуза.
Иногда, если хорошо потрясти, из старого ридикюля на чердаке может выпасть бриллиант.
– Кхм, – отважно откашлялся Ирак. – Дева...
– Мими...
– Да, Мими... Какое ласковое имя... О, волоокая Мими, чей стан стройнее кипариса... не старше тридцати лет... а губы... губы... как вишня... две вишни... только без косточек... и черешков... и листиков... а руки твои, словно... словно... у лебедя... крылья... без перьев... а плечи... плечи... тоже есть... как... как... у лебедя...
Волоокая Мими расширила свои большие очи и с открытым ртом слушала признания своего героя. Ни Изоглоссе, ни Хлориде, ни Полифонии – никому из героинь ее романов поклонники никогда не говорили ничего подобного!.. Вот это да!..
Что-то подсказывало Ираку, что над его комплиментами надо бы еще поработать (лет двадцать), и он решил взять быка за рога, пока предмет его внезапного обожания не понял, что ему, собственно говоря, сказали.
– Не согласишься ли ты стать моей женой и войти в дом моего отца... если он когда-нибудь построит дом для себя? – отважно выпалил он.
Пораженная горгона чуть не разжала объятий, но вовремя спохватилась, сконфузилась, покраснела еще больше, вспомнила, что во всех книжках девушки берут тайм-аут на обдумывание этого вопроса, и едва слышно пролепетала: "Да".
– О, как я счастлив!..
– Ах, как я рада!..
И пусть кто-нибудь после этого скажет, что браки совершаются не на небесах.
– А, кстати, почему мы летим по воздуху, как птицы, и не падаем?..
* * *
Доктор Апокалепсий выпрямился, вытер пот со лба тыльной стороной широкой ладони и пошел мыть руки.
– Дедушка, лечите же его скорей! – ухватил его за рукав Волк, стараясь заглянуть старику в глаза.
– Я мертвых не лечу, юноша. Его земной путь кончился еще часа два назад. Мне очень жаль, но теперь о нем сможет позаботиться только Эвтаназий, бережно донеся его до царства мертвых – Сабвея. Лекарства смертных тут бессильны.
– Но нет... Нет... Нет.. Вы не поняли... – отчаянно замотал головой Серый. – Этого не может быть!.. Этого не может никак быть!.. Вы не поняли!.. Он не может умереть!.. Это... Это... Это неправда!.. Не верю, нет!.. Нет!.. Иван!.. Иванушка!.. Миленький!.. Что ж они сделали с тобой, уроды окаянные!.. Ванечка!..
И Серый упал на тело друга, обнял его, как будто надеясь так передать ему кусочек своей жизни, и зарыдал.
– Как убивается-то... – сочувственно покачал головой Апокалепсий. – Наверное, это был его ближайший друг?
Ирак только молча кивнул.
– Похоже, они оба чужестранцы? – не унимался лекарь.
Ирак снова кивнул.
– Я так и подумал, – удовлетворенно хмыкнул Апокалепсий. – Такие нелепые педилы могут быть только за границей...
Серого как палкой по голове ударили.
Он вскочил.
– Что?.. – с ненавистью прищурился он и угрожающе двинулся по направлению к опешившему доктору. – Что ты сказал, повтори! Ах, ты!.. Да я тебя за такие слова... Да я...
– А что я сказал? Что я сказал? – в панике отступал старичок к своей хибаре. – Что я такого сказал?..
– Как ты нас обозвал?..
– Вас? Кого – вас? – не понял Апокалепсий.
– Нас с Иваном! А?! Каким словом?..
– Вас с усопшим?! – изумился лекарь. – Да что ж я – дикарь какой!..
– А кто сказал – "педилы"?! – обвиняюще уперся руками в бока Волк.
– Педилы? Я сказал, – недоуменно пожал плечами старик. – А что тут такого?
– Может, это у вас ничего такого, а у нас знаешь, что это значит?...
– Может это у вас Дифенбахий знает что значит, а у нас это значит – "грубо сделанные сандалии"!..
Как воина, отважно сражавшегося и погибшего в бою, Иванушку решено было сжечь на следующий день на большом погребальном костре из священных пород деревьев, посвященных богам Мирра.
Теперь только оставалось сообщить об этом решении Ликандру.