– Вон он как своего брата с племянником жалел! А вы говорите!..
– Ага, жалел.
– Пожалел волк кобылу...
– Тс-с-с!
– Заживо сгорели ведь, говорят...
– Ох, не приведи Господь!
– А кто говорит-то? Наш король и говорит!
– М-да...
– А что ж ему еще-то говорить-то? Что жив где-то маленький принц?
– Ага, жди, скажет...
– Тс-с-с!
– А чего ж он маленький-то? Сейчас-то ему, наверное, годков восемнадцать исполнилось бы...
– А то ведь поди и исполнилось...
– Кабы жив-то он был, не страдали бы мы так, поди, от семени крапивного...
– Тс-с-с!
– Тс-с-с!!
– Тс-с-с!!!
– А, может, и найдется еще. Памфамир-Памфалон поможет.
– Помоги ему всемогущий Памфамир-Памфалон!
– А, может, и взаправду...
– Да-а, всякое ведь бывает...
– Не задерживайтесь!
– Один каравай в руки!
– Проходи, проходи, красавчик, не тормози народ!
Заворачивая хлеб в платок, Иоганн Гугенберг быстро оглянулся и зашагал прочь. Надо было занести по дороге хлеб деду и встать в другую очередь.
Через пару кварталов, проходя мимо хвоста своей старой очереди, он украдкой кивнул заспанному Ерминку. Тот, не прерывая разговора, подмигнул ему в ответ.
План подпольного комитета по освобождению Ивана-царевича начинал действовать.
Вечером комитетчики собрались на втором этаже одного из трактиров мастера Вараса. На этот раз собирались тайно, говорили тихо, пили мало – Серый объявил сухой закон до окончания операции. Возражений не было. Гарри не в счет.
– Все идет как по писанному, – докладывал сеньор Гарджуло. – В общей сложности наша труппа побывала сегодня в сорока очередях. И только в одной Кастелло за его слова чуть не побили. Порвали костюм.
– Сторонники Шарлеманя-Томаса?
– Что он такого сказал?
– Он сказал, что при Шарлемане Шестнадцатом было ничуть не лучше, а даже хуже, и что он любит теперешнего короля, и особенно благородного кронпринца Сержио.
– Ха!
– Гут. Чем хуже, тем лучше, – приговорил Волк, уписывая любимые бананы в шоколаде.
– В моей очереди он бы камзолом не отделался, – самодовольно заявил Ерминок.
– Да, ночной поджог, кажется, вывел народ из себя.
– И теперь от нас будет зависеть, куда мы его приведем, – если бы у князя Ярославского был жилет, он, наверное, заложил бы за проймы большие пальцы и добавил: "Социалистическая революция неизбежна, батенька". И сам удивился бы. Но, ко всеобщему облегчению, жилеты на тот период только вышли из моды, и Вондерланд – несостоявшаяся колыбель – мог спать спокойно, хоть опасный момент и историческая месть были так близки...
– Я постоял в семи очередях, – начал свой доклад мастер Варас, – и...
На лестнице раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, ударившись о загрустившего Гарри, что оптимизма ему не добавило, и в комнату влетел первопечатник.
– Друзья, – едва перевел он дыхание, – Я хочу сообщить вам принепре... пренипре... при-непри... плохую новость. Помните, мы говорили тогда, что у потерянных кронпринцев всегда есть талисман, по которым их опознают старые няньки?
– Не талисманы, а привычки.
– Не привычки, а родинки.
– Не няньки, а пастухи.
– Какие пастухи? Какие родинки? Я говорю про пропавшего кронпринца Шарлеманя!
– И садовники тоже.
– Какие садовники?!
– Ну, и?
– Ну, так вот. Сегодня, когда я относил своему деду девятый каравай, я слегка задержался у него, присел передохнуть, так сказать, и мы с ним немножко поговорили.
– Ну, и?
– Мой дед служит архивариусом в королевской библиотеке. Поэтому он знает. Он сам это видел. Своими глазами. А кроме него про это знают только члены королевской семьи. Так что, я не знаю, что мы будем делать, – отчаянно взмахнув руками, закончил свои отчет Гугенберг.