Пять роз от незнакомца

– Эм… Простите. Здравствуйте.

Милич понимала, что положено здороваться, но никак не могла уяснить, зачем. Она не воспринимала все эти расшаркивания друг с другом. В детстве мама всегда напоминала, когда проходили мимо соседей: «Что нужно сказать, милая?»

«Что?» – невинно спрашивала Тияна.

«Ты забыла поздороваться, дочка», – ласково говорила мама.

Директриса посмотрела пристально, Милич не поняла, сердится она или нет.

– Зайдите ко мне, Тияна Тихомировна, – скомандовала женщина.

– Хорошо, Людмила Валерьевна, – пожала плечами Милич.

Пришлось идти в кабинет директрисы, где она бывала весьма редко. Каждый такой визит сопровождался стрессом. Ей всё время казалось, что она провинилась, даже если и не так.

– Присаживайтесь, – Людмила указала на стул у стола, а сама села в своё кресло.

Милич присела на самый краешек, посмотрела на женщину и моментально отвела взгляд. Общаться, глядя в лицо собеседника, было неприятно.

– Я ценю вас как специалиста, Тияна Тихомировна, но, к сожалению, нам придётся расстаться. Понимаете, родители детей, с которыми вы занимаетесь, узнали о вашем диагнозе и потребовали сменить учителя. Более того, они обещали дойти до высших инстанций с требованием вас уволить, если я не сделаю это сама.

– Постойте, но я же не заразная и не агрессивная. Это не тот случай, когда нужно бояться. В классах к тому же камеры, – возразила Тияна.

– Я всё понимаю, Тияна. Поверьте мне, когда я брала вас на работу, то всесторонне изучила информацию о таких, как вы. К сожалению, не все люди готовы делать также, они услышали, что вы с РАС, и заранее поставили на вас клеймо неблагонад?жного и опасного человека. У вас третья группа инвалидности. Вы сможете продержаться на пенсию, пока не найдёте подходящую работу. Подпишите заявление по собственному желанию, так будет лучше.

Людмила Валерьевна протянула отпечатанный лист бумаги, она всё подготовила заранее. Тияне осталось только поставить автограф внизу, и всё, она свободна.

– Последним рабочим днём считается день увольнения. Но у вас сегодня нет занятий, можете идти домой. Не обижайтесь, Тияна Тихомировна.

– Всё нормально. Я только заберу пару своих вещей из класса и уйду. До свидания, Людмила Валерьевна.

– Удачи вам, – ответила женщина.

Милич два года работала здесь учителем игры на фортепиано. Всегда было всё хорошо, никто на неё не жаловался, дети уважали. В одночасье всё пошло прахом. Девушка зашла в свой класс и собрала несколько альбомов с нотами в наплечную сумку. Когда вышла из здания, побрела к остановке, вспоминая прошлое.

В первом классе Тияна училась довольно сносно. Дети читали по слогам, а она уже в пять лет прочла толстую книгу сказок. Ей было скучно на уроках. Во втором классе пошли трудности. Девушка могла разговаривать на двух языках, но вот математика и другие предметы давались с трудом, она не могла запомнить правила русского языка, но интуитивно писал грамотно, даже слишком для своего возраста. Почерк был выверенный буква к букве, но это не добавляло очков в глазах учителей. Все требовали рассказать наизусть правила.

Кроме этого, она ни с кем не общалась, не стремилась завести друзей или влиться в компанию. Из-за странного поведения и невозможности нормально учиться началась травля. Учитель не особо вмешивалась в это.

Когда мать узнала о буллинге, она попробовала поговорить с родителями нескольких зачинщиков, но стало только хуже. Мама хотела, как лучше и рассказала, что дочь на инвалидности. Через пару дней Тияне приказали привести родителей к директору школы.

В то время работал Горшков, пожилой мужчина с лысой головой и седой бородой. Он даже церемониться не стал, пропустил обоих в кабинет. Мама поздоровалась, Тияна молчала.

– Тебя здороваться со взрослыми не учили? – спросил директор, потом махнул рукой и продолжил.

Горшков заявил, что родители его одноклассников против, чтобы их дети учились с такой, как Тияна. Нужно переводить девочку на домашнее обучение.

– Как на домашнее? Вы понимаете, что моей дочери нужна социализация. Она должна научиться взаимодействовать с другими людьми, – возмутилась мама.

– Вот и учите взаимодействовать свою шизофреничку сами. При ч?м тут школа? Учитель будет ходить к вам пару раз в неделю. И один раз Тияна станет приходить в класс. По понедельникам, к примеру.

– Как вы можете?! Моя дочь не шизофреник! – повысила голос мама.

– Ну надо же, – развёл руками директор. – Напридумывали новых диагнозов. Расстройства там всякие. Мне шестьдесят лет, и в моё время таких детей считали шизофрениками. Их учили в школе для дебилов. Сейчас все кому не лень, повадились к нормальным детям своё ущербное чадо совать. Или домашнее обучение, или мы исключим вас из школы.

Тияна слышала, что взрослые разговаривают, почти крича друг на друга, но она не понимала, что происходит. Это она виновата? Потому что она не такая, как все?

Девочка опустила голову, зажала уши руками и закричала. Мама подписала какие-то бумаги, начала успокаивать, попутно обсуждая график уч?бы, потом она вывела из кабинета, и они направились на улицу.

Тияна успокоилась, шмыгнула носом и спросила:

– Это я виновата, да, мам?

Мама присела на корточки и обняла.

– Что ты, доченька? Ты ни в ч?м не виновата. Это они не правы. Ничего, на домашнем обучении будет лучше. Тебя никто не станет обижать.

Тияна мягко отстранилась, она могла вытерпеть только мамины объятия.

Кое-как она окончила девять классов. Сдала экзамены по упрощённой программе. Потом поступила в училище на учителя по фортепиано. Мама в это время боролась за неё, как могла. Часто заступиться за дочь не выходило. На конкурс «Щелкунчик» отправляли Милич, но в итоге поехала дочка какого-то богатого бизнесмена. В другой раз посчастливилось очередному богатенькому, но не ей.

Мама упрашивала учителя, но тот разводил руками и говорил, что так решил директор. Вот и сейчас её выперли из родной музыкальной школы после десяти лет обучения там и двух лет работы, только директор теперь женщина. Было обидно, но как всегда, ни одна эмоция не отразилась на лице.

Тияна возвращалась в дом т?ти раньше обычного. Вероника приболела и осталась дома, Юрий на работе. Кто ещё вернулся, она не знала, бесшумно зашла в дом. Собака на веранде не тявкнула, видимо, гуляла где-то.

У Милич был стопроцентный слух, к тому же очень острый. Она ещё в прихожей услышала, что на кухне ругаются.

– Мне надоело жить в одном доме со странной девкой и её псиной! Да, она моя двоюродная сестра, но я больше так не могу. По её роже фиг поймёшь, что у неё на уме! Не ровён час, в спину ножом ударит! – кричал Паша.

– Не утрируй. Ты знаешь, что Тияна не такая. Она чересчур добрая. Лучше помоги оформить над ней опеку, как над инвалидом. Ты же будущий адвокат и знаешь, что нужно делать, – шикнула Венера.

– На хрена она нам тут, мама? – сказал брат.

– Ты совсем ничего не понимаешь, да? Маринка померла, квартира досталась Тие. Между прочим, родители получали её на всю семью. Там и моя доля была. Когда приватизировали, сестричка беременная оказалась, а мы уже жили в этом доме. Родители сказали, что у меня есть где жить, просили отказаться от приватизации в пользу Марины. Я сделала. Думала, они мне наследство оставят. Как бы не так. Папа и мама сразу же завещали свои доли сестричке.

– И что? – спросил брат.

– А то. Тебе двадцать пять, ты скоро женишься. Упек?м Тию в интернат для душевнобольных, ты в её хате поселишься. Зря я ей порошок в чай подсыпаю, чтобы она агрессивной стала? Зря я нашла родителей её учеников и о диагнозе рассказала?

Тияна слушала это, и сердце разрывалось от боли. Она считала т?тю Венеру и её семью единственной роднёй, теперь оказалось, что всё это иллюзия. Родни нет. Работы нет. Она была никому не нужна, кроме мамы, а сейчас и её нет.

Девушка прямо в туфлях прошла на кухню.

– Ой, Тия пришла, – губы т?тки растянулись в улыбке.

– Меня зовут Тияна. Так трудно запомнить? Я уезжаю домой. Больше у меня нет родни, – сказала девушка совершенно спокойно.

– Вот что я говорил, мам? Скорее всего, разговор наш подслушала, а на лице ни один мускул не дрогнул. Ей-богу, мне скоро начнёт казаться, что я в фильме ужасов живу. Собирай вещи, убогая, и уматывай, – сказал брат.