Царская внучка

– Благодарю вас, ваше императорское величество, – склонился в грациозном поклоне Линар и наградил мою тетку таким обволакивающе-томным взглядом, что та, по-моему, даже слегка поплыла. Во всяком случае, Бирон глянул на саксонского посланника без особой приязни: он отлично знал, что временами его верная подруга вполне способна завести интрижку-однодневку. А тут – такой красавчик. Я, впрочем, сохраняла на лице выражение отрешенного равнодушия к кавалеру.

– Ваше высочество так грациозно танцует, – заметил Линар после нескольких па какого-то замысловатого танца. – Вы могли бы стать украшением любого европейского двора…

– В качестве первой плясуньи? – холодно осведомилась я.

– Ваше высочество меня неправильно поняли, – с некоторым даже испугом отозвался посланник. – В качестве первой дамы, разумеется.

– Боюсь, я вас не понимаю.

– Ваше высочество могло бы выбирать из лучших женихов Европы…

– У меня уже есть жених… с сегодняшнего вечера.

– А я ехал сюда, дабы передать вам брачное предложение маркграфа Бранденбург-Ансбахского Карла, родственника короля прусского.

– Увы, вы опоздали, – с прежним равнодушие обронила я.

– Но ваше высочество еще даже не обручены! У меня с собой портрет маркграфа: ему только исполнилось двадцать лет и…

– Кому исполнилось двадцать лет? Портрету?

Юмор явно не был сильной стороной красавца-посланника.

– Да нет, маркграфу, конечно! Огромные владения, блестящие виды на наследство… Да вот извольте взглянуть.

И Линар, не прерывая танца, ловко вынул из-за обшлага миниатюру в золотой рамке. Я удостоила ее только беглым взглядом, а затем остановилась. Музыка смолкла через несколько секунд.

– Благоволите следовать за мной, господин посланник, – не терпящим возражений тоном повелела я.

И направилась прямиком к возвышению под балдахином, где моя венценосная тетушка уже заметила очередную суматоху в зале и заметно побагровела. Нужно было ковать железо, пока оно было горячо… в прямом смысле.

– Ваше императорское величество, – присела я перед теткой в глубоком реверансе, – господин саксонский посланник изволили мне брачные препозиции делать во время танца. А всем ведомо, что сии дела только вами единолично решаются, да и избрали вы мне уже жениха. Меня же этот посланник бойкий в смущение приводит соблазнительными речами, которые слушать цесаревне русской зазорно.

– Это чем же он тебя соблазнял?! – заорала императрица.

– Пусть он сам вашему императорскому величеству все скажет, – отступила я на заранее подготовленные позиции.

И, с сознанием хорошо выполненного дела, уселась в кресло рядом с графом Владимиром, который проявлял все признаки живейшего беспокойства.

– Надеюсь, он вас ничем не оскорбил, ваше высочество? – осведомился он.

– Не думаю, чтобы брачное предложение можно было считать оскорблением, – мило улыбнулась я. – Но, во-первых, господин посланник должен был обращаться с этим к государыне-императрице, которую я чту пуще родной матушки, а во-вторых…

– Да, ваше высочество?

– А во-вторых, нет у меня такого обыкновения, чтобы до начала бала одному жениху обещаться, а во время танцев – о другом задумываться.

А рядом с нами тем временем разыгрывалось презабавнейшее действие.

– Да как вы могли осмелиться?! – бушевала Анна Иоанновна. – За нашей спиной племяннице нашей, девице непорочной, какие-то препозиции делать! Да в крепости за такое сгноить мало!

– Ваше императорское величество, – защищался побледневший Линар, – я виноват, допустил оплошность. Но грустное происшествие с другой вашей племянницей…

Я покачала головой. Ничего глупее в свое оправдание саксонец просто не мог придумать. Тётушка аж задохнулась от гнева и стала совсем пунцовой.

– Запрещаю упоминать об этой негоднице! Слышать о ней больше не желаю, завтра же прикажу в монастырь постричь!

– Но… может быть брак с маркграфом…

Я не сдержалась и хихикнула. Тётушка, к счастью, этого не расслышала. Но вот герцог Бирон посмотрел на меня с некоторым недоумением. Нужно было срочно что-то предпринимать, иначе он ночью такое императрице про меня нашепчет…

– Тетушка, – ангельским голосом пропела я, – конечно, это не моего ума дело, но мне кажется, господин посланник просто не знает наших обычаев. А ежели он приехал за невестой для своего господина… так ведь есть в близком нам семействе девица на выданье знатного рода. Как раз под пару маркграфу.

– Это еще кто? – набычилась Анна Иоанновна, предпочитавшая все брачные союзы своих родственников и подданных создавать исключительно самостоятельно.

– Принцесса Гедвига Бирон, – обронила я.

Наступила мертвая тишина. Такого поворота событий никто даже и не предполагал. Да и мне он пришел в голову внезапно – эдакое озарение свыше.

Третий ребенок герцогской четы, Гедвига была бы даже хорошенькой, если бы не… горб, унаследованный скорее всего от матери. Да и юна она была еще: одиннадцатый годок пошел. Но из хорошей семьи (а кто сомневался – давно уже находился в ссылке) и протестантского вероисповедания. С приданным проблем также не предвиделось: милостями своей любовницы-императрицы Бирон был сказочно богат, а сыновьям его уже были сосваты невесты-миллионерши. Опять же – с моей подсказки.

Императрица в некоторой растерянности посмотрела на своего фаворита. Тот же, быстро прикинув все выгоды этого гипотетического союза, уже ласково улыбался саксонскому посланнику, находившемуся в состоянии некой прострации. Отвергнуть предложенную кандидатуру? Невозможно: будет оскорблен герцог, а значит – государыня-императрица. Согласиться? Тоже невозможно: вместо красавицы-принцессы царской крови (хотя и подпорченной в варианте с Елизаветой) предложить маркграфу брак с дочерью вчерашнего конюшего?

И ведь он еще явно не знал о физических особенностях принцессы Гедвиги!

– Мы не возражаем, – наконец изрекла императрица. – Пусть высокородный маркграф присылает официальных сватов.

– Но ваше императорское величество! – взмолился Линар. – Я должен хотя бы показать господину маркграфу портрет невесты! Так принято при европейских дворах.

– Прекрасно, – совсем успокоилась императрица. – Пусть завтра же начнут писать портрет невесты. Через неделю сможешь отвезти его жениху, пусть любуется. А ты распорядись, герцог, чтобы не мешкали там и не умытничали, парсуна нужна быстро. Да еще приданое обозначить не забудь. Чай, полмиллиона золотом на дороге не валяются.

Бедняжка Линар отвесил один за другим несколько изысканных поклонов и, пятясь, сошел с возвышения, а потом и вовсе покинул парадную залу. Теперь ему было уж точно не до танцев и не до флирта. Я поискала взглядом Наталью Лопухину, обнаружила ее флиртующей в уголке с другом сердечным Левенвольде, и взглядом же дала понять, чтобы свои амуры пока оставила и за Линаром проследила. Красотка слегка скривилась, но выскользнула из залы вслед за посланником, никем не замеченная.

– Ну, Аннушка, и чем тебя сей кавалер соблазнял? – уже с улыбкой осведомилась императрица, осушая очередной бокал венгерского. – Не захотела ты, стало быть, маркграфиней Бранденбургской быть?

– Не захотела, тетушка, – покладисто согласилась я. – У нас на Руси такими маркграфами дороги мостят. Титл высокий, да, кроме звона, ничего и нету.

– Мосты мостят! – расхохоталась императрица. – Ну, сильна, девка! Маркграфами кидаешься.

– Было бы чем кидаться! – фыркнула я. – Я чаю, у князя Владимира вотчины поболее будут, нежели маркграфство Бранденбургское. Да и богаче Салтыковы…

– Только милостями государыни-императрицы, – очень кстати ввернул мой жених.

– Да уж не прибедняйся, граф. Салтыковы – род древний, на Руси почитаемый, с царями не раз роднились. Матушка моя, царица Прасковья Федоровна, упокой господи ее душеньку светлую…

Все перекрестились. Тихий ангел пролетел.

– А дабы разговоры зловредные и искушения всякие навсегда пресечь, через три дня повелеваю назначить обручение. Аккурат перед Масленицей. А уж после Великого Поста, благословясь, и свадебку сыграем. Ну, выпьем за здоровье нареченных! Порадовала ты меня, племянница, в меня умом пошла, не в маменьку свою, царствие ей небесное…