Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы

Другой набор свойств, уникальных для человеческого языка, предложили С. Пинкер и Р. Джакендофф

. Они обратили внимание на то, что в языке существуют не только отдельные элементы, но и принципы обращения с ними. Так, звуки языка (фонемы) организованы в фонологическую систему. Существуют признаки, противопоставляющие фонемы друг другу (так называемые дифференциальные, или смыслоразличительные, признаки), причем каждый такой признак характеризует не одну фонему, а целый ряд – в результате получается разбиение множества фонем на непересекающиеся классы при помощи сравнительно небольшого числа признаков. И не существует языка, в котором фонемный инвентарь был бы устроен совершенно хаотически. Когда фонемы следуют друг за другом в потоке речи, они несколько изменяются. Например, в английском языке согласные перед i слегка смягчаются (хотя противопоставления по твердости-мягкости в английском нет). То, какие изменения разрешены, какие запрещены, какие обязательны, различается в разных языках и в разные периоды времени. Например, в русском языке нет смягчения согласных перед а, а в истории французского языка такое смягчение в VII в. привело к изменению согласных [г] и [к] перед а ([г] перешло в [ж], а [к] – в [ш]). Именно поэтому из латинского cantare [кантaре] – ‘петь’ во французском получилось chanter [ш?те]. Различаются и правила того, какие звуки могут, а какие не могут быть в начале слова, на конце слова, под ударением, без ударения, между гласными и т. д. Существование такого рода ограничений, как и проходящих через всю систему смыслоразличительных признаков, отмечается лишь в человеческом языке (и нет ни одного языка, где бы их не было).

Немало уникальных свойств Пинкер и Джакендофф находят и у слов человеческого языка.

Во-первых, они связаны друг с другом ассоциативными связями, формируют разнообразные смысловые отношения – синонимические, антонимические, родо-видовые, отношения «часть – целое» и т. д.

Во-вторых, слова связаны друг с другом словообразовательными связями, что отчасти компенсирует принцип произвольности языкового знака. Например, вряд ли кто может сказать, почему ухо называется ухом, но несомненно, что ушастым может быть назван лишь тот, кто обладает ушами (размером больше ожидаемого); ушко – это маленькое ухо или нечто, ассоциирующееся с ухом, и т. д. Такие связи могут выражаться при помощи аффиксов (морфем, не являющихся корнями, – приставок, суффиксов и т. д.), хотя и не во всех языках эта техника реально используется. Словообразовательные отношения (в любом языке, где они есть) образуют сети: так, например, русское слово бегун входит, с одной стороны, в гнездо слов с тем же корнем, обозначающим быстрое перемещение (ср.: бегать, убегать, забегаловка), а с другой – в ряд слов с тем же суффиксом, обозначающим деятеля (ср.: колдун, врун, болтун, хохотун); каждое из этих слов в свою очередь также соотносится со словами, имеющими такой же корень или такие же аффиксы (например: колдун – колдовать – колдовство…, убегать – улетать – уползать… и т. д.).

В-третьих, в значение слов «встроена» информация об их сочетаемости. Например, глагол находиться обязан иметь при себе два компонента (или, как говорят лингвисты, у него две валентности) – кто/что находится (именная группа) и где находится (локативная группа – либо существительное с предлогом, либо наречие места), и, если хотя бы один из этих компонентов не выражен, предложение воспринимается как неполное. У глагола бежать валентность одна – кто бежит, хотя бежать, разумеется, тоже можно только где-то. Именно проблемы с сочетаемостью (а отнюдь не только мода на все западное) привели в русский язык слово спонсор: слово приблизительно с тем же значением – меценат, уже существовавшее в русском языке, не может иметь при себе определение в родительном падеже – действительно, нельзя быть меценатом чего-то. А вот спонсором чего-то (трансляции «Формулы-1», например) – вполне можно.

Далее, в любом языке существуют слова, единственное назначение которых состоит в указании на синтаксические связи в предложении; для многих других слов такая информация является хотя и не единственной, но важной частью значения. Кроме того, синтаксические отношения часто выражаются специальными частями слов – русская грамматическая традиция называет их окончаниями, но в других языках морфемы с таким значением могут располагаться и перед корнем, и вокруг него. Сравните, например, формы глагола в языке суахили: ninakupenda – ‘я тебя люблю’ (ni– ‘я’, -ku– ‘тебя’) и anawapenda – ‘он их любит’ (а– ‘он (человек)’, -wa– ‘они (люди)’) – или в чукотском языке: етык – ‘приходить’, мытъемык – ‘мы пришли’ (данное прошедшее время – аорист – в чукотском языке выражается нулем, а показателем первого лица множественного числа служит морфема мыт-… -мык; -тык в етык является показателем инфинитива).

В словосочетаниях и предложениях слова следуют друг за другом в определенном порядке – он может быть жестким (т. е. обслуживающим синтаксис), как в английском, или свободным (т. е. служащим для выражения тонких смысловых различий), как в русском, но у него всегда есть правила. Так, в русском языке прилагательное в норме предшествует определяемому существительному, а определение в родительном падеже следует за ним, например: добрый совет друга (другие варианты допустимы, но ощущаются как вычурные). В других языках обычным может быть другой порядок. Например, в древнекитайском языке оба определения предшествовали определяемому существительному (gu rau bok – букв. ‘врага старый раб’), а в современном французском следуют за ним (le rappel bref d’une r?gle – букв. ‘повторение краткое правила’), но языка, в котором никакого порядка не было бы вообще, не существует.

Кроме того, в словосочетаниях и предложениях между словами имеются иерархические связи: одни слова являются зависимыми, а другие – главными (и тем самым могут, например, требовать от первых определенной грамматической формы[18 - Впрочем, в разных языках это бывает устроено по-разному: например, в турецком языке или в фарси специальный показатель принимает не зависимое, а главное слово (но этот показатель тоже указывает на наличие иерархической синтаксической связи).]), каждая такая пара может зависеть еще от какого-нибудь слова и т. д. Группа слов, которая вся целиком зависит от какого-то слова, представляет собой синтаксическую составляющую.

Чтобы убедиться, что такие составляющие не выдумка лингвистов, рассмотрим правило построения сложных предложений с союзным словом который в русском языке. В таких конструкциях придаточное предложение ставится после того, к чему оно относится, а союзное слово выносится вперед: [Человек], [который] часто смеется, дольше живет. При этом данное правило применяется не к отдельным словам, а к целым составляющим: Маша пересказала [забавный диалог двух старушек], [невольной свидетельницей которого] она стала в магазине (составляющие обозначены квадратными скобками). Можно видеть, что в придаточном предложении вперед выносится не слово который, а вся составляющая, в которую оно входит, а в главном предложении ему предшествует не само определяемое слово, а опять-таки вся соответствующая составляющая целиком. Эксперименты специалистов по когнитивной науке Томаса Бевера и Джерри Фодора показали, что если человеку дать прослушать предложение, в середине которого на фоне речи слышится щелчок, и попросить, записывая это предложение, отметить позицию щелчка, то человек будет считать, что слышал щелчок не там, где он прозвучал на самом деле, а на границе составляющих