Крылатый ковчег: сборник рассказов

«Oh, mammy. Oh, mammy, mammy blue. Oh, mammy blue…» – стонет акустика. Да, нам точно не по пути.

Лишь однажды в Симеизе, лет через семнадцать, прошлое окликнет меня из черного джипа:

– Све-та-а-а!

С трудом узна?ю в кудрявом белозубом с каре фиксанутого на всю голову.

– Винишка попьем на пляже, как в старые-добрые? Ах. Ты не одна. Жаль.

– Мам, а кто это?

Глава 19. Света Дорс

С кем только меня не сравнивали. Помните Келли из Санта-Барбары? Длинные русые волосы, широкая улыбка. В школе говорили, что я похожа на актрису Робин Райт.

В 1998 году покрасилась в иссиня-черный. Сделала короткую стрижку и познакомилась с Джонни Деппом. Естественно, на широком экране. И понеслось. Вайнона Райдер. Потом влюбилась в творчество Бьорк. Накрутила прическу из шишек и купила в Ганге на Пушкинской оранжевый свитшот. Стала вылитой исландской певицей. Тот же с прищуром взгляд, неординарность.

Увлеклась киберпанком, выстригла затылок и косую челку. Оставила длинные цветные пряди у лица. Добавила черный бомбер, кожаные джинсы и ботинки милитари. Получилась копия «Призрака в доспехах» в исполнении Скарлетт Йоханссон.

Загорела. Осветлилась. Купила красную помаду от Chanel. Накинула пончо в латиноамериканском стиле. Быстро нарекли Софией Вергарой. Одно лицо, не иначе!

К списку смахивающих на меня селебрити можно добавить и девушку Джейсона Борна, обладательницу Оскара, шведку Алисию Викандер. Аву из фильма «Из машины», помните?

Близкие находят сходство с Джессикой Альбой и Натали Портман. Одни твердят – на маму больше похожа, другие – на отца.

Мда… Каждый видит по-своему. Сама долго не могла отличить Джуда Лоу от Эвана Макгрегора. А Мэтт Деймон с Гариком Харламовым вообще на одно лицо.

Когда на собеседовании в пединститут меня спросили: «Каких поэтов на английском вы можете процитировать?» – я прочла стихотворение Джима Моррисона «Шпион». Зачислили. Правда, однокурсники тут же прозвали Света-Дорс.

Но я-то знаю, что я – это я. Просто в юности любила экспериментировать и быть в тренде. Для меня внешность не главное в людях, гораздо важнее то, что живет внутри.

Глава 20. Уроки рока

Парень на сцене неистово топтал тюбетейку. Барабанщик с индейскими косами ударял по бочке одетой в гипюровое белье ногой. Гитарист разрывал перепонки струнам, выворачивал наизнанку спирали косматой головой. Басист угрюмо фонил очками-лупами.

Зрители Первомайки впали в аффективно-депрессивный экстаз.

Мурманск. Рок-фестиваль 1993-го.

Скинхеды и панки под занавес устроили смертоносную толчею. Выскакивали на сцену, дергая ногами и руками, всем телом, как необузданные неваляшки.

С заднего ряда отменно просматривался зал. Одни подпевали «Птичку», другие свистели, остальные жестикулировали на мазафаковском слэнге.

И вдруг солист «Лос Ингредиентс» выдал босой танец на углях. Смесь Студжис с Кейвом с отголосками Дорс. На суд слушателей из внутренней темноты вырвалась отчаянная жажда свободы узника Азкабана. Зал взорвался от восторженного негодования.

– Это мое, – мелькнула вспышка интуиции. Так с первого курса иняза мурманская «Рок-панорама» стала ежегодным событием, которого ждала, как Каренина поезда.

– Я уйду в нереальность, навсегда уйду в нереальность, – заучили мы все.

– Трудно быть вампиром, пьющим мысли, пустые и мертвые, без капли жизни, – стонали под гуттаперчевого Зубарева из «Описиктра».

«Рэббитс Хуф» вообще не писали текстов, а харизматично изображали слова, выдавая коллабористическую белиберду. В приступе агонии звучали покруче самого Хармса.

Первое личное знакомство случилось в апреле 94-го. Шла из библиотеки в общагу, а оказалась на дне рождения у солиста в расписной тюбетейке.

– Блюзовая певица из Никеля? – спросил Юдж.

– Я?!

Подыграли никельские друзья. Вельвет с Пепсом мгновенно переложили на манер дорожного блюза «Хэппиньюеа» Аббы. Пришлось исполнить. И понеслось… Музыка, видео, творчество. Встречи, тусовки, концерты, джем-сейшены на квартирах, репетиционные точки…

Тибетская книга мертвых не раз становилась настольной.

Первым ушел Вадик. Барабанщик «Типового проекта». Студеные похороны после долгих поисков. Нашли на складе Заполярного. До сих пор не понятно, как так случилось. Боль утраты не отпускала. Все, что могли сделать – начали верить. В фатальность, в знаки, в вакуум. Жизнь продолжалась, но внутри поселилась та самая «пустота», про которую позже прочли у Пелевина:

«Жизнь – это то, что ты делаешь с миром, а мир делает с тобой. Типа как секс.

А если ты отходишь в сторону и начинаешь про это думать, исчезает сам предмет размышлений. На месте жизни остается пустота.

Вот поэтому все эти созерцатели, которые у стены на жопе сидят, про пустоту и говорят. У них просто жизнь иссякла – а они считают, что все про нее поняли.

Про жизнь бесполезно думать. Жизнь можно только жить».

Полный зал Кировки набился в 1998-м. Знакомые и ставшие родными лица слились в единый образ. На видео стою возле сцены, скрестив у лица руки.

«Ищут пожарные, ищет милиция… молоху или другому быку… останься тысяча первой», – извергал Юджин.

Музыкальные команды из Мурманска выступали и в никельском ДК «Восход», и в питерском «Там-Таме». Играли в пединституте и в Художественном музее. Писали альбомы. Снимали видео. Читали Кастанеду и Маркеса. Любили собираться на квартирах и подолгу джемить, вливаясь в новые измерения между реальностью и нотами. Искали утраченный смысл в творчестве и любви.

Экспериментировали, взлетали и падали. Сходили с ума. Вешались. Вылетали из окон. Умирали и рождались заново.

Но моя Каренина выжила. Осталась. Зацепилась за любовь близких. Выросла. Поднялась по карьерной лестнице. Съездила с сыном на Gojira в Хельсинки, подпевала хитам на концерте Metallica в Питере, побывала на Marilyn Manson в Праге.

И сейчас, заглядывая в зеркало воспоминаний, вижу, каким важным для меня стало то, что происходило гораздо раньше.

– T. Rex. Children of the Revolution. Вот, послушай. Может, понравится, – предложил отец в далеком 92-м.

– Блеющий Марк Болан в боа и с макияжем? Хм. Круто! Неси еще. – заинтересовалась я.

«Лестница в небо». «Дым над водой». «Отель Калифорния». Незабвенные хиты пришлись по вкусу папиной дочке.

А еще папа слушал Pink Floyd. Колонки на 40 Вт размером с полутораметровые комоды ревели от дома на Спортивной, 8 до стадиона «Металлург».

А еще отец держал свою студию звукозаписи, «Аниту». Там вдвоем с товарищем они чинили телевизоры и перезаписывали аудио- и видеокассеты.

В качестве дипломной работы в художке нарисовала обложку к альбому Bon Jovi: горящий круг, дверь на рельсах и Джон.

– It's my life. It's now or never. I ain't gonna live forever… Да, выбор не был случайным.