Я пойду за тобой

Она все делала обстоятельно и не спеша. Саша любила смотреть, как та готовит, или шьет, сидя за старинной машинкой. У Поли все выходило красиво и плавно, и результат неизменно оказывался блестящим. Нет, ну как такого человека можно было предать и так обидеть!

– Понимаешь, я вдруг осознала, что могу стать лучше, что должна что-то изменить в себе, – делилась своими выводами Полина. – И потом, Сережке всегда нравились худенькие. Ты же помнишь, какой я была, когда мы с ним познакомились? – и она с задорной улыбкой обернулась к Саше, грациозно повернув голову. Это было так естественно, что на ее фоне подобные жесты Изы выглядели ужимками и кривляньем.

– Ага, перемотина, маленький пленник Бухенвальда, – кивнула Саша.

Она уселась на кухонный уголок, согнула ногу в колене и положила на нее подбородок. Ей отчаянно стыдно было смотреть в глаза подруге, а упоминание о ее муже вызывало практически ноющую боль в груди.

Домовитая гостья переложила фрукты в большую декоративную миску и водрузила ее в центр стола, не забыв постелить клеенку.

– Вот, угощайся. Кстати, ты будешь меняться вместе со мной, – и уселась напротив озадаченной хозяйки, подоткнув щеку кулаком.

– И что, я прям тоже сразу стану красивой и стройной? – Саша рассматривала мандарины, яблоки и бананы, прикрытые сверху кистью крупных лиловых виноградин.

– Не совсем, – Полина вдруг поднялась, словно хотела взлететь, взмахнув руками, как пава, и через мгновение уже включала газ и ставила чайник. – Ты еще должна пойти со мной на занятия.

– На какие? Поль, что ты задумала?

– Тебе чего: грушу или яблоко? – Саша не шевелилась, и Полина решила за ней поухаживать. – Ты хоть и худышка, но подточить фигурку тебе не помешает.

– Мне киви, и ножик, чтобы очистить. А, и еще валерьянку, чтобы прийти в себя – я-то полагала, что я идеальна, – и она иронично улыбнулась. – Так что за занятия? Аутотренинг? «Я самая обаятельная и привлекательная»?

– Почти. Тренинг, только не ауто, а физический. Я записала нас на шейпинг.

– Чего? Поля, ну ты даешь! У меня на работе такой шейпинг каждый день, что до дома еле доползаю, ты чего творишь-то! – возмутилась Саша.

Это хорошо, что им сейчас есть о чем поговорить, избегая сложной и ужасно деликатной темы. Да и какая она к черту деликатная! Отвратительно грязная тема, и Сашка уже не знает, куда девать свои глаза. Как же тяжело хранить страшную тайну и не понимать, как ею распорядиться.

Все же Изкина помощь ей необходима. Спасла же она ее саму, когда случилось… то, что случилось. Только методы у нее слишком уж радикальные, а от того болезненные. Была бы Изка хирургом – у нее был бы только один метод лечения: ампутация!

– На меня даже не рассчитывай, – буркнула она.

Получив свой заказ, Саша с головой ушла в процесс очистки фрукта в прямом смысле слова, склонившись над тарелкой так, чтобы Полина не смогла увидеть ее глаза.

– Да тут не далеко, и не поздно. Начало в восемь вечера, два раза в неделю, – информировала ее подруга, заваривая чай. Только что произнесенный вслух отказ она проигнорировала. – Уж два-то дня в неделю можешь помучиться ради счастья своей подруги, а? В нашей бывшей школе, кстати, представляешь?

– Представляю. Прямо в спортзале?

– Не говори-ка – ностальгия, да? Сколько лет прошло…

– … а мы все такие же глупые. И несчастные, – пробормотала Саша, перестав улыбаться.

Полина внимательно на нее посмотрела. В ее взгляде промелькнуло ставшее уже привычным беспокойство. С некоторых пор оно охватывало ее при мыслях о подруге.

– Ты опять о своем бывшем грустишь? – произнесла она тихонько, пытаясь объяснить причину внезапной печали. В последнее время Саша часто замирала с застывшим взглядом, уходя в себя, и было видно, что кое-что из разглядываемого ей очень не нравилось и даже причиняло боль.

– Ты что! Еще чего не хватало. Я нарадоваться не могу, – загробным тоном, опровергающим собственные же слова, произнесла девушка, откусив половину киви и отвернувшись к окну.

– Ну и славно, ну и прекрасно. Я рада, что все закончилось хорошо, – Полина не стала распространятся на эту тему, уже пожалев, что вообще ее коснулась.

Они с Изкой помнили, как переживала Саша расставание с Пашкой. С ярким, громким, деятельным Пашкой, умеющим устроить фейерверк в любом месте, где он оказывался. Человек-праздник, харизматичный удачливый проходимец. Саша обожала его, и долгое время даже не понимала, что он с ней делает, как ее ломает, а когда глаза ее раскрылись, разочарование ее было так сильно, что девчонки по очереди ночевали с ней почти неделю, не доверяя помощи Федора в столь деликатном деле, как утешение при расставании с любимым человеком, неожиданно оказавшимся подлецом.

Сейчас Саша и не думала вспоминать о делах минувших дней, вычеркнув этого человека из памяти и со спокойным удовлетворением убеждаясь, что в ее сердце он не оставил такого уж большого следа, и что очарование им оказалось намного меньше и слабее, чем разочарование.

На первом плане сейчас был Сергей и его подлость. Если Сашу и Пашку связывали ничем не закрепленные отношения, то Полина пребывала в прочном и как всем казалось, надежном браке вот уже третий год, и была счастлива. Безумно любя своего мужа, она не замечала ничего, на что Иза постоянно пыталась обратить ее внимание.

Помаду на вороте своей рубашки муж объяснял неудачной попыткой помочь секретарше собрать выроненные из рук папки с документами, запах духов – пребыванием в обществе коллег-женщин на затянувшемся совещании.

Саша закрывала глаза на это все так же как и Полина, не желая верить в то, что близкий человек способен на измены и обман, и вот пришло время, когда жестокая правда встала во весь рост, готовая обрушиться на несчастную девушку, обожающую своего мужа.

Сергей никогда не знал и не пытался узнать, что и где находится в его доме. Купив вполне приличную квартиру и позволив жене обставить ее с завидным вкусом, он не заботился о том, где хранятся его носки, белье и даже мыльные принадлежности. За все в доме отвечала Полина. Подать тапочки пришедшему за полночь мужу – ее прямая обязанность. И она неслась как угорелая в коридор, пошатываясь спросонья. Как же – муж всю ночь заседал, устранял аврал или вырабатывал стратегию предприятия, и ее долг как любящей жены – обеспечить ему уют и покой, перестроив его крепость в милый дом, полный красоты, чистоты и запаха пирогов. Он же под пулями каждый день ходит, а она дома отсиживается. Ну как дома – по магазинам и рынкам бегает, полы намывает, белье стирает, новые рецепты изобретает.

Его цель – спасти мир и обеспечить семью, а ее намного скромнее: накормить повкуснее, спинку потереть, массажик сделать и на ночь сказку рассказать.

Как оказалось, главным сказочником в семье Медведевых был все же Сергей.

И как Полине все это теперь принять? Что с ней будет, когда откроется, что ее уют и счастье оказались ненастоящими, а забота – никому не нужной, что авралы и заседания проводились не на работе, а в сауне или на чьих-то съемных квартирах?

Иза сразу заговорила о разводе, Саша же пока воздерживалась по поводу какого-либо решения, а Полина… Полина наверное простит его, если Сережка решит сохранить брак. А он наверняка так и сделает. Где ему еще найти такую чтобы готовила, стирала, на ночь чистую рубашку с собой давала, накрахмаленную и надушенную. Как же – ведь Сереженька устанет и вспотеет, когда заполночь будет спорить с начальством о перспективах развития и стратегии производства, а выглядеть должен всегда свежим и представительным!

Его-то шалавы-студенточки и не умеют, наверное, борщ сварить или стрелки на брюках отгладить. Да им это и не надо, они больше по другой части промышляют и мастерство оттачивают, а Сережка – он к уюту привык, вниманием жены избалован, без нее ничего не может.

Нет, за Польку он будет бороться до конца, и наверняка еще постарается выставить ее подруг в таком свете, что они окажутся просто подлыми завистницами, готовыми оклеветать честного человека. Нда, дела…

– Хорошо, Поля, я пойду с тобой на эти занятия, – вздохнула Саша, отодвигая тарелку с кожурой. – Только при одном условии…

– Давай, говори уже, чего потребуешь взамен? – вздохнула девушка с притворной досадой, откидывая густую длинную косу на спину. – Но имей в виду – коллекцию календариков и кофеварку я тебе все равно не отдам, ни при каких условиях, даже не проси.

– Ладно, кофеварку свою с календариками можешь оставить себе, что я зверь какой-то, что ли. Но пообещай, что пироги ты печь не перестанешь. Обещай! – сделав страшные глаза, потребовала Саша. – Клянись на мукЕ, что плюшки и курники по-прежнему будут встречать нас в твоем доме.

– Ох, Сашка, без ножа режешь, – теперь Полинин вздох не казался наигранным. – И зачем тогда нам шейпинг, если потом пирогами будем набивать животы, подготовленные для шашечек пресса?

– А вот надо, потому что вкусно. Даже Иза готова злоупотреблять ими, а ты знаешь, как она печется о своей фигуре.

– Да уж, ее фигура – ее хлеб, – кивнула Полина, подвигая подруге чашку с чаем.

– Но даже от этого хлеба она отказывается ради твоих пирогов. Так что, мать – да здравствует сдоба! Из твоих рук – что угодно!

– Отлично, завтра без двадцати восемь буду ждать тебя у входа в школу. В спортивном костюме.

– Что, уже? Так быстро? И надышаться перед смертью не дашь?

– Конечно! У нас соглашение, ты забыла? Я твое условие выполню, и дело теперь за тобой.

– А мужчины-то там хоть будут? – Саша умела делать такие умильные мордочки, что не рассмеяться было не возможно, и Полина не удержалась, хихикнула.

– Только один – тренер.

– Правда? А конкуренток, то есть занимающихся, много?